1917 год. Распад

Айрапетов Олег Рудольфович

Пока наступление продолжалось, все шло хорошо. Во всяком случае, так могло показаться. «Давно жданный момент наступил. Армии свободной страны перешли в наступление. И первый день наступления принес революционной России ее первую победу на фронте», – убеждала передовица «Утра России», написанная Вышеславцевым. Разумеется, главным героем был Керенский: «Армия поняла своего министра и поверила ему. Министр проник в народную душу русского солдата и уверовал в нее»²⁶. 22 июня (5 июля) в Петрограде вновь прошла гигантская демонстрация в поддержку наступления. Ее участники несли транспаранты с призывами довести войну до победы и портреты Керенского. Военная лига заказала

торжественный молебен в Казанском соборе, площадь перед которым была битком забита

людьми²⁷.

Знаток солдатских душ тем временем продолжал ездить по фронту, призывая идти вперед, передавая армии многочисленные приветствия из тыла, в том числе и от Всероссийского съезда рабочих и солдатских депутатов и Исполкома крестьянских депутатов. Все они призывали сохранять дисциплину и двигаться вперед. Самого «главноуговаривающего» все еще встречали и провожали аплодисментами²⁸. Успех наступления казался естественным. «Ведь это революционная страна побеждает императорский произвол, – сообщал в статье «Русский инвалид». – Ведь это красные знамена повергают к земле черного орла… Германцы должны, наконец, понять, что надежды на бессилие русской революции были преждевременны и наивны. Им остается один путь. Путь воздействия на свое правительство, путь принуждения правящих классов к миру без аннексий и контрибуций»²⁹.

«6 и 7 июля русское наступление против 3-й австро-венгерской армии южнее Днестра увенчалось полным успехом. Австро-венгерские войска подались назад, – отмечал Людендорф, – только что прибывшая свежая германская дивизия пыталась остановить отступление, но была увлечена общим потоком. Русские продвинулись до Ломницы и заняли Калуш. Положение главнокомандующего востоком было критическое»³⁰. Оно только ухудшилось, когда 25 июня (8 июля) в лесистых Карпатах начала наступление 8-я армия Корнилова. Под Станиславовым фронт был прорван на участке шириной в 25 верст³¹.

Командование армии было вынуждено потратить немало времени и сил на то, чтобы подготовить этот удар. Начальник штаба армии вспоминал: «Помимо естественной перегруппировки войск в армии и разработки плана операции приходилось заниматься уговариванием войсковых частей, чтобы добиться их согласия принять участие в предполагаемом наступлении. Уговаривали все от младших начальников до командующего армией включительно»³². Уже в первый же день прорыва Корнилов сообщил о значительных успехах: в плен попало свыше 6 тыс. пленных, было захвачено свыше 20 орудий³³. Германо-австрийская пропаганда обращалась к русской армии с энергичными призывами к миру, уверяя их в том, что наступление нигде не имело успеха. Эти призывы сопровождались обвинениями: «Наступление русской армии является преступлением против человечества и в особенности против России, учитывая неоднократно выраженную нами готовность к заключению мира»³⁴.

Вечером 27 июня (10 июля) войска Корнилова вошли в Галич: в городе было захвачено 3 тыс. пленных и 30 орудий³⁵. К 11 июля было взято в плен до 40 тыс. солдат и офицеров противника, свыше 100 орудий, включая тяжелые, в том числе и одну 12-дюймовую гаубицу³⁶. Тем не менее реальная обстановка вовсе не располагала к торжествам и праздникам. Даже на ЮгоЗападном фронте русское наступление сразу же столкнулось с проблемами. Вместе с восторженными отзывами сразу же появились сведения и об отказе некоторых частей выступать на позиции³⁷.

В атаку

шли или верные своему долгу обреченные единицы, или массы, видевшие в этом сражении последнюю битву за мир. Одни видели в Германии главного виновника развала собственной страны, традиционного врага, другие – главного противника мира. Этим и объясняется жестокость последнего наступления русской армии, отмеченная иностранными наблюдателями: «Оказалось, что русские, которые пошли в атаку, были гораздо более кровожадны, чем обычно. Они убили большую часть немцев, попавших им в руки. Паркер (один из членов военной делегации Антанты. – А. О.) видел много их, заколотых штыками»³⁸.

Подобные настроения не могли быть основой для стойкости войск. За исключением нескольких полков, части первой линии действительно проявили себя хорошо, но распропагандированная пехота 2-й линии далеко не всегда шла вперед. В упомянутом уже 219-м Котельническом полку при первых потерях от пулеметного огня противника моральное состояние солдат сразу же резко пошло на убыль³⁹. 1-й гвардейский корпус, один из лучших в бывшей императорской армии, пошел в атаку с красными знаменами и немедленно залег под проволочными заграждениями, где оставался вплоть до получения приказа об отступлении⁴⁰. Значительные потери войска несли и от дезертирства, усилившегося перед наступлением⁴¹.

Временное укрепление морали, необходимой все же для того, чтобы начать бой, было, по меткому замечанию Гинденбурга, искусственно вызванным явлением. Его хватало для начала дела, но не для его продолжения: «Последняя демонстрация силы теперь уже республиканской армии была всего лишь результатом искусственной волны, волны, которая больше не подымалась из глубины нации»⁴². Из глубины шли тенденции, абсолютно не годные и даже опасные для фронта. Особенно плохо проявили себя присылаемые из тыла пополнения. Гофман вспоминал об этих боях: «Русская армия много потеряла вследствие революции в моральной стойкости, – раньше же наше положение могло бы стать тут несколько более тяжелым»⁴³.

Еще по дороге к фронту войска «свободной России» вытворяли что-то совершенно безобразное. Офицер-артиллерист вспоминал: «По дороге революционная армия совершенно разоряла мирное население. Солдаты ловили кур, разбирали на дрова заборы и форменным образом уничтожали встречавшиеся на пути фруктовые сады. При этом совершенно не принималось во внимание, кому этот сад принадлежит: ненавистному буржую, помещику или бедному крестьянину. Никто при этом не давал себе труда обрывать плоды с веток, а просто обрубал целые ветви»⁴⁴. Выйдя за его пределы, на территории «противника» свободные люди свободной страны совсем распоясались.

На реке Ломница и у Калуша русское наступление приостановилось, прежде всего, из-за отсутствия качественных резервов. Во взятом городе начались повальные грабежи⁴⁵. Парадоксально, но теперь в Галиции самым дисциплинированным соединением стала Туземная дивизия, полки которой холодно встретили революционные изменения и демократизацию⁴⁶. Приказ № 1 не был поддержан всадниками. В отличие от них русские унтер-офицеры, обозные и особенно пулеметная команда, составленная из матросов Балтийского флота, активно поддержали новые веяния⁴⁷. В результате, в отличие от 1914 г., грабили солдаты свободной России, а всадники «Дикой дивизии» останавливали грабежи и служили в качестве пожарной команды фронта⁴⁸.