20 лет
Шрифт:
В недоумении оглядев аудиторию, где из всех присутствующих одногруппников находилось только два парня: неприметный ссутулившийся Паша, лицо которого было изрезано рубцами от прыщей, и накаченный, туговатый на коротко остриженную голову Максим, громко обсуждающий со своей соседкой, кто минувшей ночью более всех выпил, я растерялась.
– Не догадываешься?
– интригующе продолжала Аня.
– Честно, без понятия.
– Егор. Ну помнишь такой высокий, тёмненький, губастый. Сидел вчера на парах перед нами. Ну, он ещё в пиджаке чёрном был, в рубашке василькового цвета. Нет? Не вспомнила?
– Что-то не очень, - промычала я.
– Ладно, не суть. Чувствую, я запала. Не знаю, каким образом мне удалось вчера увернуться, но если б вовремя не выпрыгнула
Интересно. Каким способом человек, который прямым текстом говорит девушке, что на трезвую голову изнасиловал бы её, способен вызвать симпатию? Хотя о какой симпатии я говорю. Не о ней тут речь. Далеко не о ней.
– Я до утра не спала, всё думала о нём и...в конечном счёте пришла к тому, что зря я вырвалась. Надо было остаться.
– Зачем ты мне всё это рассказываешь?
– отрезала я, не выдержав.
– Меня это мало волнует. Правда. Не обижайся, но я вряд ли гожусь в подружки.
– Ты чё психуешь?
– удивлённо улыбнулась она.
– Ладно, если не хочешь, я не буду рассказывать. Мне просто хотелось поделиться, я так привыкла.
– А я не привыкла слушать чьи-то излияния касательно интимной жизни.
– Сразу бы сказала. Ты мне понравилось, я захотела подружиться.
– Из меня плохая подруга.
– Не верю. Дай мне время, я докажу тебе обратное.
Что тут ещё скажешь? Отвязаться от этой девушки было не так просто, как казалось.
– Не подумай, что я дура. Просто из всех девок нашей группы ты наиболее всех пробуждаешь доверие.
С началом лекции Аня замолкла, я же сидела, пропуская слова преподавательницы мимо себя, думала о том, в каком дерьме мы находимся. Это не общество. Сборище недалёких, озабоченных, пустых людей, которых мало что интересует, кроме собственной похоти, красной помады, Форда и желания понтануться. Полнейшая деградация. Полнейшее разложение. Что будет дальше? Можно ли опуститься ещё ниже?
Когда после первой пары в кабинете появился Егор, сексуальное напряжение, заполнившее аудиторию, мало кто мог не почувствовать. Аня тут же поднялась со стула и покорно, чуть ли не вприпрыжку направилась следом за этим парнем, заняв вместе с ним последнюю парту. Что ж, меня это нисколько не расстроило. Появилась возможность наконец вздохнуть с облегчением. Однако с началом следующей лекции их смешки, приторное щебетание и довольные восклицания Ани: "Перестань! Ну не тут ведь!" взбесили так, что хотелось сунуть в рот два пальца, а после сходить помыться. Кто-то делал вид, что ничего не замечает, кто-то демонстративно бросал недовольные, осуждающие взгляды или просил заткнуться, а кто-то с любопытством наблюдал за этими брачными играми, в вожделении ожидая продолжения. Преподавательница, та самая, что вела днём ранее психологию, смотрела на происходящее с юмором. Видно, её подобная сцена не оскорбляла, не задевала честь, достоинство. Даже неприязни, судя по всему, не пробуждала. Она забавлялась. Лишь тогда, когда действия влюблённой якобы пары стали выходить за грани дозволенного, что проявилось в громком причмокивании и тяжёлых воздыханиях, Марина Андреевна сделала ей замечание и попросила покинуть помещение, что Аня с Егором сделали с большим удовольствием.
Всё это происходило в институте. В высшем учебном заведении. В месте, где к жизни готовили образованных людей, читали лекции по истории культуры, философии, этнографии, праву. Кому они тут были нужны? Все пришли за корками, никому на фиг не была нужна ни культура речи, ни рассказы о каких-то там Платонах, Сократах, Диогенах, Кантах. Поколение людей, которым знания о сексе, о том, как правильно рисовать брови, кто сколько выпил на тусе, важнее всего прочего. Обидно было то, что именно эти люди вскоре будут представлять культуру.
Тем днём я так и не досидела до конца занятий. Собрала после английского языка сумку и по-английски ушла, чему институт учил на пять баллов.
Хотелось умыть их, собрать волосы, переодеть, отобрать навороченные гаджеты и прополоскать мозги. Может, заработали бы. Об умственном и духовном развитии эти подростки не слышали. Круг их интересов - мальчики, айфоны. А что я хотела? Чего ждала? Им было, у кого учиться. С кого лепить идеалы. И родители не особенно утруждались в воспитании своих чад, задабривая их дорогущими подарками. Наверно, так сегодня проявляется родительская любовь - подарил айфон и живи весь год со спокойной совестью, а ребёнок - он пусть сам как-нибудь воспитывается. Сам растёт, ты ведь потратился, проявил родительскую щедрость. Зачем разговаривать с ребёнком, учить тому, что красить в тринадцать лет волосы плохо, хорошо - читать книжки, когда сами эти мамочки покупают для дочерей краску, сами точно так же делают селфи, выкладывают в интернет фотографии личного содержания. Наглядным доказательством чему служили сцены, где стильные девушки, пришедшие в тот день в кафе с красиво разодетыми малышами, купили тем по мороженому и сидели уткнувшись в телефоны? Всё это вполне типичная обстановка, к которой я, вероятно, просто не успела подготовиться.
Допив чай, вышла на улицу и побрела в сторону остановки. Дома никого не было, потому имелась возможность пусть недолго, но подышать свободно. Переодевшись в домашнее, я разогрела плов, в полной тишине поела, сделала горячий кофе и, приготовившись выпить его, услышала шаги за входной дверью. Это был Кирилл.
– Привет, - улыбнулась я, выглянув из кухни.
– Как школьные успехи?
– Мне сегодня пять за сочинение поставили!
– радостно воскликнул он, сбросив с узких плеч тёмно-синий массивный рюкзак.
– Можешь похвалить.
– Молодец! Я и не сомневаюсь в твоих способностях. А что за сочинение?
– Сказка. Прочитаешь?
– Конечно, прочитаю, но первым делом накормлю тебя, идёт?
– Да, я очень голодный. Мы теперь даже не обедаем на этой продлёнке. Раньше после уроков в столовке запеканку и пирожки продавали, а теперь она после двух часов уже закрывается.
– Что будешь: плов, щи?
– Плов. И Кир, только посиди со мной, ладно?
– Разумеется, посижу.
За поздним обедом брат рассказывал о школьных буднях, об одноклассниках, о молодой классной руководительнице, которая нравилась ему и напоминала, как ни странно, маму. Признался, что поссорился с товарищем из-за того, что кто-то с кем-то не поделился цветными карандашами. Вспомнил о девочке, у которой на уроке математики случился приступ чихания, что, конечно, же, немало одноклассников позабавило. Слушая его, я забывалась. Снова стать восьмилетним ребёнком - мечта, лишённая и малейшего шанса быть воплощённой. Мне хотелось в детство, в счастливое детство. Взрослая жизнь оказалась мало привлекательна и далеко не так радужна, как представлялась когда-то.