1916. Война и Мир
Шрифт:
– Не знаю, – ответила императрица, – какая разница? Очень занимательно пишет. Сначала там, правда, про русский язык, про падежи внутри слова… я не очень поняла. Потом про географию, про славянские страны – вроде того, что ты рассказывал. А дальше о будущем…
– Вот как? И что же?
– Мне понравилось, как он подаёт мысль. Посмотри, где я подчеркнула.
Николай Александрович пролистал несколько страниц и прочёл отмеченные карандашом строки.
Я не смотрел на жизнь отдельных людей; но я хотел издали, как гряду облаков, как дальний хребет,
Он поднял глаза от книги.
– Что ж, наверное, молодой ещё. И стихи, небось, пишет.
– Я про это Анечку Танееву попросила узнать. А здесь он говорит, что открыл правила, которым подчиняются народные судьбы. Эти волны жизни. Царства появляются и пропадают, и великие войны начинаются через равные промежутки времени, через какие-то определённые периоды. Я сразу вспомнила Дашу…
Дарья Осипова – богаделка из тех, что приводили к Александре Фёдоровне черногорские принцессы, – страдала эпилепсией. Её предсказания рождались в корчах, когда Даша билась в припадке с пеной у рта и хрипло вещала, выкрикивая обрывки слов и фраз.
– Я её тоже часто вспоминаю. – Николай Александрович закурил новую ароматную папиросу. – Её и двенадцатилетние перевороты.
В очередном припадке напророчила Даша, что при трёх последних русских царях ход истории будет меняться раз в двенадцать лет. Конечно, звучали выкрики не так складно, и объяснить свои слова вещунья толком не могла, но смысл от этого не менялся.
Сказав про Дашу, Александра Фёдоровна осеклась, но поздно: сказанного не воротишь. Такой славный, тихий вечер… И кто потянул её за язык?! Знала ведь, что Ники не любит говорить о прорицателях: мало хорошего доводилось ему от них слышать…
– Похоже, Даша права оказалась, – продолжал между тем Николай Александрович, машинально листая книжку. – Революция случилась в девятьсот пятом, как раз в мой двенадцатый год на троне. Обещал я охранять начала самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель, да не вышло. Революция, конституция… Теперь следующие двенадцать лет на исходе – и семнадцатый год впереди. Вот, пожалуйста, здесь ты тоже это отметила…
Одну фразу в книжке подчёркивали несколько резких карандашных линий.
Не следует ли ждать в 1917 году падения государства?
Императрица зябко поёжилась и плотнее запахнула шаль на груди.
– Ники, дорогой, не принимай близко к сердцу. Мало ли, что в книжках пишут. Там ведь не о России речь идёт… о государстве вообще… мало ли?
– Да мы-то ведь с тобой говорим и думаем о России, – невесело улыбнулся ей император. – Чем же Россия хуже других? Тяжкие, тяжкие дни сулят нам – что Даша, что Велимир твой… Дорого бы я дал за книгу не про то, когда и как начинаются войны, а про то, как их не начинать! Ты представь: сколько живут на земле люди, а ведь так, чтобы никто нигде не воевал – наверное, никогда и не было. Одна война ещё заканчивается, а две других уже на подходе. Как же тут быть, милая моя, что с этим делать?
– Так ведь ещё в Писании сказано: Не мир пришёл Я принести, но меч…
– А мне всегда нравилось… ты знаешь, –
Два идеала были у Николая Второго – два царя: Алексей Михайлович Тишайший и Александр Третий Миротворец.
В честь своего предка назвал он Алексеем единственного сына. Не побоялся. Хотя имени этого в династии избегали после того, как внук Алексея Михайловича царевич Алексей проклял отца своего, Петра Великого, и весь царский род.
Не за тихий нрав прозвали Тишайшим Алексея Михайловича европейцы. Титул этот – на латыни Clementissimus – давали за покой в стране во время правления государя. А ведь чего только не случилось на веку Алексея Михайловича! И бунты – Соляной и Медный, и восстание Разина, и войны с Польшей и Швецией… Но всё равно – тихо, спокойно было в России по сравнению с Европой. Умел Тишайший обходиться без ненужного кровопролития.
Желавшие сделать императору Николаю приятное – упоминали о сходстве с Алексеем Михайловичем. Оно и внешним было, и внутренним. Тишайший о себе говорил: Я человек порядка по преимуществу. Знаменитая мудрость – делу время и потехе час – тоже им записана. Вот и Николай Александрович долг свой прежде всего остального ставил, даже прежде семьи, хотя и тяжко ему это давалось.
В книжке хлебниковской про единение Великой и Малой Руси сказано, Александра Фёдоровна дату отчеркнула. А кто беглого сотника Богдана Хмельницкого поддержал? Кто ему гетманом Украины стать помог и в нужный момент руку помощи протянул? Кто два братских народа объединил? Алексей Михайлович Тишайший…
И родителя своего боготворил император Николай. Любил повторять Александр Третий:
– У России есть только два союзника – армия и флот…
И добавлял с раскатистым смехом:
– Потому что России назначено быть пугалом для всего мира!
Золотые слова.
Александр Первый разгромил Наполеона – и во Франции на трон вернулись Бурбоны, а Британия смогла создать колониальную империю. Но с кем вскоре пришлось России вести Восточную войну? С Францией и Британией.
Николай Первый сохранил от распада Австрию. Благодаря нейтралитету Александра Второго – Пруссия смогла объединить Германию и превратить её в империю. Но не прошло и десяти лет, как Берлин, Лондон, Париж и Вена вынудили Россию к унизительному договору с Турцией. Тогда-то Балканы и достались немцам с австрийцами.
Чёрной неблагодарностью платили союзники. Потому и объявил Александр Третий, что такие друзья ему боле не нужны – довольно двух: армии и флота.
Можно ли для огромного и могучего государства придумать политику мудрее? Не на соседей бросаться, не в политические и военные игры с ними играть, а своими внутренними делами заниматься! Чтобы в стране порядок был, чтобы процветала она – войной ведь процветания не добудешь. Чтобы дети и старики в ней сытыми были. Что же касается других государств… Если они – настоящие друзья, пускай радуются российскому спокойствию и мощи. Если же враги – пусть остерегутся: в драке армия и флот России ох как себя покажут!