1920 год
Шрифт:
Я предложил ему проводить нас хоть часть пути. Он колеблется. Мы упрашиваем. У меня есть "керенки" - последняя выручка "Киевлянина". Я предлагаю вознаграждение.
– Та иди вже. Треба людям допомогти, - говорит молодица с печки.
За тысячу "керенок он соглашается.
Отогрелись, надо идти. Но вот еще одно дело, крайне неприятное надо снимать погоны.
Недолго я их носил. Но все же как-то ужасно неприятно их спарывать. Ощущение полученной оплеухи...
Какими-то таинственными садами,
– Куда ж теперь нам идти?
Перед нами бесконечная степь, покрытая снегом. Яркое звездное небо Сильный мороз.
– А вот я вам расскажу. Все идите степом...
– Да куда ж степом?
– А вот так, на эту звезду возьмите. Город будет трошки левее. А вы - на эту звезду ... Так, чтобы большак у вас всегда был с левой руки.
– Да как же так? Где же этот большак? И как же мне его не потерять?
– Вы так идите, чтобы собаки у вас завсегда брехали с левой руки. Близко к деревне не подходите. A самое главное, чтобы вам Слободзею обминуть .. Це большое село. Верст семь будет... Як не будете слышать coбак, так левей берыть... А як зайдете так, що село блызко, - опять правей в степ ... Так и идыть, - от на цю звезду ... А под самым городом выходить на большак, - там вже ничего...
И пошли. Я во главе колонны, они все за мной, гуськом, держа пока на звезду. Холодно, дьявольски холодно...
Все веду. Меняю звезды, потому что они движутся - и я "делаю поправки". Кроме того, у кого-то оказывается компас. Все-таки он дает возможность ориентироваться, хотя несколько. Это не то, что лес. Я помню приблизительно карту. Мы находимся на углу, образуемом большаком и железной дорогой; если мы уклонимся на запад, мы рано или поздно наткнемся на большак; если уклонимся на восток, попадем на линию железной дороги. И большак и колея ведут к Тирасполю.
Но почему так холодно? Вероятно, градусов около пятнадцати. Поручик. Л. определенно начинает замерзать. Ляля идет как, сомнамбула. Мой податной инспектор ничего, - оказывается неожиданная выносливость в этом тщедушном теле. Побаиваюсь за одного старого полковника, как бы не упал.
Веду. Ох, эти яркие звезды. Блестящие, лучистые. Это от них идет этот нестерпимый холод.
Где-то я видел уже все это. Да, да. Это было в Одессе. Мне приснились алмазы - огромные, сверкающие. Это вот они были.
Пересекаю какие-то сады. Понять трудно, что это такое. Но, по-видимому, это где-то в степи. Жилья нет. Впрочем, это что? Да, пустая, очевидно, летняя хатка без окон и дверей. Все равно, надо зайти, все-таки согреемся, lice равно до рассвета далеко. Нам невыгодно приходить в Тирасполь ночью. А тут все же хоть на полчаса избавишься от этой ледяной струи, которая незаметно, но неумолимо вымораживает душу, веет над степью...
Ночной зефир
Может ли быть еще холоднее!..
Чуточку отогрелись в хатке. Ссоримся, конечно, по русскому обычаю. Одни хотели еще погреться, другие все время нервничали и уверяли, что мы губим себя и теряем время. Я не слушаю всех этих ламентаций и засыпаю на полчаса.
Но надо идти. Мороз стал еще резче. Веду. Нет, эти звезды, положительно, нестерпимы. Они становятся такими яркими и огромными. От них тянутся невероятные лучи... Эти лучи неясным светом освещают снег вокруг меня... Отчего они светят только здесь - какое-то сияние передо мной ...
Я просыпаюсь в канаве. Случай маловероятный, но факт: я вел их во сне. Спал весь организм, кроме глаз. Глаза были гипнотически прикованы к этим звездам, и я вел их верно, но сознание остальной действительности исчезало. И я просыпался то в канаве, то в яме, то наткнувшись на что-нибудь.
Что это такое? Брешут собаки слева? Да, брешут. Ну, слава богу, значит, идем верно ...
Верно, верно, а вот почему у меня выросла деревня впереди? Сначала не понимаю, а потом соображаю. Это, должно быть, поперечная улица этой самой Слободзеи. Значит, что? Значит, надо ее обмануть, взять прямо на восток, потом на север, потом на запад и снова подойти к большаку.
Обхожу. Увожу довольно далеко в сторону. Чувствую, что колонна, за мной начинает нервничать. С правой стороны меня нагоняет какой-то полковник.
– Куда вы нас ведете? Собак больше не слышно...
Я поворачиваю на запад. Через некоторое время собаки начинают заливаться, а смутные очертания села вырисовываются. Слышу слева от себя торопливые шаги. Подбегает другой полковник.
– Что вы с нами сделали? Собаки под самым носом!
Беру снова больше в степь быстрым шагом. Опять бежит кто-то.
– Слушайте, не у всех же такие длинные ноги, как у вас. Не бегите так!
Замедляю шаг. Бежит кто-то слева. Четвертый полковник.
– Ради бога, идите скорее! Мы замерзаем...
С меня было довольно. Я разозлился и какой-то резкостью прекратил балаган. Но, впрочем, в одном месте - заснул ли я опять, глядя на звезды, или уже не помню отчего - но я увидел деревню перед собой только тогда, когда вспыхнул огонек трубки, которую, очевидно, кто-то курил. Положительно, я плохой вожак по волчьей тропе... Но ведь эти звезды могут с ума свести человека...
Как бы там ни было, но перед рассветом я их вывел на большак. Впереди была какая-то деревня, очевидно, последняя перед Тирасполем. В хатках уже светились огни, что называется, "на досвитки". Мы теряли последние силы и буквально замерзали. Я решил, что бы с нами ни случилось, зайти в эти хатки, так тепло зовущие огоньками. Была не была.
Зашли, и очень хорошо. Никто нас не тронул. Было тепло; пили чай и подремывали до рассвета. Хозяева спрашивали, кто мы такие. Публика усиленно называла друг друга "товарищи", что было нелепо. Ибо мужики вовсе не такие глупые, как иногда кажутся...