18 Х 9
Шрифт:
И слава богу, что я тогда покинул деревню и уехал в Питер, а он меня принял в свои суровые, но спасительные объятия! Мой наставник и воспитатель, Петербург, – город таинственных свершений, город вечного мрака: туманный, холодный, серый и бесподобный, как душа человека. Как я благодарен тебе! Как я люблю тебя! Мой город. Лучший город на свете. Спасибо тебе, Петербург, за то, что взял меня в свой игровой состав.
Смена жизненной парадигмы проходила сложным путем, и этот процесс не закончился по сей день. Вечно мы ищем, вечно хотим чего-то большего, все выше и выше стремимся подняться – пока вновь не упадем, чтобы снова встать. И так без конца. Началось со спорта, а изменилась вся жизнь.
Я нестерпимо захотел жить по-другому, по-доброму,
Дорогие мамы и папы! Если вы хотите добиться того, чтобы ваше дитятко прожило свою жизнь на оценку «два», заставьте его в школе учиться на «пять». Именно заставьте. Результат будет диаметральный, но стопроцентный.
Добиться в жизни… Нет, не счастья, об этом человек не думает, и я никогда не думал, и до сих пор не понимаю окончательно этого слова – счастье. Результата! Счастье – это производное состояние. Результат твоего стремления к цели дает тебе ощутить кайф от жизни, от проделанной работы. И чем выше цель, чем труднее было ее достичь (а высокие цели всегда достигаются с трудом), тем полноценнее плод – радость. Счастье. В этом ощущается чувство собственного достоинства, чувство того, что ты – человек. Во что бы то ни стало добиться результата! Маленькие шаги рождают большие пути. Но прежде – цель, прежде – уметь заглянуть в будущее через свою мечту, а потом идти только вперед, неукоснительно внимая голосу сердца.
Но тут важно правильно расставить приоритеты и определить нравственную полярность пути. Опять эти приоритеты Горского…
Глава третья
«Теремок»
И вот я стою у железной двери спортивного зала, где проходят тренировки по волейболу, на пороге своей новой жизни.
Это было осенним темным вечером. Все светлое и лучшее зарождается темными вечерами, когда жизнь входит в осеннюю фазу, когда все вокруг увядает, когда промозгло внутри и дожди без конца льют и льют, как слезы из глаз плачущего неба; когда заблудился в потемках и душа ищет выход к свету, к смыслам; когда сердце жаждет Бога, спасения. Ведь осень – это тоже закат: уходит яркое солнце, тепло, и душа готовится к зимнему сну, предвкушая в мечтах своих новую весну. На закатах приходят рассветные мысли, за спиной остается дневная суета, в сердце освобождается место для новой мечты, чтобы, забыв о неудачах и тревогах прошедшего дня, завтра начать все сначала. Ставя точку в пройденном пути, мы тут же выводим заглавную букву будущего дня, наполненного радостными встречами и любовью.
У серой двери, ведущей в рай – спортивный зал с обшарпанными стенами и разметкой восемнадцать на девять метров, – стали собираться подростки, местные волейболисты. Я волновался и переживал. Волейболисты! Кто они? Городской волейбол в сравнении с нашим деревенским – это небо и земля. Хотя он и был у нас в поселке любим всеми от мала до велика, все же это был «провинциальный волейбол» – больше как добрый веселый досуг, чем спорт как таковой. В деревне все такое, как будто слегка недоделанное, с печатью культурного несовершенства. Но «провинциальное» не означает «плохое». В провинциальности нет завершенности, и от этого она – как любимая старая игрушка для ребенка, который предпочтет вырезанную из полена саблю новенькой яркой вещице. Он схватит ее жадно ручками, повертит, повертит – и сломает, и выбросит. А с деревянной будет ходить днями, не выпуская из рук. И не заснет без нее. Потому что эта странная примитивная игрушка содержит в себе огромную созидательную силу, потенциал, дающий пищу для воображения и мысли. Несовершенный образ в наших руках дарит нам возможность стать творцом, рождает желание сделать лучше: найти, создать, изменить, построить – довести до конца. Победить!
Поэтому все деревенское и сельское, со всей своей покосившейся жизнью, кривыми заборами и некрашеными избами, нашему сердцу ближе и милее. Потому что здесь каждый чувствует себя творцом. Человеком.
Из провинций выходят все покорители, все Александры Македонские – завоеватели мира. Все они – деревенщина, осаждающая города и завоевывающая их сокровища. Это варвары, претендующие на место под солнцем. Они приходят со степей и дремучих лесов, где все сурово и аскетично, но безгранично и абсолютно; где деревенская ребятня – провинциалы с обочины цивилизации – воспитывается в условиях дефицита и непорочной бедности. Но, вскормленные бескрайней свободой, парным молоком и небом, с ветром и солнцем на «ты», они приходят и покоряют миры. И забирают себе все лучшее.
Деревня – это земля и трава. Ляжешь на травку, и небо видится ясно, а звезды мерцают, переливаясь, – о, как они прекрасны! И хочется научиться летать, глядя в бескрайние эти просторы. И облака в небесной дали как барашки пасутся, и солнышко светит, речка, мостик без одной доски посередине – и жить хорошо, и жить хочется!
А вышколенное городское, само себя небом назвавшее, – совершенное и во всем завершенное, а значит обесцвеченное, обезжиренное, от переизбытка безвкусное, потерявшее соль и суть. Начисто вымытое; комфортное; постоянно капризное; самолюбивое; брезгливое; о себе слишком возомнившее – всегда со временем подгнивает, ничего кроме себя не видит, поэтому высушивается и остывает. Умирает.
Но. Справедливо будет сказать, что понятия «город» и «провинция» не сводятся только к пространственным и административным границам. «Провинция» и «город» – категории, применимые ко всему, что можно поделить на совершенное, элитарное и несовершенное, «маргинальное». Даже внутри одного человека можно отыскать «город» и «деревню» как два полюса необходимых друг другу сил, рождающих желание совершенствоваться. Завоевывать. Провинциального в большом городе не меньше, чем в деревне, и элитарного – в маленьком городе. И зазнобистого в деревне тоже не меньше: местные князьки, мнящие себя элитой в маленьких городах и селах, более выразительны в отрицательных качествах. И в городах есть свои «деревни» – некая часть несовершенного, цивилизацией забытого, жизнью обделенного…
В нашем поселке волейбол всегда был в почете. Традиция зарубаться на площадке девять на восемнадцать – это мне еще дед рассказывал – была у наших мужиков главным спортивным развлечением. Это стало чем-то вроде церковных ритуалов – духовными скрепами тогдашнего советского общества, деревенской общины. Особенно майскими и июньскими вечерами, когда ночи были белыми, все мужское население после трудов своих собиралось у сельского клуба, где были вкопаны два столба и висела сетка. Играли пятью-шестью командами на вылет до самой ночи, устраивая шумные баталии с кожаным, со шнуровкой сбоку, не очень круглым мячом. Играли все. Какой это был волейбол? Замечательный: веселый, азартный, любимый, родной – народный.
Отец начал брать меня с собой на игры, когда я еще и в школу не ходил. А как подрос, стал ездить с ним и на соревнования: каждый год в райцентре проходила спартакиада, где наши мужики соревновались с другими поселковыми командами. Волейбол у нас тогда в стране был как шахматы: кем бы кто ни был – играть умели все. Два раза в неделю всю осень, зиму и весну наши мужики собирались на состязания в школьном спортивном зале, и батька мой был одним из первых. А позже, когда мой рост достиг нужной высоты, я тоже стал участвовать в этих соревнованиях. Потом играл за район: и в юношеских, и в мужских составах. Мне казалось, что у меня получается очень хорошо, и я не стеснялся мечтать о самых больших высотах.