1942: Реквием по заградотряду
Шрифт:
– Товарищ капитан, – начал Севка, – вы…
– Ты с утра не видел, как остатки моей эскадрильи героически украсили своими обломками бескрайние задонские степи? – Чалый сплюнул. – Красиво так, в едином порыве… И казалось бы, три бомбера на два «мессера», перестрелять стервятников да улететь… Так нет же, упали и сгорели.
– Я видел, – сказал Севка.
– Вот помнишь тот, что упал первым? Вот на нем я и летел. Я жив, а остальные… – улыбка капитана стала болезненной. – Больше ничего в моих документах высматривать не будешь, лейтенант?
– Нет, извините, – Севка протянул документы. – У вас случайно нет бинта? Тут у меня раненый…
Пакета не было. Капитан снял с себя куртку, стащил гимнастерку, потом белоснежную нательную рубаху. Порвал ее на полосы.
Костя поначалу бодрился, но когда Чалый безжалостно отодрал старую повязку от ран, вскрикнул и обмяк.
– Слышь, – сказал Чалый, наклоняясь над раненым, – ты бы пока бойцов к делу приставил. Там – часовым, дневальным… Как это у вас в пехоте положено. Я бы и сам, но, во-первых, ты их первым нашел, значит – твои, во-вторых, я с неба воевать обучен, а с винтовочкой, да врукопашную – извини, не мое. Старый я к тому же. Ну, и в-третьих, слышал небось – где начинается авиация, там заканчивается порядок… Так что я твоего приятеля перевяжу лучше. А ты там прикажи, чтобы патрон из моего «ТТ» нашли, который ты на землю уронил. Патроны, это, брат, сейчас самая важная вещь… Застрелиться там, или еще что…
Когда Севка вернулся к бойцам, те что-то оживленно обсуждали вполголоса. Увидев лейтенанта – разом замолчали.
Костылин зыркнул недобро и опустил глаза.
– Слушай приказ, – как можно увереннее произнес Севка. – Рядовой Костылин и рядовой…
Севка глянул на молодого парня, который собирался прорываться к Сталинграду.
– Боец Винивитинов, – выпалил парень.
– Костылин с Винивитиновым назначаются в дозор. Держаться парой, если что-то заметите – один остается на месте, а второй бежит ко мне. Следить за подступами к балке… – Севка указал пальцем себе за спину, туда, где, по его расчетам, был хутор. – И чтобы без глупостей… Старший – Винивитинов.
– Есть, – сказал парень, посмотрел на Костылина, шмыгнул носом и полез по склону балки наверх.
Костылин – за ним.
– Только не маячьте там, – бросил вдогонку Севка. – Все-таки степь… Далеко видно…
Севка задумчиво посмотрел на оставшихся в балке бойцов.
– Рядовой Чреватый, – напомнил жилистый.
– Рядовой Павлов, – доложил якут или бурят.
– Вы пока отдыхайте, – сказал Севка. – Проверьте, что у нас с патронами и продуктами и мне потом доложите…
– Есть, – ответил Чреватый.
– Ладно, – кивнул Севка. – Мы будем здесь, рядом…
Севка вернулся к Косте и капитану.
Чалый уже почти закончил перевязывать Костю. Завязывал узел, напевая вполголоса песню. «Ой кто-то с горочки спустился»… Женская песня, насколько помнил Севка, но у всех свои привычки.
– Как тут дела? – спросил Севка, усаживаясь на горячую землю.
– Твой приятель или просто вместе идете? – капитан надел гимнастерку, подпоясался, но куртку надевать не стал, бросил возле себя.
– Приятель, – сказал Севка.
– Хреново, – покачал головой Чалый и пригладил волосы. – Если к вечеру мы его на операционный стол не положим, то… У моего штурмана такая же рана была. Точь-в-точь. Приятель твой пулю давно словил?
– Утром.
– Понятно. У моего штурмана к вечеру жар поднялся, лихорадка… В общем, через четыре дня – схоронили. Заражение и все такое… – Чалый вздохнул. – Так что шансов у твоего приятеля…
По балке пронеслась тень самолета.
– «Мессер», – не поднимая головы, сказал капитан. – Еще одна причина, по которой шансов выжить у лейтенанта нет… Если бы даже санбат был в пяти километрах, хрен бы мы до него дошли. Такие дела.
– А где санбат? – на всякий случай спросил Севка.
– Хороший вопрос… – Чалый открыл планшет, достал карту и расстелил ее на земле. – Вот, смотри… Мы – вот тут. Линия фронта на севере – вот тут. Как раз между нами и Сталинградом. И что-то вроде линии фронта на юге – вот тут. Вы сюда откуда попали?
– С Узловой.
– Понял. Значит, повезло вам, в правильную сторону пошли. Сюда немцы пока не удосужились заглянуть. И если выходить, то двигать нужно во-от сюда, – Чалый провел указательным пальцем по карте. – Мне сверху видно все, ты так и знай… Правее Сталинграда, но не углубляясь к калмыкам в степи. Разное про калмыков говорил наш комиссар… Одна проблема у тебя, лейтенант. От этого места, где мы сейчас, до линии озер – полтораста километров. По степи. Если постараешься, то дней за пять пройдешь. Схоронишь приятеля и дойдешь…
Севка оглянулся на Костю.
– И так и так ты его похоронишь, – напомнил капитан. – И еще вопрос – пойдут ли за тобой красноармейцы. Ты их глаза видел? Мужикам надоела эта ерунда с войной. Они драться ехали, а их снова – в окружение. Устали люди.
– Ничего, пойдут, – сказал Севка.
– А… У тебя же револьвер… – кивнул Чалый. – Ты его ка-ак вытащишь, ка-ак выстрелишь… Согласно приказа номер двести двадцать семь. Я тебе только напомню, что их четверо. И если они бежать надумают в плен, то им лишний свидетель ни к чему… Совсем ни к чему… И ладно, если решат прибить командиров Красной армии, а то ведь и на Военно-воздушные силы могут покуситься… Ты патрон, кстати, приказал подобрать?
– Забыл, – спохватился Севка.
– Ладно, потом… – Чалый лег на спину, заложив руки за голову. – Ты пока подумай, лейтенант, что делать станешь… Может, и впрямь – в плен?
– Пошел ты… – пробормотал Севка.
– А… Патриот. Бывает… – сказал Чалый, закрывая глаза. – Я и сам такой… Умереть, но не отступить… У тебя выпить нету?
– Что?
– Спирта нет? Или водки? Я без еды могу, без курева… А вот без водки – не получается.
– А куда начальство смотрит?
– Куда смотрит? Туда же, куда и ты. На петлицы мои смотрит. Был подполковник, стал капитан. Смешно?
– Нет.
– И я думаю – не смешно. Посыпались с меня шпалы, как с насыпи во время железнодорожной аварии. В июне. Обидно… Ну, перебрал не вовремя, с кем не бывает? С каких это пор вообще стали в авиации с выпивкой бороться? До войны, слышал, даже споры у летунов были, кто скорее после полетов напьется. Перегоняют два истребителя, сели на аэродроме, один в буфет рванул, за выпивкой, а второй – прямо в кабине четвертушку оприходовал… Победил, значит.
Чалый вздохнул и стал насвистывать мелодию. Ту же самую женскую песню о том, что «кто-то с горочки».