1942-94. Заложник времени
Шрифт:
Когда инъекция, чуть грубовато, но, все же была завершена и медсестра собралась уйти, Наумов поспешил спросить:
– Вы не подскажете, где я нахожусь?
– Отчего не подсказать, – обернувшись, ответила та. – Все одно, дальше этих стен не выйдет.
– В смысле?
– Это лазарет центрального управления НКВД…
Оказавшись в наркомате внутренних дел, Иван загрустил. И было от чего. В его понятии – это значило верную смерть. Слишком много страшных историй слышал он про этот карательный орган из средств массовой информации нового, демократического правительства, что набрало силу в начале девяностых. Но, с другой стороны, зачем держать его в чистой палате с радио и делать уколы по расписанию? Все противоречиво.
Через некоторое время в палату вошел конвоир. Он еще не успел произнести ни слова, как Наумов самостоятельно поднялся с койки и, заложив руки за спину, театрально вышел в коридор. Тапочек, или другой какой обувки рядом не нашлось, поэтому холодный каменный пол неприятно ожег голые ступни при первых шагах. Конвоир только хмыкнул, но грубо себя не повел.
– Иди прямо по коридору! – Закрывая дверь палаты, бросил он. Затем, догнал быстрым шагом, и повел за собой. На допрос, не иначе. На расстрел так не ведут.
Кабинет, куда его привели, был полной противоположностью чистой и светлой палаты лазарета: темный, с маленькими, заляпанными грязью окнами, с единственным покосившимся письменным столом и устрашающего вида металлическим стулом. Похоже, на нем еще средневековая инквизиция добивалась правды от узников совести и всякого рода ведьм. Неужели с тех пор один из главных органов страны все еще испытывает нужду в лучшем финансировании?
Человек в синих галифе и гимнастерке с двумя прямоугольниками на петлицах, молча сидел за столом и долго рассматривал вошедшего Наумова.
– И что ты за гусь, если тебя ко мне прислали? – Спросил он, закуривая папиросу. – Не генерал – точно! Да и на маршала не очень смахиваешь.
– Я не гусь, я человек, – особо не прикидываясь, ответил Наумов. – А по званию, всего лишь лейтенант. И то – бывший.
– Ага? – Удивился тот. – Ври больше! Сраного лейтенанта ко мне не пришлют! Не мой уровень.
– Начальству виднее, – кивнул на облупленный потолок Иван, сам удивляясь, что его доставили на допрос к оперу, который ни сном не духом про него не знал. Еще одна странность в череде.
– И то верно! – согласился тот.
В этот момент дверь кабинета распахнулась и, на пороге появился человек в скромном армейском френче и черном галифе. Сапоги его ослепительно блестели, еще больше блестели пронзительные глаза, грозно взиравшие из-под насупленных бровей. Оперативник подскочил с места, будто старый стул дал ему крепкого пинка, мстя за прошлые обиды, и вытянулся по струнке.
– Здравия желаю, товарищ комиссар!
– Сидите, лейтенант, – отмахнулся тот.
Опер упал на стул.
– Вот вам инструкции и личное дело арестованного. Изучайте в его присутствии. Задавайте вопросы. Все будет находиться под моим личным контролем…
Признаться даже у Наумова челюсть отвисла после такой инструкции, неговоря уж об опере. Тот почти в кому впал, застыв, словно истукан.
– Чего вы на меня так смотрите! – Рявкнул комиссар. – Выполняйте!
Он быстрым шагом покинул кабинет, а лейтенант все еще смотрел ему вслед, ничего не понимая.
– Ну, что? – Произнес Наумов. – Может, начнем?
Эта фраза для опера была подобна выстрелу в голову.
– Чего начнем? – Спустя длительную паузу, очнулся тот.
– Допрос, – невозмутимо ответил Иван, решив использовать сложившуюся ситуацию в свою пользу. – Вам же ясно сказали, что должны подробно изучить мое личное дело и доложить начальству.
– Да, да, – согласился тот. Он обильно потел, вытирая лицо платком: то ли от страха, то ли от наглости арестованного. Дрожащими руками раскрыл личное дело Наумова и несколько минут молчал, изучая его, изредка промокая лоб. Затем откинулся на спинку стула и, выдохнув, спросил:
– Ты, идиот?
– А разве не похоже? – Как можно искренне удивился тот. – Вот и мама мне всегда говорила что…
– Заткнись! – Неожиданно рявкнул лейтенант. – Прислали дурака на мою голову!
Иван часто закивал, подтверждая выдвинутый оперативником диагноз, подыгрывая сложившейся ситуации. Надеялся, что приняв за полоумного, лейтенант вышвырнет его вон, и он сможет спокойно уйти…Только, куда? Он и в своем времени Москвы не знал, а уж тут и подавно. Бежать куда глаза глядят да ноги принесут – пройденный этап: заносит слишком сильно и совсем не туда. Только хуже делается.
– Что ты на меня смотришь, будто баран на новые ворота? – Очередной окрик вернул Наумова к действительности. – Гнать бы тебя в три шеи, да дело твое бредовое находится под особым контролем.
Опер закурил папиросу, немного успокоился и внимательно, исподлобья уставился на Ивана, пуская к потолку клубы дыма. Тот невольно поежился под его взглядом. Эта экзекуция продолжалась, пока табак не истлел до самого мундштука и не осыпался на отутюженные галифе. Лейтенант чертыхнулся, стряхнул пепел с колен и поднявшись со стула бросил на пол и растер подошвой и без того потухший окурок.
– Что же мне с тобой делать? – Усевшись обратно, вздохнул он. – Может пришить статью повесомей, да расстрелять к чертовой матери?
– Зачем же сразу так круто? – Невольно произнес Наумов, затем опомнился и добавил. – Чего на дурака патроны – то тратить.
– Э, нет парень, ты вижу далеко не дурак. Посиди пока, подумай, а я решу, что с тобой дальше делать. Васильев!
В кабинет вошел охранник.
– Уведи этого в камеру, – приказал опер.
– Есть! – козырнул тот.
Иван поднялся, не дожидаясь приглашения.