1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов
Шрифт:
Проводимые по приказам наполеоновской администрации приготовления к военным действиям могли заронить в души искру надежды, вселить осторожный оптимизм, а могли и вызвать горькую иронию. Вот в Провене организовали городскую гвардию: префект даже позволил этим гвардейцам самим выбрать себе командира: им стал сын местного нотариуса. Паске отметил не без сарказма в своем дневнике: «...правительство прислало нам две телеги пик и потребовало, чтобы горожане и сельчане, вооружившись этими пиками, колунами, косами и жердями, отбросили врага». Хорошо, что мудрый мэр Жан- Батист Лаваль велел при приближении значительных сил противника «пики спрятать, а жителям сидеть тихо». Горожане были за это мэру благодарны. Командующий городской когортой также припрятал свою униформу, плюмаж и саблю, переодевшись в привычное для него платье нотариуса [245] .
245
Ibid. Р. 199.
Но вот 7 февраля под стены города прибыла пехотная дивизия из Испании, «эти старые усачи, сильно отличавшиеся от последних призывников, еще пахнувших материнским молоком, были нашей последней надеждой» [246] . Но и за «последнюю надежду» следовало заплатить: накануне мэру пришло распоряжение от префекта - обеспечить прибывающих военных всем необходимым, включая лошадей и повозки. Наличие французских войск ободряло, но доставляло неудобства. Аббат жалуется, что в своем маленьком доме он был вынужден принимать 20 человек: даже в его кровати спало два офицера, включая командира, который за ночь 17 раз вставал, принимая эстафеты. Два денщика спали под лестницей, два сержанта - на кухне,
246
Ibid.
247
Ibid. Р. 198. Жители Компьена также полагали, что им не избежать оккупации: в Компьене царили мрачные настроения, будущее рисовалось в самых темных тонах. Расположение города на берегу Уазы, на пересечении нескольких дорог, давало все основания полагать, что противник захочет овладеть этим пунктом. См.: Escuyer. Op. cit. P. 633.
Уже не тревогу, а панику и бегство населения вызывал вид оставляющих город французских войск и эвакуировавшихся представителей администрации [248] . Коленкур, встретив в Нанси префекта Эпиналя и заместителей префектов Сен-Дье и Ремиремона, которые бежали сюда под охраной местных жандармов, отметил, что прибытие этих гостей ночью в город вызвало лишь тревогу, теперь уже в Нанси «многие спасаются бегством» [249] . Началась цепная реакция...
248
«Наконец отступающая французская армия прошла 13 января через Люневилль. Все функционеры, за исключением мэра, последовали за ней 14 января. Ожидалось, что в этот день придет враг». См.: Guibal Ch.-А. Journale de ce que j’ai vu ou fait de plus remarquable depuis l’age de six ans et demi // Le Pays lorrain. 1925. T. 17. Р. 293.
249
Цит. по: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 63.
Немало способствовало нарастанию тревог отсутствие надежных известий. Официальные заявления правительства либо опаздывали [250] , либо вызывали сомнения [251] . Ощущение изолированности вызывало мысли, что Париж бросил провинцию на произвол судьбы. Франция начинает жить слухами. Слухами питалось и столичное общество, и провинциальное [252] . Запись из дневника малолетнего Гюибала из Люневилля, сделанная его отцом [253] в начале января 1814 г.; «Все дни прошли в тревоге в связи с приближением врага, который, говорят, уже занял Сен-Дье, Эпиналь и Мерикурт... [254] » 1 февраля в Лаоне к вечеру началась «самая живая ажитация» из-за слухов о приближающемся противнике. Тогда тревога оказалась ложной [255] . В письме от 17 января уже упоминаемый выше аббат Сурда сообщает о попытке его знакомого «подправить весьма устрашающие слухи, уже несколько дней циркулирующие в народе» [256] . Э. Крево писал, что в тех регионах, которым непосредственно угрожало вторжение, началась настоящая паника: молва распространяла истории о всяческих насилиях, о терроре, что царил в деревнях, все ждали ужасных репрессий (курсив везде мой.
– А. Г.) [257] .
250
Дело даже не в скорости продвижения союзников, а в том, что политика государства обязывала газеты скрывать ту скорость, с какой отступали французские войска. См.: Tondu-Nangis H. La bataille de Montereau (16 fevriere 1813) // De la campagne de Saxe a la campagne de France. Lettres et souvenirs (1813-1814). Р., 2000. Р. 88. Известие, что враг перешел границы Франции, жители г. Шомона получили 4 января. Их главное тогдашнее чувство местный краевед Эмиль Жолибуа охарактеризовал как «растерянность» (consternation): власти молчали почти весь день. См.: Jolibois Cl.E. Histoire de la ville de Chaumont... Р. 317.
251
Мортонваль, описывая капитуляцию Парижа, отмечает, что газеты и официальные бюллетени еще тщились вселить в парижан надежду, когда вдруг толпы крестьян, бежавших от казаков, наводнили парижские бульвары. См.: Mortonval [Guesdon A.F.]. Campagnes de France, 1814 et 1815. Р., 1826. Р. 139-140.
252
«В городе ходили страшные слухи о том, что русские солдаты жаждут отомстить за пожар Москвы 1812 года и сжечь Париж». См.: Мильчина В.Н. Париж в 1814-1848 годах: повседневная жизнь. М., 2013. С. 9. Несмотря на все эти слухи, в Париж стекались со своим скарбом крестьяне из близлежащих деревень.
253
Шарль-Франсуа Гюибал (1781-1867), нотариус. Шарль-Андрэ Гюибал (1807-1887), будущий инспектор мостов и дорог.
254
Guibal Ch.-A. Op. cit. P. 293. Слухи могли быть и обнадеживающие: «В последние дни февраля много говорили, что союзники разбиты». См.: Ibid. Р. 294.
255
Devisme J. Histoire de la ville de Laon. Laon, 1822. Р. 189.
256
Sourdat. Op. cit. Р. 485.
257
Creveaux Е. L’occupation etrangere dans le departement de l’Aisne en 1814 et 1815 // Etudes et documents divers. Р., 1936. Р. 174.
Жители коммун делились своими соображениями с друзьями и соседями, пытаясь вселить в них уверенность или заражая их паникой. Как писал Паске, мнение у жителей Провена разделилось: одни твердили о грабежах, о том, что враг заберет все до последней рубашки, другие же, напротив, заверяли, что союзники к личной собственности относятся с уважением, а французов так даже и любят. И, как писал аббат Паске, это «колебание между страхом и надеждой» было хуже самого зла [258] .
258
Pasques. Journal de Provins... Р. 196.
Об умонастроениях гражданского населения Франции накануне вторжения 1814 г. писали многие исследователи: от краеведов, акцентирующих патриотизм жителей своей коммуны, до авторов обобщающих работ по истории кампании 1814 года, сетующих то на предательство, то на усталость. Писали и пишут о «беспокойстве», «напряженном ожидании», но, конечно, более откровенно надо говорить об элементарном страхе большинства населения приграничных регионов [259] . Конечно, в связи с вторжением союзников на территорию Франции в 1814 г. население Франции обуревали самые разнообразные опасения и страхи, но на первом месте стоял страх, что союзники (русские и немцы) захотят отомстить. И за Вену, и за Берлин, и (особенно) за Москву. По крайней мере, французам такая месть казалась вполне естественной: что еще можно ожидать от варваров?
259
«Простые люди и знаменитости, сторонники Наполеона и убежденные монархисты - все ожидали страшного мщения со стороны вражеских армий». См.: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 18.
Смятение обывателей перед любым вторжением усиливало наличие среди «войск царя» страшных «казаков», с которыми жителям Франции предстояло познакомиться самым непосредственным образом: первыми шли так называемые летучие отряды, состоящие преимущественно как раз из казаков [260] .
Как пишет Жего, помимо страха финансовых и политических элит империи за свое будущее проявляется другой аспект - страх перед террором интервентов [261] . Конечно, сравнение вторжения 1814 г. с переходом варварами в 406 г. границ Римской империи выглядит анахронизмом. Но страх был вполне реален [262] . Этих русских и пруссаков, переходящих границы империи, большинство французов рассматривало как «кровавых монстров, как орду, обрушившуюся на страну и уничтожающую все на своем пути» [263] . Как признавался П.-Ф.-Л. Фонтен, он был «далек от мысли, что армия победителей, состоявшая из двадцати народов и огромного количества диких орд, которым был обещан грабеж, завладеет Парижем без насилия, без малейшего эксцесса» [264] . К. Батюшков писал из деревни Фонтен под Бельфором, что французы «думали, по невежеству - разумеется, что русские их будут жечь, грабить, резать...» [265]
260
Р. Дотёйль уверял, что особый трагизм ситуации придавало то, что к городу движется не просто враг, а русская армия с ее казаками, которые были почти варварами. См.: Dauteuille R. L’occupation russe et prussienne a Saint- Quentin en 1814 // Federation des Societes d’Histoire et d’Archeologie de l’Aisne. Memoires. T. XXXI. Chauny, 1986. Р. 104.
261
Но существовали опасения и другого рода: цивилизация, покоренная варварами, может перестать существовать или, по меньшей мере, будет варваризована. Как пишет современный исследователь этого вопроса Ж. Антрэ, «французы опасались, как бы те, кого они рассматривали как рабов, не сделали бы рабами и их самих». См.: Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysees... Р. 227.
262
«Одно только имя казаков вселяло внезапный и непроизвольный ужас. Я видел двадцать тысяч человек, готовых отступить и броситься спасаться бегством при крике одного труса: “Вон казаки!”». См.: Bausset L.F.J. Memoires anecdotiques sur l’interieur du palais et sur quelques evenemens de I’Empire, depuis 1805 jusqu’au 1er mai 1814, pour servir a l’histoire de Napoleon. 4 vol. Paris, 1827-1829. T. 2. Р. 157. Их «имя и облик сеяли ужас и подавляли волю к сопротивлению». См.: Beauchamp A. Histoire de la campagne de 1814: et de la restauration de la monarchie francaise. Р., 1815. T. 1. Р. 150.
263
Jego Y. La campagne de France 1814. Р., 2013. Р. 37.
264
Цит. по: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 19.
265
Батюшков К.Н. Сочинения. СПб., 1886. Т. 3. С. 246. См. также: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 56.
В письме от 22 декабря 1813 г. Сурда, описывая тревоги ввиду предстоящей военной кампании, отдельно упоминает казаков, называя их «днепровскими дикарями» и «арабами Севера» [266] . Он честно признается, что население их боится: после военных неудач наполеоновских армий [267] ожидается прибытие подразделений, предназначенных для того, чтобы «нас грабить, сжигать, убивать». По всей видимости, именно этого христианский проповедник и ждет от диких язычников, каковыми он полагает казаков. «В вашем большом городе, - пишет он г-ну Сулье в Реймс, - вы защищены от этого страха, тогда как наши бедные деревенские жители, имея для защиты только женщин, были бы очень счастливы рассчитаться лишь курами да ветчиной» [268] .
266
Sourdat. Op. cit. P. 483.
267
Возможно, имеется в виду сдача Утрехта, Вильгельмштадта, капитуляция Лорсе в Герлрюденберге 9 декабря и поражение Лефевра-Денуэтта 20-21 декабря под Бредой.
268
Ibid. Р. 483.
В письме от 4 января аббат упоминает, что жители его коммуны «постоянно в слезах», опасаясь предрекаемого вторжения врага, который уже продвинулся на расстояние до 6 лье от Лангра. Аббат здесь пользуется явно непроверенной информацией: 4 января до Лангра части союзников, кажется, еще не дошли, они появятся здесь 9 января [269] . Но слезы, слухи и страхи, выплеснувшиеся на страницы писем Сурда, еще раз подчеркивают гнетущую атмосферу ожидания, в которой пребывали мирные обыватели. По выражению аббата, они «трепетали» [270] .
269
Changey Ch. Souvenirs d’un notable Langrois en 1814. URL: histo52. blogspot.ru/2010/04/souvenirs-dun-notable-langrois-en-1814.html (дата обращения: 9 мая 2018 г.). Это были части Гиулая, прибывшие в Везул 7 января и выдвинувшиеся из Везула на Лангр 9 января.
270
Sourdat. Op. cit. P. 484.
Известие о вторжении союзников достигло Эпиналя 24 декабря 1813 г., накануне Рождества, в тот момент, когда жители собрались в церкви на мессу. Как писал краевед Ш. Шартон, охваченные паническим страхом от того, что враг уже на подступах к городу, эпинальцы поспешно покинули церковь и заперлись у себя по домам. Однако на следующий день ни одного иностранного солдата не было видно, и горожане уже немного расслабились, когда последовали очередные новости, одна тягостнее другой, и эпинальцы, охваченные глубокой тревогой, вновь приготовились быть оккупированными с минуту на минуту [271] . Со времен последних лотарингских войн в Вогезах XVII в. Эпиналь не видел врага у своих стен, город уже забыл об этих несчастных временах. А тут возникают вопросы: «Каковы солдаты, которые сейчас вступили на территорию Франции? Эти австрийцы, пруссаки, немцы всех разновидностей? Каковы венгры, русские, казаки, эти варвары Севера, которые способы удовлетворять только свои самые низменные страсти и безжалостно мстить, и которые без сомнения совершат все возможные насилия?» Эти вопросы, которые эпинальцы задавали себе, лишь умножали их тревоги [272] .
271
Charton Ch. Histoire vosgienne. Souvenirs de 1814 a 1848 // Annales Societe d’emulation du departement des Vosges. 1868. T. 13. Р. 240. Шартон, описывая события в округе Эпиналя в январе 1814 г., много цитировал манускрипт аббата Фиеля, бывшего кюре Таона, который, в свою очередь, пересказывал воспоминания Буржуа (Bourgeois) - кюре из Игне, очевидца событий. Информацию Шартона потом активно использовал Ф. Бувье, автор самой подробной работы о вторжении в Вогезы. См.: Bouvier F. Op. cit. P. 20. Конечно, не все вогезцы реагировали на это известие так, как эпинальцы. В Ротау, например, нашелся пылкий патриот Николас Вольф, который энергично взялся за организацию партизанского отряда. См.: Save G. Nicolas Wolff et la Defense de Rothau en 1814 // Bulletin de la Societe Philomatique Vosgienne. 1886. T. 12; Nerlinger Ch. Nicolas Wolff et la defense des Vosges 1814-1815. Strasbourg, 1897.
272
Charton Ch. Op. cit. Р. 240.