1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь
Шрифт:
Со временем ему стали поручать и отбор рукописей для конкурса дебютантов. Хотя сам Тэнго уже который год числился в кандидатах на премию этого конкурса, щекотливость такой ситуации ничуть не смущала его, и он безо всяких пристрастий судил тексты своих конкурентов. В итоге, пропустив через себя кучу откровенно бездарной писанины, Тэнго научился с ходу диагностировать симптомы плохого письма. Каждый год, прочитав около сотни рукописей, он отбирал десяток более— менее стоящих и выкладывал на стол Комацу. Вместе с рецензиями — что именно понравилось, а что нет. Комацу все это просматривал и в итоге оставлял уже только пять кандидатур, которые и передавались четверке жюри для выбора лауреата.
Подобной сортировкой занимались и другие фрилансеры, а координировал
При удачно составленном расписании лекций он мог сидеть дома и заниматься чем хочется три, а то и четыре дня в неделю. Семь лет подряд читая один и тот же подготовительный курс, Тэнго пользовался у будущих абитуриентов отменной репутацией. Объяснял доходчиво, мыслью по древу не растекался, на любые вопросы отвечал быстро и по существу. К его собственному удивлению, за кафедрой в нем просыпался настоящий ораторский талант. Яркий язык, уверенный голос, шутки для поддержания тонуса в аудитории — все, что требуется от хорошего лектора, давалось ему легко и естественно. До того как он поступил на эту работу, рассказчик из него был совсем никудышный. Да и теперь еще, встречаясь с кем-либо за стенами колледжа, Тэнго то и дело смущался и мямлил, а потому в небольших компаниях предпочитал роль молчаливого слушателя. Но стоило ему вернуться в аудиторию и встать за кафедру перед неопределенным числом собеседников, голова прояснялась, и он без малейшего напряга мог говорить о чем угодно и сколько потребуется. Странное все-таки существо человек, удивлялся сам себе Тэнго.
На зарплату он не жаловался. Не сказать чтобы очень высокая, но для усилий, которые он в эту работу вкладывал, вполне терпимо. Среди учащихся регулярно проводились опросы, популярность Тэнго только росла, а вслед за нею повышались и его премиальные. Все-таки его частный колледж всерьез беспокоился о том, чтобы хороших преподавателей не переманивали другие вузы (предложения от которых Тэнго уже получал, и не раз). Совсем не то что в государственных заведениях. Там бы его зарплата жестко зависела от выслуги лет, частная жизнь контролировалась администрацией, и ни талант, ни преподавательский рейтинг не имели бы ни малейшего смысла. А кроме того, ему действительно нравилось работать в колледже для абитуриентов. Ученики приходили на занятия с конкретной целью — поступить в университет и лекции слушали внимательно. От Тэнго требовалось одно: внятно излагать материал. И слава богу. Забивать себе голову их дисциплиной и моральными качествами в его обязанности не входило. Просто встаешь за кафедру и рассказываешь, как решаются те или иные математические задачи. А уж по части выражения абстрактных идей при помощи цифр Тэнго был мастером чуть ли не с раннего детства.
Когда не нужно было ходить на работу, он просыпался ни свет ни заря и писал без отрыва примерно до раннего вечера. Авторучкой «Монблан» с синими чернилами — по стандартной бумаге, разлинованной под 400 иероглифов. Лишь после этого день был прожит не зря. Раз в неделю его навещала любовница, замужняя дама, с которой он проводил время после обеда. В сексе с женщиной, которая старше тебя на десяток лет, нет никакого будущего; уже благодаря этому Тэнго было с нею легко, естественно и безопасно. Ближе к вечеру он выходил на прогулку, а вернувшись, слушал в одиночестве музыку и читал книги. Телевизор не смотрел. И когда приходил очередной сборщик взносов
— Я считаю, ловить нужно рыбу покрупнее, — сказал Комацу.
— Покрупнее?
— Да. Конечно, я не умаляю престижности премии «Дебют», но… уж если охотиться, так сразу за чем-нибудь посолидней.
Тэнго промолчал. Куда клонит Комацу — как всегда, одному богу известно, но на сей раз от слов его будто повеяло странной тревогой.
— Премия Акутагавы! [12] — объявил Комацу, выдержав эффектную паузу.
— Акута… гавы? — повторил Тэнго так, словно считывал трехметровые иероглифы, выведенные палкой на мокром песке.
12
Премия имени Рюноскэ Акутагавы — самая престижная из литературных премий Японии, присуждаемых начинающим писателям. Учреждена в 1935 г. токийским издательством «Бунгэй Сюндзю» в память о классике японской литературы Рюноскэ Акутагаве (1892–1927).
— Ни больше ни меньше. Что это за планка, сам знаешь не хуже моего. Тут тебе, брат, и в газетах шумиха, и телевидение навытяжку…
— Погодите, господин Комацу, что-то я не пойму. Мы говорим о романе Фукаэри?
— Ну разумеется! О Фукаэри — и ее «Воздушном коконе». Кроме нее, нам с тобой и обсуждать-то больше некого.
Закусив губу, Тэнго попытался разгадать это уравнение с непонятным числом неизвестных.
— Но ведь вы сами весь вечер доказывали, что это даже до премии «Дебют» недотягивает! В том виде, как оно есть, ни черта не выйдет…
— Не выйдет. В том виде, как оно есть. Факт, против которого не попрешь.
Тэнго понадобилось время собраться с мыслями.
— Так вы что же — предлагаете переписать за дебютанта его текст?
— А ничего другого не остается! Подающих надежды авторов часто просят исправить их писанину, обычное дело. Только на этот раз мы поручим эту работу не самому автору, а… кое-кому другому.
— И кому же?
Еще до того, как ответ прозвучал, Тэнго знал, что услышит. И спрашивал больше для проверки.
— Мы доверим это тебе, — распорядился Комацу.
Тэнго задумался, подыскивая верные слова. Но их не нашлось.
— Позвольте, господин Комацу… — сказал он и перевел дух. — Речь ведь идет не о стилистической правке. Эту вещь нужно перелопачивать от корки до корки, разбирать на кусочки и собирать заново, чтоб она не расползалась по швам.
— Разумеется, от корки до корки. Сохранить только главный сюжет. Ну и желательно, общую атмосферу. Но весь текст переписать заново. Максимальная адаптация, скажем так. Этим займешься ты. А я спродюсирую все остальное.
— По-моему, ничего не выйдет… — пробормотал Тэнго наполовину сам для себя.
— Слушай. — Комацу взял кофейную ложечку и взмахнул ею, точно дирижерской палочкой перед носом единственного исполнителя. — У этой девчонки, Фу— каэри, определенно есть некий дар. Это понятно, если продраться через ее «Воздушный кокон». Такая буйная фантазия — огромная редкость. Но к великому сожалению, писать она не умеет. Ни в склад, ни в лад… Но как раз это умеешь ты! Внятное изложение, верные интонации, отточенные формулировки — все это есть у тебя. Даром что роста огромного, пишешь ты умно и стильно. И с задушевностью там, где требуется, все в порядке. Вот только о чем писать — ты, в отличие от Фукаэри, пока не улавливаешь. Шарахаешься от темы к теме, как бродяга по свету, а сути хорошей истории никак не поймешь. Но ведь все, о чем тебе стоит писать, прячется внутри тебя самого! Забилось в глубокую норку, точно пугливый зверек, и наружу носа не кажет. Но пока ты его оттуда не выманишь, ловить будет нечего. Вот что я имею в виду, когда говорю «тебе нужно время»…