1941: Время кровавых псов
Шрифт:
– Сорок четыре.
– Старые царские времена он застал уже в довольно вменяемом возрасте, – задумчиво произнес Евграф Павлович. – В революцию было двадцать лет… а капитан – вполне нормальный продукт советских времен и Красной армии. А что в Красной армии умели внушать лучше всего?
– Это плохая идея, – подумав, сказал комиссар. – Совершенно дурацкая.
– Совершенно, – кивнул Евграф Павлович, довольно потирая руки. – Но ведь нам и нужно только привлечь внимание всего на пару-тройку минут. Ведь так?
– Так, – вздохнул комиссар. – И еще нам нужно решить, кого с собой брать.
– У
– Двадцатого забрасываем десять человек. Но ведь им придется как-то объяснять, что происходит… Бросок туда, как бы он ни выглядел, еще можно как-то объяснить секретной военной разработкой. А вот оттуда… что они расскажут, когда вернутся?
– Если вернутся, – неприятно жестким тоном произнес Евграф Павлович. – Если… И ты это прекрасно понимаешь, Евгений.
Севка вначале не сообразил, что он имел в виду, потом посмотрел на выражение лица старика и на выражение лица комиссара, обернулся к Никите, глянул на Костю и понял.
Даже «если» здесь было неуместным.
Глава 8
Очень странно было смотреть на людей и понимать, что они уже мертвы. Нет, Севка уже давно знал, что окружающие его сейчас к моменту его рождения или умрут, или станут глубокими стариками. С этим он уже свыкся. А вот то, что десяток молодых ребят, его ровесников, которые сосредоточенно слушали инструктаж, на самом деле уже и не живут вовсе, а так, доживают, – напрягало. И что в любом случае, даже если операция пройдет успешно, эти парни останутся в болоте или в лесу, зарытые в землю или брошенные просто так, под открытым небом, – тоже напрягало.
Наверное, их хоронить не будут. Это ж придется потратить столько времени, чтобы вырыть ямы, а потом забросать тела землей. Вряд ли Евгений Афанасьевич станет марать руки лопатой. И генерал не станет утруждать себя. Остаются для благого дела Никита, Костя и Севка, но им могут просто не разрешить.
Если не соврал Орлов, то им всем идти к точке выхода, к воронке, ведущей обратно в октябрь сорок первого, почти сорок километров. По немецким тылам. Так что времени на сантименты не будет.
– Вам все понятно, товарищ Залесский? – строгим тоном спросил комиссар.
– Да-да, Евгений Афанасьевич, – кивнул Севка. – Вы сказали, что после операции мы все двигаемся к базе отряда особого назначения в пяти километрах севернее. Оттуда нас перебросят на основную базу.
– Вот именно. – Комиссар взял указку и подошел к карте, приколотой кнопками прямо к стене. – Место базирования отряда прошу запомнить, но нигде не отмечать.
Парни внимательно посмотрели на карту.
«Пять километров, – повторил про себя Севка. – Что это значит? Это значит, что личному составу группы правду не говорят и что ребят не возьмут с собой к воронке. Их оставят прямо на том островке, возле взорванных «катюш». Хотя, конечно, можно было разрешить им довести основных участников мероприятия до воронки, а уж там и порешить».
Севка прислушался к своим эмоциям и с легким удивлением понял, что ничего, кроме раздражения, не испытывает. Зачем комиссар и все остальные играют перед ребятами спектакль? Зачем все эти рассказы о путях отхода и графике радиосвязи? Нет, понятно,
Как там говорил Евграф Павлович? Человеку нужно максимально облегчить дорогу к смерти. Хочешь ли ты его убить или только отправляешь на верную смерть – неважно, в любом случае ты должен обеспечить максимально удобный путь. Удобный и привычный. Нужно избежать желания как-то скрасить будущим покойникам последние часы жизни, не начинать лирических бесед, не устраивать обильных угощений и не организовывать интимных встреч с красавицами.
Будущего покойника нельзя вырывать из привычного течения жизни, только в этом случае он пойдет и умрет просто, без надрыва и страданий. Это если вы не собираетесь предупреждать покойника о будущей смерти. Если же вы хотите, чтобы он шел на смерть сознательно, тогда – да, тогда окружите его ореолом будущей славы или, наоборот – прижмите, чтобы смерть показалась ему самым простым и легким выходом…
Ребятам никто ничего говорить не собирался. Для полноты впечатления им даже представили Севку как опытного командира диверсионно-разведывательного отряда. Пришлось пожать каждому руку и сказать, что все будет нормально, что они сработаются и что у них еще множество операций впереди.
Комиссар был от речи Севки не в восторге. «Ну и пусть, – подумал Севка. – И черт с ним. Жить ребятам осталось всего ничего, не успеют ни понять, ни обидеться. Если что».
Через два часа они начинают. Это ребятам из группы интересно разглядывать квартиру, в которой происходил последний инструктаж, а Севка провел здесь уже почти сутки, успел и книги на полках бегло просмотреть и даже ужин готовил на громадной кухне.
Квартира была большой. И пустой. В двадцать первом веке такая должна стоить совершенно безумных денег. Но сейчас не стоила и копейки.
Хозяева – Севка так и не выяснил, кто жил в этой квартире на втором этаже в районе Старого Арбата, – уехали поспешно. На полу валялись какие-то бумаги, обрывки газет, осколки нескольких тарелок и хрустальная крошка от чего-то большого. Видимо, упаковывали посуду и уронили. Может, вазу.
– А ведь никто и не поверил бы еще полгода назад, – заявил Орлов, пройдясь по комнатам, – что в Москве может быть столько пустых квартир. Да еще таких…
– Это место тебя устраивает? – спросил комиссар.
– Вполне. Воронка откроется во-он там. – Орлов подошел к окну, отдернул гардину и поднял край прибитого к раме одеяла. – Возле клена.
– И как это происходит?
– Увидишь, – ответил Орлов. – Все увидишь. В принципе, ничего особо зрелищного. И случайно в воронку попасть нельзя. Так что потерпи. Тут остался всего один день.
– Сколько тебе нужно людей? – Комиссар подошел к окну, отодвинул Орлова и посмотрел на то место, где должна была появиться воронка.
– Не знаю… – пожал плечами Орлов. – Давай вместе подумаем. Ты уже наверняка прикинул варианты. Там все просто. Мы выйдем метрах в пятидесяти от острова. Что совсем хорошо – с тылу. То есть мы плюхнемся в болото как раз за спиной установок. Что нам и нужно. За семь минут до залпа Сличенко распределит людей по машинам. Так что нас никто не увидит.