1937. Сталин против заговора «глобалистов»
Шрифт:
Безусловно, наличие антигерманской «партии» и антигерманских настроений давало лишние козыри проанглийским и антирусским силам в самой Германии. [- 238 -]
Глава 14. МОЛОТОВ КАК ОППОЗИЦИОНЕР
Очевидно, что военная партия никогда не достигла бы таких успехов, если бы у нее не было влиятельных союзников в политическом руководстве. И, как представляется, таким союзником выступал Молотов, бывший в 30-х годах «коммунистом номер два» и несомненным преемником Сталина. Принято считать, что Молотов во всем послушно следовал за Сталиным, но это опять-таки штамп. У Вячеслава Михайловича были все основания для недовольства «обожаемым» вождем.
«Документы свидетельствуют о том, что в конце 30-х
В октябре 1937 года Молотов предлагает членам Политбюро утвердить дополнительные капиталовло- [- 239 -] жения для некоторых предприятий химической промышленности. И на это предложение вновь следует весьма жесткая реакция Сталина, который наложил на письме Молотова такую резолюцию: «Т. Чубарю. Кем составлена эта записка? Кто проверял цифры? Трудно голосовать за предложение т. Молотова». Хлевнюк обращает внимание на то, что вождь обращается к В. Я. Чубарю, зампредседателя Совнаркома, через голову самого председателя (Молотова). И это уже может быть расценено как показатель некоторого политического недоверия.
Ну и уж совсем показательна история, произошедшая во время работы XVIII съезда ВКП(б). Молотов выступил на нем с докладом об очередном пятилетнем плане развития народного хозяйства. На следующий же день после доклада Политбюро принимает резкое постановление: «1) Признать неправильным, что т. Молотов в своем докладе... не остановился на итогах дискуссии и на анализе основных поправок и дополнений к тезисам. 2) Предложить т. Молотову исправить это положение».
О чем это может свидетельствовать? Только о том, что Молотов не согласовал какую-то часть своего доклада со Сталиным и другими членами Политбюро. Если бы все было согласовано, то зачем нужно было принимать столь жесткую резолюцию?
Судя по всему, Сталин опасался чрезмерного усиление Молотова, который возглавлял правительство аж с 1930 года. Он понимал, что руководитель, занимающий высокий пост в течение очень долгого времени, неизбежно «бронзовеет» и начинает рассматривать возглавляемое им ведомство как некую вотчину. А правительство было «ведомством» первостатейным.
Причем, что характерно, Молотов умел проявлять независимость, не боялся спорить со Сталиным и отстаивать свою точку зрения. Вот что вспоминает Жуков: «Участвуя много раз при обсуждении ряда вопросов [- 240 -] у Сталина в присутствии его ближайшего окружения, я имел возможность видеть споры и препирательства, видеть упорство, проявляемое в некоторых вопросах, в особенности Молотовым; порой дело доходило до того, что Сталин повышал голос и даже выходил из себя, а Молотов, улыбаясь, вставал из-за стола и оставался при своей точке зрения».
Хрущев великолепно дополняет Жукова, говоря о Молотове так: «Он производил на меня в те времена впечатление человека независимого, самостоятельно рассуждающего, имел свои суждения по тому или иному вопросу, высказывался и говорил Сталину все, что думает».
Сталин таких людей поощрял и ценил, о чем есть множество свидетельств современников.
Бывший при Сталине министром сельского хозяйства И. А. Бенедиктов вспоминает: «Мы, хозяйственные руководители, знали твердо: за то, что возразили «самому», наказания не будет, разве лишь его мелкое недовольство, быстро забываемое, а если окажешься прав, то выше станет твой авторитет в его глазах. А вот если не скажешь правду, промолчишь ради личного спокойствия, а потом все это выяснится, тут уж доверие Сталина наверняка потеряешь, и безвозвратно».
Сталинский нарком вооружений Д. Ф. Устинов отмечает, что «при всей своей властности,
А Н. Байбаков писал о вожде следующее: «Заметив чье-нибудь дарование, присматривался к нему — каков сам человек, если трус — не годится, если дерзновенный — нужен... Я лично убедился во многих случаях, что, наоборот, Сталин уважал смелых и прямых людей, тех, кто мог говорить с ним обо всем, что лежит на душе, честно и прямо».
Уже после смерти Сталина и разгрома «антипар- [- 241 -] тайной» группы, находясь в опале, Молотов не боялся писать «наверх» записки, в которых высказывал свои взгляды на политику руководства. А с политикой этой он был категорически не согласен. Вот отрывок из его тезисов «Об экономических основах социалистического общества в области экономики»: «...Особенно после XX съезда КПСС руководство партии, когда первым секретарем ЦК КПСС был П. С. Хрущев, и также в последующее время взяло курс не на преодоление товарно-денежных отношений, а, наоборот, на сохранение и, больше того, на дальнейшее развитие и углубление роли товарно-денежных отношений в СССР. Тем самым фактически был произведен определенный поворот в экономической политике партии, хотя прямо об этом нигде не сказано. Этот поворот заключается в следующем: в то время как партия всегда исходила из принципиального марксистско-ленинского положения, что в социалистическом обществе «производители не обменивают своих продуктов» и, следовательно, всегда признавала несовместимость развитого социализма и товарно-денежных отношений, теперь стали выдвигать другую установку, будто товарно-денежные отношения должны существовать в течение всего периода социализма. Нет никаких оснований замалчивать, что эта новая для партии установка противоречит основным принципам научного социализма» (В. А. Попов. «Советские лидеры об экономических проблемах социализма». Прил. док. № 2). То есть в отличие от других членов разгромленной антипартийной группы Молотов не сдавался и продолжал отстаивать свою точку зрения.
Сталин уважал Молотова за его деловые качества и твердость характера. Поэтому смещать его и тем более репрессировать Сталин не хотел — Вячеслав Михайлович был опытным и талантливым управленцем. Кроме того, смещение Молотова привело бы к резкому обострению внутрипартийной борьбы и означало бы новый виток репрессий — причем на политиче- [- 242 -] ском Олимпе. Поэтому вождь прибегнул к аппаратному маневру. В мае 1939 года он назначил Молотова наркомом иностранных дел вместо Литвинова — при сохранении за ним поста главы советского правительства. Тем самым Сталин убивал двух зайцев. Во-первых, он сместил прозападно настроенного Литвинова, ориентировавшегося на Англию, Францию и США. А во-вторых, ослаблял контроль Молотова над Совнаркомом. Казалось бы, позиции последнего только укрепились. Но на самом же деле Молотову было очень трудно сохранять контроль над обеими ключевыми госструктурами — СНК и НКИД. Слишком уж много времени отнимала работа во внешнеполитическом ведомстве. В результате Молотов частично потерял свое влияние в Совнаркоме, где на первые роли выдвинулись А. И. Микоян (по линии Экономического совета СНК) и Н. А. Вознесенский (по линии Комитета обороны СНК). Последний пользовался всяческим расположением Сталина, активно продвигавшего наверх молодые и перспективные кадры, не связанные даже и с наследием 20-х — не говоря уж о временах троцкизма-ленинизма. Судя по всему, Вознесенский был сторонником широкомасштабной экономической реформы, подразумевающей ослабление административных рычагов и переход на хозрасчет.
Новый кадровый «расклад» не мог устраивать Молотова, которому вовсе не «светило» завершить свою карьеру наркомом. Начиная с 1940 года и вплоть до августа 1941 года он пытается восстановить свои позиции.
Отчасти это ему удалось в марте 1940 года — как раз тогда, когда ослабли позиции Сталина, потерпевшего неудачу в «зимней войне» с Финляндией. Усиление клана Тимошенко — Буденного создало очень выгодные условия для молотовского реванша. Вот почему в марте происходит серьезная реорганизация правительства, в ходе которой Молотов восстанавливает [- 243 -] свой контроль над специализированными структурами в СНК.