1941. Козырная карта вождя. Почему Сталин не боялся нападения Гитлера?
Шрифт:
Мало того, Зеков подсказывает, что « с наступлением сумерек от границы в тыл потянулись колонны пехотных подразделений. Всё-таки стрелковые части начали отводить, а в лагерях оставались танкисты, сапёры, артиллеристы. Такой оборот дела, – справедливо замечает Зеков, – многих обеспокоил. Хорошо, если немцы отведут свою пехоту. А если нет? Тогда наши вспомогательные части останутся без пехотного прикрытия и могут стать лёгкой добычей агрессора в первый же день войны ( прим. автора: именно так и произошло). В 21.00командир полка распорядился завести тягачи и отбуксировать пушки в соседний лес. Боевым расчётам приказал быть при пушках ( прим. автора: выходит, что уже в 21.00 21 июня артполк Зекова был приведён в состояние повышенной боеготовности!). В лагере оставался штаб, взводы управления, связи и другие» (там же).
Итак, пока пехоту для отвода глаз перебрасывали на пятьдесят километров в тыл, механизированные корпуса (и механизированные артполки) на всём протяжении западных границ СССР делали прямо противоположное – выдвигались ещё ближе к границе, выполняя описанный мною в книге «22 июня: никакой внезапности не было!» приказ «из леса в лес». Тот, напомню, был получен всеми фронтами 17–18 июня. Якобы «достигнутые дипломатами» договорённости никак не повлияли и на выдвижение к границе «глубинных» стрелковых корпусов. Движение это началось ещё 15– 18 июняи некоторые дивизии «второй линии» как раз и достигли приграничья вечером 21 июня. Об этом я подробно писал в другой работе цикла «Большая война», посвящённой так никогда и не объявленным миру планам советского руководства. Предлагаю в этой связи вновь обратиться к воспоминаниям В.С. Петрова, касающимся последнего предвоенного вечера: «По дороге со стороны Хотячева показалась колонна. Зыпылённые пехотинцы шагали бодро. У монастыря головная колонна затянула песню... Пехотинцы дорожили своим именем, об этом можно было судить по их выправке. Мы смотрели на мерно покачивающиеся шеренги» («Прошлое с нами», с. 77).
То, что одновременно с подходом к границе дивизий «второй линии», передовые части Киевского Особого военного округа (к тому времени превращённого в Юго-Западный фронт) демонстративно отводились «назад», свидетельствует тогдашний заместитель наркома обороны К.А. Мерецков. Что касается приграничных частей, то ещё в конце маяМерецков, «взяв на себя инициативу», «сообщил командарму-5 генерал-майору танковых войск М.И. Потапову ( прим. автора: 5-я армия КОВО являлась ярко выраженным ударным войсковым объединением), что пришлю своего помощника с приказом провести опытное учение по занятию укреплённого района частями армии, с тем чтобы после учения 5-я армия осталась в укреплённом районе» («На службе народу», с. 198). Конечно, «остаться в укреплённом районе» звучит вполне «оборонительно», но по сути может означать (и означало) прямо противоположное: «занять исходный рубеж для атаки». Важно подчеркнуть, что сам замнаркома не имел полномочий на отдачу такогоприказа: командованию округа и армии потребовалась официальная бумага из Москвы. В начале июня вышеуказанные учения по «занятию укрепрайона» – то есть сосредоточение стрелковых соединений ударной армии Потапова «у пограничных столбов» состоялось. Командир 15-го стрелкового корпуса 5-й армии И.И. Федюнинскийподтвердил сей факт в своих мемуарах: «Вернувшись в штаб корпуса ( прим. автора: в начале июня 1941 года), я позвонил командующему 5-й армией генерал-майору танковых войск М.И. Потапову. Попросил разрешения по два стрелковых полка 45-й и 62-й дивизий... вывести из лагерей в леса, поближе к границе, а артиллерийские полки вызвать с полигона. В этом случае войска будут находиться в восьми километрах от границы, в густом лесу. Командарм, подумав, согласился» («На Востоке», с. 222). Но тот же К.А. Мерецков пишет, что как минимум некоторому количеству стрелковых соединений перед самой войной пришлось «поворачивать оглобли»: «Передвижение соединений из второго эшелона было разрешено, но по указанию Генштабавойскам КОВО пришлось оставить предполье и отойти назад» («На службе народу», с. 202). Судя по всему, то же самое собирались делать и на будущем Южном фронте – в Одесском военном округе, но в последнюю минуту почему-то решили, что на советско-румынской границе такой маскарад не нужен: «До рассмотрения сходной инициативы Одесского военного округа дело не дошло. В результате на практике войска этого округа были в канун войны, можно считать, в боевой готовности...» (там же).
Разумеется, демонстративный отвод от границы передовых стрелковых соединений приграничных округов был отмечен немцами. Дневник Гальдера за 23 июня 1941 года содержит следующую запись: «Командование группы армий «Север» считает даже, что такое решение ( прим. автора: «об общем отходе») было принято противником ещё за четыре дня до нашего наступления» («Военный дневник», т. 3, с. 33). Интересно, что советский редактор гальдеровского «Дневника» – генерал-лейтенант Жилин – сопроводил эту запись следующим комментарием: «такого решения советское командование не принимало»(там же, с. 35). Что ж, может, именно такого решения – об «общем отходе» и за четыре дня до немецкого нападения – Сталин и его военные действительно не принимали. Но ведь приказ об отводе как минимум части стрелковых дивизий (или полков) передового эшелона действительно имел место. Возникает резонный вопрос: почему генерал-лейтенанту Жилину мучительно захотелось соврать?
Если верить И. Буничу, «неожиданная» директива о демонстративном снижении боеготовности в некоторых соединениях именно в период с 20 по 23 июняпоступила из Генштаба в приграничные округа ещё 16 июня. О частичном отводе пехотных дивизий «первой линии» ясно свидетельствуют те, кто эти приказы отдавал и выполнял. Почему же выдающийся партийный историк Жилин не упомянул об этом ни единым словечком?.. Любопытно отметить, что начальник Генштаба сухопутных войск Рейха при этом не делает никаких комментариев по поводу загадочных «дипломатических договорённостей», о которых знал советский Генштаб и, соответственно, штабные офицеры советского ПрибОВО (уже к тому времени превратившегося в Северо-Западный фронт, который и противостоял упомянутой выше немецкой группе армий «Север»).
Это может означать две вещи: либо Гальдер ничего об этом не знал; либо знал, но сделал вид, что не ведал, даже делая запись в своём личном дневнике, поскольку загадочных «договорённостей» с германской стороны достигли совсем не дипломаты, уполномоченные на то фюрером и германским МИДом. То есть если кто-то где-то и вёл секретные, ни в каких исторических работах не упоминающиеся переговоры, то Гальдер о них ничего не слышал. А вот в штабе советского Прибалтийского Особого военного округа о них почему-то знали. И даже отдавали вполне конкретные приказы по демонстративному и, скажем так, «неискреннему», отводу войск от границы. Откуда-то пронюхали об этих тайных консультациях и ушлые американские газетчики. Причём сделали это 14 июня 1941 года– ещё до отданного нацистским руководством 15 июнятайного распоряжения о выбросе «дезы» по поводу вот-вот готовых начаться советско-германских переговоров и о якобы предстоящем приезде Сталина в Берлин (см. дневниковую запись Геббельса за 16 июня 1941 года, «The Goebbels Diaries. 1939–1941», с. 416). Чудеса, да и только...
В своей книге «22 июня. Анатомия катастрофы» историк Марк Солонин так и характеризует все эти вроде бы нелогичные перемещения советских войск вблизи границы: «загадочные, и по сей день не поддающиеся однозначной интерпретации, внешнеполитические «игры» Сталина...», в результате которых «планы прикрытия так и не были приведены в действие»(с. 85). Но продолжим «инвентаризацию» фактов о демонстративном снижении боеготовности приграничной группировки Красной Армии и ВВС накануне войны...
«Командующий 4-й армией генерал-майор Коробков, – пишет Р. Иринархов теперь уже о том, что происходило в Западном Особом военном округе, – хотел поднять по боевой тревоге 42-ю стрелковую дивизию, дислоцировавшуюся в Брестской крепости, но посоветовался с генералом Павловым ( прим. автора: командующим округом/фронтом), а он не разрешил...» («Красная Армия в 1941 году», с. 413). «Командир 86-й стрелковой дивизии полковник М.А. Зашибалов хотел поднять дивизию по тревоге и выдвинуть её к границе – командир 5-го стрелкового корпуса генерал-майор А.В. Гарнов не разрешил...» (там же). «Ещё 20 июня 1941 годакомандиры авиационных соединений получили телеграмму командующего ВВС округа генерала И.И. Копца: « Привести части в боевую готовность. Отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках отозвать». Но 21 июня этот приказ был отменён, в результате на земле в первый же день войны от ударов противника была потеряна почти вся авиация округа» (там же). Напомню также, что сам Копец, которого заставилипоступить столь преступным образом, увидев результаты нападения Люфтваффе на аэродромы авиации округа, застрелился. Совершенно очевидно и другое: останься Копец в живых, его бы поставили к стенке – как поставили Павлова и всех остальных его замов...
«Очень много неясных распоряжений и указаний, – делится Р. Иринархов ситуацией в Белоруссии, – полученных войсками округа перед началом боевых действий и не имеющих ответа по сей день:
– запрет на рассредоточение авиации перед войной ( прим. автора: на самом деле, вполне логичный приказ: рассредоточенную авиацию было бы потом трудно сосредоточить – для нанесения массированного «ответного удара»);
– изъятие боекомплектов из дотов и танков и сдача их на склады;
– полученное перед войной указание на просушку топливных баков самолётов;
– приказ на изъятие с пограничных застав автоматического оружия;
– полученное в войсках сообщение о пролёте через границу больших групп самолётов и запрете ведения по ним огня ( прим. автора: вновь та же железная логика – надо было уберечь «сталинских соколов», только что разбомбивших немецкие аэродромы и возвращающихся домой, от огня своей собственной ПВО).
«По чьей команде делалось это? – недоумевает Р. Иринархов. – Что это – предательство или чья-то вопиющая неграмотность?» (там же). О преднамеренном предательстве, разумеется, речь не шла. Были вполне грамотными в военном деле и те, кто все эти приказы отдавал – Тимошенко, Жуков, Мерецков и прочие. Дело, скорее, в том, что «шибко грамотным» и чересчур хитрым оказался сам «магистр ордена меченосцев» – товарищ Сталин И.В.