1том. Стихотворения. Коринфская свадьба. Иокаста. Тощий кот. Преступление Сильвестра Бонара. Книга моего друга.

Франс Анатоль

МОРСКОЙ ПЕЙЗАЖ

Под мягкой дымкою, нависшей молчаливо Над морем и песком, в полукольце залива Проснулись под скалой дремотные суда. Пылающим ковром разостлана вода Пред солнцем, выплывшим из пропасти востока. А волны алых дюн смеются издалека, Сверкают стеклами прибрежные дома, И зеленеет верх у каждого холма, Едва коснется свет его листвы нарядной, И небо каждый луч в себя вбирает жадно. В пространстве шум растет, неясный и глухой; Свой первый громкий крик бросает труд людской. Вот — женщина в сабо, за ней идет другая; Хлопочут рыбаки, свой невод расстилая, И солнце серебрит трепещущий улов В плетеных кузовах на спинах моряков. Запел старик рыбак и паклею густою Стал конопатить челн, пропахнувший смолою, А выше, где холмы желтеют будяком, Два стражника идут замедленным шажком. Суденышко скользит по водам океана, Латинским парусом белея из тумана; Чтоб ветер попытать, уже взошел на бак И руку вытянул немолодой моряк.

ВИДЕНИЯ СРЕДИ РАЗВАЛИН

Река, свободная, немая, Стремит меж бледных тростников Потоки влаги и песков, Тот остров длинный обнимая, Что кораблем разбитым спит, Обломком славным приключенья, И, преданный навек забвенью, Утрачивает смысл и вид. Лет журавлей, их клик тоскливый Пронзает дымку облаков, А стаи лебедей, чирков Плывут по вольному разливу. Две старых

башни и портал — Для мрачных сов приют просторный. Во мху, в плюще, их очерк черный Неявственно и грузно встал. А камни длинных изваяний Лежат меж ирисов густых. Во сне, смежившем веки их, Они сложили мирно длани. Теперь настойчивый борей Снедает тех изображенье, Что так любили смерть и тленье, — Дев, ангелов, волхвов, царей. Во всей осанке их суровой И в сухости бесплодных тел Мы видим их былой удел — Желать могильного покрова. Над островом прошли века, Храня покой его священный, Струясь безмолвно, неизменно, Мосты обрушила река. Рос город, гордый и богатый, Среди пустынных тех земель, И вновь он спрятался когда-то В неласковую колыбель. Но камни улиц, пристаней Отобраны землей нещедрой, — Таят холмов цветущих недра В себе жилища давних дней. И беспорядочная куча Стен, капителей и подпор Венчает южный косогор, Поросший туею плакучей. Лягушки стонут из болот. Меж трав, на западе, далеко Стоят ворота одиноко, Зияя в мокрый небосвод. И бури в яростных порывах Античных не щадят веков, Круша людей, коней, быков На сводах арок горделивых. На севере, невдалеке, Ряды колонн, светильни, плиты, Стен, лестниц лабиринт извитый — Гудят под бурями в тоске. Руины храма, где повешен Ряд лир на колышках златых, Где танец нимф еще не стих И вьется, радостен и бешен. Молчит обитель королей, Сев одинокою вдовою На правый берег, над водою, Над хладной белизной лилей. Как царственные украшенья, Мерцает, в водах отразясь, На ней эмблем и знаков вязь, Спасенная от разрушенья. С беседки, чуть из облаков Проглянет месяц, — оживая, Смеется статуя нагая, Роняя пригоршни цветов. И сладострастно и лениво, Присев, откинулась назад Та, что к себе манила взгляд Далекой эры нечестивой.

УЗНИК

У моря, у ласковых Сиртов, Где мирно синеет вода, Есть лес апельсинов и миртов, Куда не заходят стада. Под древней древесною сенью, Изваянный дивным резцом, Смеется сатир в опьяненье На камне высоком своем. А острые уши сторожки: Их словно чуть-чуть повело. Венчают задорные рожки Его молодое чело. Ноздрями, раскрытыми жадно, Впивать непрестанно он рад Морской этот ветер прохладный, Цветущих лесов аромат. Фалернскому [4] , видно, во славу Приподняты губы с углов, Торчат под бородкой курчавой Две шишечки, как у козлов. У мрамора Пентеликона Тоскующий отрок сидит, И искоса бог благосклонный На узника сверху глядит. А он, молодой, белокрылый, Слезами залиться готов, Что ноги немеют без силы И тело — в оковах цветов. Слеза по прелестным ланитам, По золоту прядей течет, И крыльям, широко раскрытым, Напрасно мерещится взлет. Покуда под солнца лучами Молчит целомудренно лес, В глазах, увлажненных слезами, Отважный огонь не исчез. Но вечер опустится мглистый, И нимфы начнут торжество, — Он весел под цепью душистой, Пьянящею сердце его.

4

Фалернское — известное в древности вино, производившееся из винограда фалернских виноградников в Кампании (Италия).

РИМСКИЙ СЕНАТОР

Жерому, художнику [5]

Сам Цезарь — на полу в покое опустелом, Под тогой складчатой величествен и строг, И бронзовый Помпей, в крови, над трупом белым В углу зеленых губ свой затаил смешок. Душа, в далекий путь отпущенная телом, Лишь Брут с Свободою вонзил в него клинок, Печальная, кружит над прахом онемелым, Где смерти кроткой след красою бледной лег. На голом мраморе скамей один затерян, Старик сенатор спит, и храп его так мерен, Колышется живот, оплывший на скамью. Молчаньем пробужден, вдруг сослепа, натужась, Он хрипло возгласил, немой рождая ужас: — За лавры Цезаря я голос подаю!

5

Жером Жан (1824–1904) — французский художник и скульптор. Среди его произведений известна картина «Смерть Цезаря».

САНДАЛОВЫЙ КОСТЕР

Когда в далекий путь, величествен и странен, Чрез Тихий океан пустился англичанин, На дивном острове, где бриг пристал тогда, Царица, девочка по имени Ти-да, Браслет из раковин пришельцу отдавая, Хотела с ним рабой плыть из родного края. И целых тридцать дней слыхал любимый друг Из бронзовой груди немолчный страстный стук Среди циновок, там, в бамбуковой палатке. Но все ж заранее, в тот самый месяц сладкий, Ти-да, готовая к разлуке с давних пор, Воздвигла для себя сандаловый костер. А путник уловил, чуть бледный, над волнами Тот странный аромат, что посылало пламя.

ПОСЛЕДНИЙ ОБРАЗ [6]

Ни один волосок на ее голове, ни одна складка ее платья не шевелились.

Чарльз Диккенс

Поутру, в зимний день, прохладный и погожий, Печальный мальчик сел в подъехавший возок, Вот, джин свой проглотив, берет возница вожжи, Зафыркал белый конь на бодрый ветерок. Ждет снова школяра все чуждое такое, Где столько скуки, кар, решеток и чернил, — И в детской памяти щемящею тоскою Встал этот мрачный мир, что так ему немил. Он опустил стекло и выглянул в смятенье, — Свое изгнание не может он понять. И видит на крыльце в последнее мгновенье: Вся в белом, высоко младенца держит мать. Прощальный щелкнул бич. Мать, расставаясь с сыном, Бледна и молода, длит ласковый привет, А грудь дыханием не дрогнет ни единым, И в пристальных глазах так ровен синий свет. Ни складки ветерком на ней не шевелило, И не играла кровь под нежной кожей щек, На светлой голове, простоволосой, милой, Не дрогнул ни один летучий волосок. Вовек не свидится с ней мальчик одинокий, — Но так таинственен и прост возник тогда Тот образ матери, что, кроткий и глубокий, Во взоре сына жить останется всегда.

6

«Последний образ». — Стихотворение является поэтическим переложением сцены прощания Давида Копперфильда с матерью из романа Диккенса «Давид Копперфильд». Эпиграф взят из VIII главы первого тома этого романа, который Анатоль Франс ценил чрезвычайно высоко.

КОРИНФСКАЯ СВАДЬБА (LES NOCES CORINTHIENNES) [7]

Фредерику Плесси [8] .

О могила, о брачное ложе…

Софокл,

«Антигона»

ПРОЛОГ

Дорога, ведущая от Коринфа к морю. Мраморный храм с фронтоном, на котором изображено рождение Афины. Источник, миртовая роща. В глубине — дом с расписанными стенами, сад, виноградник. Вдали, весь розовый Акрокоринф [9] .

7

Над драматической поэмой «Коринфская свадьба» Анатоль Франс начал работать с конца 1875 года. Первая часть поэмы была опубликована в 1876 году в третьем сборнике «Современного Парнаса», вышедшем в издании Лемерра. Полностью «Коринфская свадьба» была напечатана отдельным изданием у Лемерра в том же, 1876 году. В этот том вошло также несколько маленьких поэм Франса: «Левконоя», «Пострижение», «Вдова», «Пиа», «Поэт — своему другу».

Античный мир, его культура интересовали Франса еще в годы его учения в коллеже Станислава. Общение с парнасцами содействовало еще большему увлечению молодого поэта античностью. Особенно привлекал его поздний период античной культуры, время умирания старого языческого мира и зарождения христианства. Не случайно, что первое опубликованное его поэтическое произведение — поэма «Легенда о Таис, комедиантке» (1867), относящаяся по сюжету ко времени раннего христианства. К теме раннего христианства обращается Франс и позже в романе «Таис», в ряде своих новелл и стихотворных произведений.

На формирование мировоззрения Франса большое влияние оказала идеалистическая философия Ренана. Франс хорошо знал работу Ренана «История происхождения христианства», первый том которой «Жизнь Иисуса» вышел в 1863 году. В предисловии к «Коринфской свадьбе» Франс высказывает мысли, близкие Ренану, о том, что наука не может открыть перед человечеством всех тайн и поэтому люди никогда не смогут обойтись без иллюзий, «и разве эти иллюзии — не главное условие жизни?» В основе всякой религии, утверждает Франс, лежит иллюзия, самообман или обман. Затрагивая тему христианства в ряде своих поэтических произведений («Прощание», «Левконоя», «Пострижение»), Франс очень далек от какого бы то ни было религиозного чувства. Обращение к религии вызвано у его героинь, Левконои и других, прежде всего неудовлетворенностью жизнью, желанием забыться. Религия — это иллюзия, которой тешат себя слабые мятущиеся люди. Но если языческая религия античности дарила людям радостные грезы, благословляла жизнь и веселье, то христианская религия лишает людей радости и красоты жизни, лишает права на любовь.

В «Коринфской свадьбе» Франс противопоставляет жестокой и антигуманистической христианской аскезе жизнерадостность античного язычества.

В основе сюжета драматической поэмы Франса лежит эпизод из трактата римского писателя II века н. э. Флегонта из Тралл «Чудесные происшествия». В примечании к поэме Франс полностью приводит отрывок из Флегонта. У Флегонта неясна причина смерти молодой девушки Филинион; все сводится лишь к рассказу о таинственном явлении призрака умершей. Рассказ Флегонта еще до Франса привлек внимание Гете, который создал в 1797 году балладу «Коринфская невеста». Гете отнес действие своей баллады к I веку н. э., к началу христианства. «Двух влюбленных, разлученных родными и соединенных таинственными силами, он изобразил жертвой битвы богов, которая потрясала мир со времени Нерона до Константина», — замечает Франс. Тема столкновения двух религий, двух противоположных взглядов на жизнь получает дальнейшее развитие и углубление в произведении Франса. Он значительно видоизменяет сюжет, отбрасывает все фантастические мотивы, которые есть в балладе Гете. У Гете юноше является лишь призрак умершей — у Франса Гиппий обнимает живую Дафну.

Франс придал истории трагической гибели Дафны и Гиппия ярко выраженную антихристианскую окраску. В радостных идиллических тонах рисует Франс уходящую в прошлое античную Грецию (действие происходит в I веке н. э.), страну радости и красоты (песни хора, рассказ Гермия о сборе винограда). В прологе, предшествующем драме, Франс скорбит о том, что христианство убило светлую радость Эллады. Гибнут ведь не только Дафна и Гиппий, гибнет Греция, которую покинули ее радостные боги, — таков смысл символического сна Гиппия. С «Коринфской свадьбы» начинается борьба Франса с фанатизмом и всякого рода религиозными догмами, которая пройдет через все его творчество. Антихристианская направленность поэмы, осуждение мрачного бога смерти и отречения найдет продолжение в других произведениях Франса («Таис»). В дальнейшем его борьба с религией и клерикалами примет более резкие и конкретные формы. От общих абстрактных антихристианских тенденций «Коринфской свадьбы» Франс позже перейдет к созданию целой галереи сатирических образов служителей церкви в тетралогии «Современная история», к гневному утверждению, что церковь «давняя истребительница всякой мысли, всякого знания, всякой радости» (книга «К лучшим временам»).

Прославление благости жизни, мудрости законов природы объединяет «Коринфскую свадьбу» с другими созданиями Франса этих лет.

«Коринфская свадьба» — драматическая поэма для чтения. Франс разделил ее на три части, каждую из которых он посвятил одному из своих друзей: Анри Казалису, Эмманюэлю дез-Эссару и Полю Бурже. В «Коринфской свадьбе» Франс в традиции Парнаса создает яркие красочные описания, добивается совершенной звучности и пластичности стиха, искусно пользуется александрийским стихом, лишь иногда отступая от него (в песнях хора). «Коринфская свадьба», являясь лучшим произведением парнасской драматургии, свидетельствует наряду с этим об отказе Франса от одного из основных принципов парнасской эстетики — от принципа бесстрастности и объективизма.

Антихристианскую направленность поэмы подчеркнула Жорж Санд в своем письме Франсу: «Это прекрасно и правдиво, как античное произведение, и заставляет меня еще раз оплакать вредное дело христианства, этого ложного толкования слова Иисуса, слова, более чем когда бы то ни было подвергаемого искажениям и кривотолкам в наши дни. Ваши стихи поражают эту ложь в самое сердце, и они великолепны, ибо обладают большой значительностью. Пишите еще в том же роде и отомстите за жизнь этой величайшей доктрине смерти». Высокую оценку поэме дал Флобер. В письме от 10 мая 1876 года он писал: «Я восхищен Вашим искусством в обработке темы, которой уже касался великий Гете. Хотя я сам стихов не пишу, но уверен, что Ваши очень хорошие».

И. Тэн, говоря о достоинствах стихов Франса, отметил, однако, известную скованность диалога, которому, по его мнению, не хватает живости. Золя в обзоре французской поэзии, сделанном для «Вестника Европы» в 1878 году, отозвался о «Коринфской свадьбе» довольно резко, упрекая Франса за то, что тот «удалился в Грецию» и не затрагивает в своей поэзии современных тем. Однако в этой оценке Франса Золя был не совсем прав. Несмотря на абстрактность антихристианских утверждений Франса, на условность сюжета и образов, поэма была не только данью парнасской традиции; она была связана и с актуальными вопросами современности. В опосредствованной форме в «Коринфской свадьбе» нашло свое выражение враждебное отношение Франса к клерикальной реакции во Франции, в конце 70-х годов XIX века. Не будучи предназначенной для театра, «Коринфская свадьба» тем не менее несколько раз исполнялась на сцене. Ее первое представление состоялось в кружке актеров-любителей в 1884 году. По воспоминаниям современников, во время спектакля часть публики открыто выражала свое недовольство антихристианскими настроениями произведения. Особенно актуально прозвучала «Коринфская свадьба» в 1902 году, когда она была поставлена в театре «Одеон». Эта постановка совпала с борьбой министерства Вальдека-Руссо против религиозных конгрегаций, которые не хотели подчиняться закону 1901 года, ставящему их деятельность под контроль государства.

«Коринфскую свадьбу» играли еще в 1918 году в театре Французской Комедии и в 1922 году на сцене Комической оперы. Музыка к этому спектаклю была написана Анри Вюссером.

Созданием «Коринфской свадьбы» заканчивается поэтическая деятельность Франса. Хотя он и написал после 1876 года еще несколько поэтических произведений, однако его все больше влечет к себе проза. В конце 70-х годов Франс печатает свои первые значительные прозаические вещи.

Полный перевод «Коринфской свадьбы» на русский язык публикуется впервые.

8

Плесси Фредерик (1851–1942) — французский поэт и писатель. В молодости принадлежал к группе «Парнас». Друг Анатоля Франса. Его творчеству Франс посвятил несколько страниц в своем очерке «Три поэта. Сюлли-Прюдом, Франсуа Копне, Фредерик Плесси» (1887).

9

Акрокоринф — центральная, укрепленная часть Коринфа.

МУЗА

Перед поднятием занавеса музыка.

О дева-лирница, о юная Эллада! Ты, чьим устам сладка была любовь и мед! С тобой, искусница, смеяться было радо И море ясное и светлый небосвод. Все дни твои текли безоблачно и мерно. Когда осеребрит луна дорожный прах, Ты думала под звон цикад ежевечерний О смене месяцев и о людских трудах. Эллада, дочь морей и взморий золотистых, В груди твоей и страсть и неги забытье. А песнь твоей любви струится в звуках чистых: Гармония волной нахлынула в нее. Я, та латинянка, кому в мечте заветной Всегда являлась ты, сияя красотой, Предпринимаю труд, прилежный и не тщетный — Правдиво воскресить прекрасный образ твой. Другие пусть поют о той поре безбурной, Когда от родника, пристанища богов, Ты тихо шла домой с наполненною урной, — В тоске моя душа, ей не до мирных слов. На грудь тебе кладу фиалок бледных связки, То время воскрешу, когда жестокий бог, Сорвав с твоей главы священные повязки, Разбил твой светлый храм и мрамор белых ног. Навек ушел твой смех из сумрачного мира, Ушла и грация с тобой и красота, Напрасно ждет певца покинутая лира, И землю ужасом объемлет темнота. Эллада, белая сестра, нарисовать бы Хотела я тебя в красе последних дней, Чтоб стали зрители моей «Коринфской свадьбы» К земле приверженней и к любящим — нежней.

Занавес

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Рыбак

Гиппий

Дафна

Каллиста

Рабыня Фригия

Феогнид

Гермий

Кормилица Дафны

Колдунья

Артемида

Афродита

Хор юношей

Хор виноградарей

Хор виноградарей

Хор христиан

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Анри Казалису [10]

10

Казалис Анри — французский поэт (1840–1909), печатал парнасские стихотворения под псевдонимом Жан Лаор.

То же место. Но на фронтоне храма, среди искалеченных прекрасных изображений, на месте богини — монограмма Христа, намалеванная киноварью по мрамору.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Рыбак Ольпий ( ставит на землю пустые корзины и садится, бессильный от усталости и старости, на разбитые ступени храма)

От моря к городу дорога далека, И скоро устаешь. Да, доля нелегка — Хлеб зарабатывать на этих рынках жадных. И в водах, некогда обильных и отрадных, Стада блестящих рыб уж начали редеть, Былою тяжестью не наполняют сеть, И под добычею не стонет челн веселый. Нет, боги не хотят хранить мой труд тяжелый… Скупы коринфянки, не лучше — повара, И выручить успел от самого утра Оболов только лишь тринадцать за улов я. От женщин толка нет — одно лишь многословье! ( Поднимает свои корзины.) Развратен род людской, и в наш жестокий век Богами гневными оставлен человек.