1876
Шрифт:
— Какая там скука, папа. О чем ты? Большие деньги… они похожи на яркие лучи электрического света в этих ужасных залах и безумно меня волнуют. Я просто трепещу! Эти твои богачи светятся, точно северное сияние. — Иногда Эмма выражается удивительно беллетристично, несмотря на свой довольно-таки вульгарный литературный вкус.
Когда асторовский лакей — темно-зеленая плюшевая накидка, золотые гербовые пуговицы, красная куртка, бриджи и черные шелковые чулки — помогал нам вылезти из кареты, за нами наблюдала небольшая толпа, несмотря на то что на улице шел снег. От ступенек парадной двери дома номер триста пятьдесят по Пятой авеню через тротуар был небрежно переброшен исчезающий
Некто, похожий на придворного церемониймейстера, указывал дамам, как пройти в комнату, чтобы привести в порядок себя и свои туалеты, мужчинам — в гардеробную. Затем, завершив положенные приготовления, мы с Эммой торжественно направились по длинному коридору к широкой лестнице. Внутри дом кажется крупнее и внушительнее, чем можно предположить по его уличному фасаду, похожему на тонкий ломтик шоколадного торта.
Мы прошли через анфиладу гостиных (две голубые и одна гранатовая) — совсем как в Тюильри. Я был поражен богатством, да и неплохим вкусом меблировки, хотя картины не слишком хороши, а скульптуры невыразительны. Свет, исходивший от роскошных хрустальных люстр, таинственно отражался в многочисленных серебряных зеркалах, и всюду были свежие цветы — розы, орхидеи и еще какие-то экзотические, названий которых я не знаю, — не говоря уже о целой оранжерее сразу за третьей гостиной. Вот истинная роскошь — собственные тропические джунгли посреди морозной нью-йоркской зимы.
Миссис Уильям Бэкхаус Астор, n'ee [34] Каролина Скермерхорн, она же Таинственная Роза, стояла под огромным и весьма неважным собственным портретом и встречала гостей. Рядом с ней, и, уж конечно, в своей стихии, пребывал Уорд Макаллистер, рабски преданный таинствам своей изрядно-таки распустившейся розы. Миссис Астор немолода (сорок, сорок пять?), и ее неживые черные волосы не вполне ее собственные, в то время как прочие части тела, украшенные искрящимися алмазными подвесками, жемчугами, сияющими лунным светом, изумрудными кулонами, которым позавидовал бы сам Великий Могол, без сомнения, принадлежат ей самой («принадлежат» — этот глагол относится к частям тела, поясняю для тех, кто запутался в длиннющих эпитетах к драгоценным камням, которые сами собой вьются на кончике пера; эти драгоценные камни висят, ниспадают, раскачиваются и сверкают не только на высокой и неестественно прямой фигуре миссис Астор, но и на всех других присутствующих дамах).
34
Урожденная (фр.).
На обед, прошептал мне на ухо Макаллистер, приглашены пятьдесят джентльментов и дам; при этом он дохнул на меня ароматом фиалок, которые он жевал явно для того, чтобы отбить обычный запах портвейна.
— Здесь сегодня весьНью-Йорк.
Таинственная Роза пристально оглядела Эмму, затем глаза ее впились прямо в поддельные бриллианты князей д’Агрижентских. На мгновение меня обуял страх, что миссис Астор поднесет сейчас к своим глазам не лорнет, а увеличительное стекло ювелира, разоблачит Эммины стекляшки и покажет нам на дверь.
Но под придирчивым взглядом хозяйки Эмма прошествовала с высоко поднятым знаменем: так несут штандарты на параде победы.
— Мы столько о вас слышали, княгиня. Мы так рады, что вы смогли прийти к нам сегодня.
— Вы были очень добры, пригласив нас, мадам, — ответила Эмма с недвусмыленным (и нарочитым?) французским акцентом.
— Мистер
Меня до глубины души раздражает превращение моей фамилии в двойную, изобретенное Макаллистером. В своих социальных амбициях, которые он переносит на мою скромную особу, он сумел навязать мне ложную индивидуальность, поскольку я не имею никакого отношения ни к великим Скермерхорнам, ни к великим Скайлерам. Моя матушка Скермерхорн родилась на бедной ферме в северной части штата Нью-Йорк, в числе одиннадцати детей, ничем не примечательных, кроме того, что все они умудрились выжить, а мой отец Скайлер держал таверну в Гринич-Виллидже — в те дни, когда то была именно деревня, а не название одного из районов этого нескончаемого города.
Но я был готов подчиниться правилам предложенной игры и держался вполне почтительно.
— Да, моя матушка была Скермерхорн. Из графства Колумбия. — Все чистая правда. — Они жили в Клавераке. — Ни слова вранья.
— Ив самом деле наш род велик. — Миссис Астор кивнула с такой грациозностью, словно она была королева Виктория, а я один из тысячи ее немецких кузенов княжеских кровей, которого она соблаговолила узнать.
Затем мы прошествовали в следующую гостиную, отделанную сине-зеленой узорчатой тканью и дорогим малахитом. Макаллистер остался возле своей Розы, представляя ей гостей, которых она, по всей видимости, знала не хуже его, но таковы уж функции королевского мажордома.
Эмма вызвала своим появлением заметное волнение.
О ней все знали. Некоторые из дам встречались с ней на одном из обедов у Мери Мэйсон Джонс, поэтому теперь она не испытывала недостатка в сопровождающих своего пола. Мужчины смотрели на нее с восхищением — краснолицые, тучные мужчины с остекленевшими от бесконечных попоек глазами. Они с гордостью носят великие нью-йоркские имена, и это повергает меня в уныние. Но я здесь нищий, и не мне принадлежит право выбора.
— А вы невежливы! — раздался за моей спиной женский голос. Я обернулся и увидел миссис Уильям Сэнфорд, как всегда приветливую и оживленную.
— В чем моя вина?
— Вы не явились к нам на обед в «Брунсвик».
— Мне нездоровилось. А если говорить честно, я просто воздал более, чем должное, прекрасной еде у Дельмонико.
— Княгиня нам сказала, но мне показалось, что вы нас избегаете.
В таком духе лилась наша беседа. Я удивился: Эмма не рассказывала, что она приняла приглашение Сэнфордов на второй день моей болезни. Я думал, что она, как всегда, отправилась в страну Эпгарию.
— Мы замечательно провели время. И княгиня, надеюсь, тоже. У нас были Бельмонты; они от нее без ума, как, впрочем, и все остальные.
Вот чем объясняется таинственное приглашение от миссис Огюст Бельмонт на обед в канун Нового года.
«Мне не довелось познакомиться с ними», — сказал я Эмме, увидев приглашение. «А я с ними знакома, — ответила она. — Так что не удивляйся. Они очаровательны.
А он — с нашей стороны Атлантики». Бельмонт — «красивая горная вершина» — г родился с этой фамилией, правда в ее немецком варианте. Он еврей, а потому его положение в нью-йоркской иерархии несколько двусмысленно. Этот крупнейший магнат является представителем Ротшильдов в Америке, а поскольку он обладает тем, что Макаллистер именует словечком « стил», то его дворец и его приемы едва ли не конкурируют с теми, что устраивает Таинственная Роза.