1894. Часть 3
Шрифт:
Ранним утром портовые власти Гонолулу приостановили выход в море немногочисленных торговых и рыбацких судов. Одновременно вышли на очередные "маневры" оба истребителя, чтобы присоединиться к торпедоносцу. Со всех трех баз взлетели двенадцать самолетов. Гусев рассчитывал, исходя из скорости английской эскадры, обнаружить противника не далее чем в ста милях от Гонолулу. В этом случае дальность полета от Ланаи и Кауаи составляла около 450 километров, и лишь от Гавайи приходилось лететь на сто километров больше. На всех трех островах самолеты взлетали со специальных аэродромов, построенных на склонах гор. В первых двух случаях на высоте километра, на Гавайях даже на трех километрах. Это было вызвано большим взлетным весом самолета - 1400 килограмм. После взлета с горы самолеты имели запас скорости и высоты. Гавайское звено самолетов вылетело на час раньше, поэтому к цели вся дюжина торпедоносцев подошла
Через два часа полета бомбардировщики похудели на полсотни килограмм, но шли низко, готовясь перейти на бреющий полет для сброса торпед. Заходили они со стороны солнца, и англичане их не замечали до самого последнего момента. Пуск специальных, сверхлегких торпед, весом около 300 килограмм, подбросил первую тройку самолетов в воздух, позволив легко набрать высоту, уходя от мачт броненосца. Два самолета этого звена шли метров на сто позади ведущего, и летчики видели след от первой торпеды, они понимали, что командир попал в броненосец. Второе звено атаковало английский корабль, когда тот получил уже две пробоины. Летчики видели взрывы, но оценить нанесенный ущерб не могли. Третье звено отставало на пару минут, зато четвертое уже разобрало цели, выбрав самые крупные крейсера и огромный пузатый транспорт. На корме крейсера, злополучного "Рейнбоу", англичане бросились расчехлять крохотную пушку, а лейтенант-артиллерист открыл огонь из револьвера. Офицер первым понял, что эта жужжащая этажерка - летающий хищник. Самолет медленно, нехотя, развернулся точно в его сторону, и артиллерист почувствовал страх, он еще никогда не был в бою. Офицер отчетливо осознал, что все огромные орудия крейсера, которыми он всегда гордился, бесполезны, еще мгновение, и борт крейсера вспухнет взрывами мин также, как борт броненосца. Он застыл неподвижно, истратив последний патрон.
Затвор пускового устройства торпеды заклинило, летчик замешкался, нажимая его вторично. За три секунды самолет пролетел сто метров, и торпеда ударила в борт корабля, буквально под английским стрелком из револьвера. Офицер свалился в воду и пошел ко дну с чувством выполненного долга. Корабль спасся чудом, но заслуги лейтенанта в этом не было. Второму крейсеру тоже повезло, не сработал самый надежный элемент торпеды - взрыватель. Повезло и транспортному судну, его повреждение оказалось небольшим, помпы почти справлялись. Во всяком случае, судно продержалось на плаву три часа, и все две с половиной тысячи солдат, офицеры, матросы и капитан судна успели спастись. А вот для "Барфлера" этот день выдался крайне несчастливым, третье звено не посмело нарушить приказ, в борт тонущего корабля вонзилось еще три торпеды, броненосец перевернулся столь стремительно, что спастись удалось полусотне офицеров и матросов из 620 человек экипажа.
* * *
Макарка впервые соответствовал своему имени - был счастлив. Ему единственному из звена удалось попасть торпедой в цель. Развернувшись в обратный полет, он провел свой самолет над транспортом, и увидел, что матросы начали спускать на воду шлюпки. Макар дожил до четырнадцати лет, но до это ни разу не был в бою. Его не брали, хотя одногодки уже пару лет назад, еще на Кавказе, вместе со старшими устраивали "казачий вентерь" на татар. Макарка не вышел ни ростом, ни крепкой костью, хотя был цепок и жилист. Генерал отбирал молодых казаков для подготовки в летчики не только по весу, он заставлял их подтягиваться на "турнике", отжиматься от земли, качаться на качелях, и даже приводить старших братьев и родителей. Несколько человек забраковал врач. Желающих было много. Не только из-за звания, (подхорунжий) оно действовало только в военное время, и не с только из-за высокого, офицерского оклада, хотя сто долларов - это, считай, двести рублей. На островах казаки привыкли к большим деньгам. Сначала мытьё золота на Аляске, откуда меньше тысячи долларов за сезон привозил только ленивый. Потом безмозглые япошки затеялись воевать, и казаки занялись своим любимым делом, они захватывали обозы противника, только не на суше, а на море. Все станичники оделись в шелка и золото, обзавелись дорогим оружием. Когда генерал затеял набеги на японские города, стало совсем весело. Тридцать сотен казаков привезли оттуда столько добра, что и внукам останется. Денег тоже хватало, ушлые китайцы скупали в Шанхае за пол цены любые трофеи, а американцы открыли конторы по обмену японских ассигнаций на доллары. Макара не брали ни на Аляску, ни в Японию, ему приходилось, как мужику-шаповалу работать в поле на тракторе за доллар в день. Конечно, на этой работе Макар приобрел железную хватку, попробуй, удержи
Вместо красивой формы хорунжего, на вылет одевался шелковый комбинезон ярко оранжевого цвета. Однажды, отрабатывая сброс торпеды (толстого короткого бревна), в море упал самолет соседа Макара по комнате, у него на бреющем полете заглох двигатель. Фрол успел наглотаться воды, и возможно утонул, несмотря на жилет, если бы спасатели не нашли его так быстро. "Гусев - голова, каждую мелочь заранее продумает", - говаривал атаман. Макар не слышал, это отец ему рассказывал, но и сам он был с этим полностью согласен. Гонял зато генерал всех сверх всякой меры, минуты свободной не давал. Сам в Гонолулу не ездил, и другим не давал. Поговаривали, что у генерала три жены: американка Лизавета, японка Мари и дочь самого Ершова Франческа. Только достались они генералу порченые. Может быть поэтому Гусев не любил поездки домой?
Макару очень хотелось сделать круг и посмотреть, как подбитый им транспорт будет тонуть. Козе понятно, не так красиво, как броненосец, который уже наклонился. На нем матросы прыгают в воду, не желая спускать шлюпки.
* * *
Звено Фрола подменяло звено Макара, поэтому тот подбежал к самолету одновременно с инженером и ремонтной бригадой. Макар показал ему большой палец, поднятый вверх.
– Мотор не перегружал, старался, - успокоил он Фрола, и ответил на немой вопрос инженера, - На слух, полный порядок, Иннокентий Карлович.
– Заправляйте, - бросил инженер техникам, а сам полез осматривать двигатель.
– Я остаюсь, а ты, Макар, бегом на доклад. Атаман и генерал у сотника всю кровь попили, поминутно смотрят на часы. Сейчас успокоились, твои на посадку заходят, с вышки сообщили, что на горизонте показалось последнее звено. Значит потерь нет, - радостно зачастил Фрол.
– Теперь не страшно. Даже если у кого мотор заглохнет, с таким запасом высоты до запасного аэродрома на берегу дотянет, - обрадовался Макар, убегая.
* * *
Самолет, на котором прилетел Макар, подготовили очень быстро, но Фролу не давали разрешения на взлет еще минут десять, ждали решения по последнему прилетевшему самолету этого звена. Инженеру не нравилась "чужая нотка" в моторе. Дефект не был виден при поверхностном осмотре, и для окончательного заключения позвали Ершова. Он появился вместе с Гусевым. Генерал тоже прислушался к работе мотора, но смотреть не полез. Фрол не заметил, как подошел, почти вплотную.
– Два часа протянет?
– спросил генерал.
– Фифти-фифти, - ответил Ершов, - Наработка на отказ у этой серии восемь часов. Распределение по нормальному закону, классическое...
– Такие шансы меня устраивают, - прервал его генерал, поморщившись, и повернулся к сотнику, - Всем дополнительный инструктаж по посадке в море.
Сотник козырнул и подошел к Фролу, который должен был лететь первым. Инструктаж Фрол почти не слушал.
– Выпускаем всех, короче, всю рабочую десятку. Остаются только те двое, что не дотянули до основного аэродрома, - решил генерал.
– Володя, даже без потерь от английских пулеметов, мы утопим в море четыре, или пять самолетов. Если англичане быстро отправятся назад, то за четыре часа успеют отойти километров на восемьдесят, и расстояние станет критическим. Тогда мы потеряем все самолеты.
– Шестьдесят тысяч долларов жалко? Пусть даже сто пятьдесят! Главное результат!