20-ть любительских переводов (сборник)
Шрифт:
Благодарю тебя, за твои мерзкие уловки с сетью из нанотрубок. Рыжая печально продолжает думать о своей хорошей и полезной плоти, которая утонула в болоте. Тут ей приходит еще одна грустная и шокирующая мысль. А мы что, собираемся сыграть злую шутку с новой Рыжей?
«Пожалуй, это будет немного другой вид уловки, — отвечает Волк, — если конечно мы сможем добраться до бабушки раньше, чем это сделает она».
Перед Рыжей возникает картина их объединенного разума: дерзкое проникновение, обман, внедрение новых данных Рыжей+Волка, в сенсориум новой Рыжей. Эти данные затем будут переданы обратно Матери и обработаны, как будто они были бабушкиными — большая значимость, более высокая их ценность. Все-таки Мать, все еще уважает свою поврежденную предшественницу.
В итоге Рыжая видит рассчитанный результат: ремонт прекращен, поисковые работы активизированы. Но на этот раз, с новой задачей: нельзя позволить спящим, выйти из состояния анабиоза.
Эх… но я все еще люблю их. С волнением, Рыжая пытается понять свои эмоции. Я чертовски их люблю, возможно из-за их маленьких влажных глазок и как они жадно хватают ртом, воздух.
«Да, это да, — с пониманием отвечает Волк, — так что сосредоточься теперь, на мерзкой реальности».
Рыжая последовала совету Волка, и сконцентрировалась на этой отвратительной очевидности, пока они наблюдали, как капсула цвета потускневшей меди, опускается в пузырчатое болото. Данные, которые они должны передать бабушке, передать новой Рыжей и наконец передать самой Матери.
Взаимной любовью, они никогда не ответят нам. Уверенно констатирует Рыжая.
Она ощущает себя какой-то промокшей и печальной, эти чувства для неё необычны. Но так будет лучше и это будет правильное решение. В капсулах, спящие не видят снов. Рыжая и Волк когда-то так же дрейфовали без сновидений, в биологическом контейнере Матери, потому что это был безопасный способ их бытия.
Но как только их неуклюжие серые мозги будут полностью отключены, как только их тела будут переработаны, они будут в большей безопасности. В конце концов, их существование, их чувства, их эмоции — это чертовски болезненные ощущения.
Рыжая+Волк ожидают, когда новая Рыжая, такая беззаботная, такая рассеянная, пройдет мимо. Им совсем необязательно следовать её маршрутом. У них нет никакого полезного снаряжения, кроме их собственных замыслов. Рыжая показывает кратчайший путь, а Волк соглашается.
Они пробираются сквозь мертвые деревья — к фрагменту корпуса бабушки.
Последний славный денек
Пока мы чистим морковь, идет "слепой" [21] дождь. Небо зеленовато-синего оттенка, похожее на скорлупу яиц малиновки [22] , вся серая штормовая нечисть уходит на восток, но дождь все равно льет.
21
Слепой дождь — устойчивое сочетание, метафорическое название для особого рода летнего или осеннего дождя, на первый взгляд, близкого к грибному, однако имеющему ряд существенных отличий от него. Слепой дождь — быстро проходящий, мелкий, редкий и моросящий, он идёт при лучах яркого солнца или на фоне яркого синего неба. В России о таком дожде в шутку говорят: «Царевна плачет», в Японии говорят: «Жена-лисица следует в дом своего мужа».Название слепого дождя связано, по всей видимости, с тем, что лучи солнца и сверкающие на них редкие капли воды слепят глаза и мешают смотреть вдаль.
22
Голубая малиновка, также называемая синей яичной скорлупой, представляет собой оттенок голубого, приближающийся к оттенку яиц, отложенных американской малиновкой. Первое зарегистрированное использование синего цвета малиновки в качестве названия цвета на английском языке было в 1873 году.
Мы сидим на краю старой деревянной террасы, выходящей к саду и капли дождя, лижут наши босые ноги. Так и сидим.
– Опять, – промолвила мама, – потому что вчера был такой же дождь.
Было приятно наблюдать, как вода смывает грязь, и кожа становится ярко-оранжевого цвета. Я люблю что-то чистить. Обожаю, когда идет дождь и все цвета становятся ярче. Думаю, что это, моя, весьма, относительная характерная черта.
– Странноватая погода, – подметила мама. Она переходит от процесса чистки к резке, вытаскивая чистую яркую морковь из ведра и отсекая ей верхушки.
– Впрочем, все еще тепло. Мы должны наслаждаться этим. Возможно это последний славный денек.
Я знаю, мне следует говорить. Мне надо говорить. Ведь никто ж не хочет читать о молчаливом и эмоционально оцепеневшем персонаже.
– Угу, – выдавил я.
Грязная морковь перемещается из таза в ведро, а нарезанная в пластиковую емкость. Теплый дождик забрызгивает дорожку, на камнях проявляются темные пятна, вымощенные прошлым летом, когда я был за границей. Моя работа напрямую связана с командировками. Хотя последний рабочий выезд, прошел не так уж и хорошо. Однако тревожный звоночек.
– Нэд, опять ты это делаешь? – вид у мамы недовольный, – ты понимаешь, о чем я? – Это когда ты притворяешься вымышленным персонажем, чтобы дистанцироваться от всякой гадости, не так ли?
– Нет, – заверил я, – это не так.
В тазе вскоре остались только огрызки, маленькие и бледные, они прятались в грязноватой жиже, и когда с ними было покончено, мама, вылив воду, снова наполняет таз и начинает чистить свеклу.
– Я знаю, твоя поездка была неудачной, – говорит она и я угадываю, что ей хочется спросить о терапевтических модулях, запустил ли я их наконец, или нет.
– Все было на уровне, – успокоил я ее.
Свекольный сок просачивается в ярко-красную воду и мое сердце взрывается, как бомба, сжимается горло, но, по крайней мере, теперь я реагирую на происходящее, и от этого становится даже интересней, проклятье, проклятье, проклятье…
Это был последний вздох августа.
Тут накатываются воспоминания: «Мужчина и женщина находятся в ванной комнате. Она знает о конверте. Он знает, что она знает о конверте. Она не знает, что он знает, что она знает о конверте, но она на грани нервного срыва. Все происходит в постоянном движении».