1938: Москва
Шрифт:
Внезапно загорелась лампа близкой передачи и в эфир ворвалось:
— Achtung! Amerikanische Bomber am zwei Uhr! Adler-3, ich greife an, pass Mustangs auf!
Серебров чуть было не отработал ручкой и педалями «отрыв» и начал озираться в поисках источника передачи. Сомнений быть не могло — это был голос, звучащий на фоне работающего мотора, уверенный, с командными интонациями. Ближняя дистанция, если верить шнюффелю, на которой нельзя не увидеть чужой самолет.
Но что перехватывать в пустом небе? И какие могут быть американские бомбардировщики, когда
Он подкрутил ручку прибора, заставив еще раз прогнать через контуры странную частоту. Шипение. Эфир, в котором только что звучали слова неизвестного летчика, был заполнен белым шумом.
— Что за дела, Браво-4? — зазвенел в наушниках голос Голуа, заметившего, как озирается Серебров.
— Не знаю. Шальная волна, шнюффель поймал радиоэхо на сверхкоротких. Какая-то радиопьеса из Германии наверное — про американские бомбардировщики…
— Чертовы эфирные хулиганы… — проворчал луизианец.
В Германии, несмотря на войну, буйным цветом цвело почти никем не контролируемое радиовещание, а молодая и громкая электрическая музыка забивала мировой эфир. Весь этот хаос в основном производила богемная шайка ADJ (э-дэ-йот Ather-Disc-Jockey) — авангардистов от радио и музыки.
Во главе «идиотов» (если можно было вообще говорить о какой-либо структуре в этой своре "уникальных талантов" и "людей будущего"), находилась личность почти легендарная: бывший доктор философии Гейдельбергского университета Пауль Гёббельс. В прошлом — неплохой публицист, писатель и драматург, а ныне — радио-пророк, поэт и электромузыкант.
В Средневековье сказали бы, что ему было откровение, а в ХХ веке даже неспециалисту было ясно, что герр доктор на пятом десятке повредился умом. Он расплевался со всеми и всяческими властями и партиями, отрастил торчащий утиным хвостом напомаженный чуб, оделся подобно поэту д’Аннунцио в дикое подобие военной формы ничьей армии, увешанной знаками несуществующих орденов. Затем выдал заумный манифест, не поленившись опубликовать его в центральной прессе, и стал кумиром всех молодых бездельников Европы, большинству которых годился в отцы.
Радио «Короля идиотов» не затыкалось уже лет восемь или девять, изрыгая круглые сутки смесь антивоенных памфлетов, оглушительного звука независимых германских электро-оркестров, проповедей новой философии, модных стихов, свежайших сплетен и мировых шлягеров. Новости специально подбирались так, чтобы звучать откровенной дичью, а кое-что еще и присочиняли, отчего в немецком и родственных языках появилось устойчивое выражение "lugen wie Goebbels". Унять Его Полоумное Величество было никак невозможно, поскольку формально он не нарушал никаких законов ни на чьей территории: его мощная радиостанция находилась на борту крейсирующей в нейтральных водах яхты «Магда», где он жил вместе со скандальной шведской актрисой Царой Леандер и постоянно меняющейся сворой «идиотов» рангом пониже, везущих ему свежие пластинки или живых музыкантов.
Жирная метка, орущая на коротких
Через несколько минут самолеты наемников вышли на дальнюю дистанцию обнаружения в мощные дальномеры, спаренные с пеленгаторами, которые были установлены на дирижаблях.
— Дог-4, пробуй вызвать «Винкельрид» или «Вагнер»
— Пробую, пока нет сигнала, Альфа-4
— Понял. Волга, я Браво-4, какова дистанция до конвоя?
— С текущей скоростью через тридцать секунд будете на границе уверенного обнаружения в оптику.
Обратно на частоту звена
— …снизиться и представиться нашим подопечным
— Думаю, не стоит, ничего кроме испуга мы не добьемся. Установим радиконтакт и будем плавно подходить.
— Дог-4, у тебя самое мощное радио, есть контакт с подопечными?
— Нет, пока молчок.
В наушниках ленивый металлический голос:
— Я «Волга», группа 4 внимание. На вашем векторе 20 на дальнем рубеже вижу две низкоскоростные крупные цели. Передаю координаты «Десне», подтверждаю активную операцию.
Вот оно. Затикали часики, закапали уже полные коэффициенты. Совсем скоро могут полететь пули и ракеты.
1938 М-17
Слева-спереди показался туманным краем материк — еще не видимый, по ощутимый по иному цвету неба. Где-то там идут, курсом в нейтральные воды, два дирижабля. Серый с республиканскими триколорами немецкий и серебристый, как бонбоньерка перепоясанный красными лентами с белыми крестами на боках, швейцарский.
Прошло еще несколько минут. Расстояние между дирижаблями и звеном истребителей сокращалось с суммарной скоростью летательных аппаратов.
— Я Дог-4, есть контакт с подопечными, передаю опознавательные коды!
— Ну, слава богу… Сколько до них?
— Две минуты.
Серебров накренил самолет. Внизу-спереди, в туманящей глаз пропитанной светом дымке прямо под скулой «супермарина» едва виднелись на фоне зеленовато-серой воды как два рисовых зернышка, двухсотметровые транспортно-пассажирские гиганты. Он опустил на очки поляризующие фильтры, чтобы избавиться от сияния воды. С той стороны тоже, наверняка смотрят в стереотрубы, похожие на рога улитки.
— Я Дог-4, наши подопечные в общем канале 6.
— Добрый день, господа, я Георг Альтерматт, капитан-владелец воздушного судна Швейцарской Конфедерации «Винкельрид»… Добрый день господа, капитан Йоханнес Беккер, Дойче Люфтфлотте, цеппелин «Рихард Вагнер»…
— От лица группы 4 приветствуем вас, господа. Надеемся, что наш вояж пройдет без происшествий. Следуйте избранным курсом, мы прикроем вас сверху.
Четверка наемников, сохраняя строй «этажерки», заняла позицию над дирижаблями и развернулась по курсу на Моонзундский архипелаг и Петроград, рисуя над дирижаблями широкую змейку. Близкая к максимальной скорость для воздушного корабля была около минимальной на высоте для истребителя.