2012. Дерево Жизни
Шрифт:
Вилсон бесстрастно погрузился в море противоречивой информации о загадочной дате 23 декабря 2012. В Мексике, в антропологическом музее хранится знаменитый ацтекский календарь «Камень Солнца» – гигантский базальтовый монолит диаметром три с лишним метра и весом больше двадцати четырех тонн. Раньше он был цветной. Но со временем все краски стерлись. Тем не менее послание сохранилось, и прочитать его вполне возможно. Этот камень отражает представление древних жителей Американского континента об устройстве мира. В центре изображен бог солнца нынешней эпохи – Тонатиу майя. По сторонам монолита расположены божества-символы предыдущих эпох. На языке знаков солнечный камень рассказывает, что каждая эпоха имела своего солнечного бога и что за четыре предыдущие эпохи, до появления современных людей, сменились четыре человеческие расы. Предшествующие культуры погибли во время великих катаклизмов, и лишь немногие люди оставались в живых, для того чтобы перенести часть знаний следующим поколениям и поведать им, что же произошло. Первое Солнце длилось четыре тысячи восемь лет и было уничтожено страшными землетрясениями и съедено ягуарами. Второе Солнце длилось четыре тысячи десять лет и погибло
Сейчас этот несложный расчет может сделать любой астроном.
Но откуда об этом могли знать майя? Согласно их пророчеству в день, когда Солнце окажется в Млечном Пути, случится какое-то событие, которое послужит началом новой эпохи. Эпохи духовного прозрения. Однако наступлению этой новой эры должны предшествовать какие-то страшные изменения и гибель Пятого Солнца.
Копаясь в Интернете, Вилсон наткнулся на множество сообществ, которые ставили целью пропаганду значимости событий 2012 года. Они верили, что человечество должно успеть духовно преобразиться, и тогда оно не погибнет. Они были сторонниками теории квантовой Вселенной и считали, что лишь духовное развитие личностей может помочь им перейти на новую частоту и не погибнуть при грядущем квантовом скачке. Были и такие, которые слепо верили в древнее пророчество, гласившее что «придет посланник с неба, и покажет людям солнце, и сдвинутся земные плиты, полюса, и человечество потеряет себя». Хотя такие люди и называли себя «исследователями», они не были сторонниками каких-либо сложных духовных практик, последователями Махариши Махеш Йоги и прочих сложных эзотерических учений, скорее это были люди, склонные к простому мистицизму. Такой циник, как Вилсон, прекрасно понимал, что любое пророчество всегда делалось таким образом, чтобы его можно было трактовать в тысячи возможных вариантах. Ну и сложности перевода древних текстов, конечно же, вносили дополнительную путаницу.
Как следовало из отчета компьютерного отдела, жертвы неуловимых убийц были скорее мистиками, яростно отстаивающими идею прихода губительного Миссии. Они ждали и, видимо, дождались посланника зла из пророчества майя, которого они разглядели в Вильяме Херсте. У Вилсона родилась версия – а что, если убийца тоже мистик, который по каким-то причинам решил играть на другой стороне? Тогда он без труда, общаясь по внутренним связям, мог выявить самых радикально настроенных личностей и устранять их? Или, что скорее всего, убийц несколько, и они действуют, четко отслеживая информацию внутри этой самой группы. Необходимо было внедриться в среду «исследователей 2012-го» и проявить себя крайним радикалом. Тогда, возможно, оперативник смог бы поймать одного из преступников как бы на живца. Идея внедрения и последующей подставы очень понравилась Вилсону. Он вздохнул с облегчением. Слава небесам, тут все поворачивалось самым что ни на есть лучшим образом для такого опытного оперативного работника, как он, – предстояли ночные засады и, возможно, даже перестрелки. Вилсон хотел посмотреть на часы, чтобы узнать, сколько уже времени, но вспомнил, что вчера его подруга забрала их, сказав, что это прошлый век, что теперь наручные часы уже никто не носит… Он вздохнул с сожалением и достал из кармана мобильник. Цифры в углу экрана указывали, что уже три часа ночи. Вилсон задумчиво поковырялся в носу, закрыл ящики своего стола на ключ и поехал домой.
Нью-Йорк
1976 год
Капля росы, тяжелая и сладкая, медленно, но уверенно тянула кончик тонкого листа к земле. В ее неправильной сфере отражалось лицо Вильяма Херста. У него был слишком большой нос, и он походил на большеголового карлика – уродца из цирка. Большеносый лилипут жонглировал бы фарфоровыми тарелками в бродячем балагане. Такая вот судьба. Капля может изменить все. Ты смотришь на свое искаженное отражение и понимаешь, что стал тем, кем ты стал, лишь в результате совпадения миллиона деталей. Твоя жизнь – это сложнейший пазл. И родись ты таким, каким видишь себя в этой капле росы, все вышло бы иначе. Возможно, все пошло бы вот так, как сейчас подумалось Вильяму. Карлик из бродячего цирка. А может, это и есть его сущность. Может, внутри он на самом деле такой? Может, все мы настоящие, лишь когда смотрим на себя в кривые зеркала? Может, это уродливое отражение на самом деле верное? Может, настоящее не настоящее? Вильям прищурился и мысленно заставил каплю росы катиться в обратную сторону. Она нехотя поскользила вверх по листу и скрылась в черной впадинке, в том месте, где лист отделялся от стебля. Вильям перевернулся на спину и посмотрел на небо. Небо расчерчивали, словно жирными черными мелками по шершавой бумаге, горящими хвостами военные самолеты. Шел ожесточенный бой. Откуда-то издалека раздавались гулкие взрывы канонады. Юноша приподнялся на локтях и увидел, как по полю бегут солдаты в немецкой военной форме. Вид у них был угрожающий, но Вильяму было не страшно. Он отломил прутик и скрутил из него петельку. Наподобие монокля. Усмехнулся и посмотрел на все происходящее через этот странный предмет. Сквозь монокль происходящее выглядело совершенно другим. По полю бежали маленькие дети и смеялись. За ними с громким радостным лаем бежала свора собак. Вильям Херст вздохнул, встал на ноги и взлетел вверх. Он почти мгновенно оказался выше облаков. В лицо ему дул приятный теплый ветер. Пролетев какое-то время над облаками, он спустился вниз и оказался в каком-то городке. Был разгар базарного дня. Все оживленно торговались. Молодая женщина увлеченно спорила с пожилой продавщицей фруктов. Женщина была похожа на Дарию. Под ногами у нее бегала назойливая курица. Вильям стал рассматривать дома вокруг площади. И они сразу же показались ему очень знакомыми. Ему даже почудилось, что, зайди он в один из них, сразу окажется в доме своих родителей.
«Теперь ты понимаешь, как все это устроено?» – раздался голос у него за спиной.
Вильям обернулся. Перед ним стоял Черный человек. Он был одет в какое-то странное оливкового цвета одеяние, наподобие японского кимоно, и широкие хлопчатобумажные штаны черного цвета. Волосы были убраны назад и перевязаны обычной бечевкой.
«Почти. Почти разобрался. Я так понимаю, это все что-то вроде заготовок, и они реагируют как-то на меня. Меняются. Верно?»
«Почти. Понимаешь, в каждом сне есть точки отсчета. И в этих точках он может меняться. Под воспоминания или мечты. Но сюжеты изначально прописаны».
«Скучноватые сюжеты».
«Ну не скажи. Разные есть. Но… согласен. Кризис идей присутствует. Концепты никто не менял уже несколько тысяч лет. Даже не дополнял ничего. Все они создавались очень давно… Люди видят одни и те же заготовки почти всю свою историю. В этом нет ничего плохого. Даже более того. В этом есть некая идеальная преемственность. Сын видит те же сны-заготовки, что и отец. Только его стандартная форма, разумеется, окрашивается в собственные сюжетные и событийные краски. Интересно?»
«Очень, – ответил Вильям. – Но немного все же скучно. Конструкция, конечно, идеальная, самодостаточная. Но чего-то не хватает. А кем они созданы?»
«На такие вопросы не принято давать ответы. Они либо открываются сами, либо навсегда остаются укрыты темнотой. Ты вот возьми лучше и нарисуй свой собственный сон. Поймешь, как это сложно».
«Нарисовать сон? Как это?» – удивился Херст.
Черный человек взял его за руку и молча крутанул Вильяма вокруг своей оси. Тот несколько раз подобно волчку или Персидскому Дервишу повернулся вокруг себя по часовой стрелке. Когда Вильям остановился, то понял, что они перенеслись к той самой огромной стеклянной стене, что виделась ему однажды во сне.
«Там, за стеной, можно нарисовать сон», – сказал Черный человек, указывая пальцем на прозрачную твердь с играющей в глубине радугой.
«Так почему же мы здесь все еще, а не там?»
«Просто я должен предупредить тебя, что тебе может понравиться ТАМ, и ты не захочешь возвращаться. Может, не сразу, но тебя это наверняка сильно увлечет, и ты решишь остаться. Тебе придется сделать серьезный выбор. И он должен быть осознан».
Вильям задумался. Он вспомнил о девушке с чудесным персидским именем, ее огромные черные глаза и тонкие губы. Он вспомнил свои тертые тетрадки с комиксами с размочаленными затасканными краями. И отступил от стены на пару шагов.
«Я так и думал, – усмехнулся Черный человек. – Еще не время. Но мне почему-то кажется, что рано или поздно ты решишь все-таки пойти туда… Потому что ты родился для чего-то большего, чем просто цветные картинки в журналах. Да к тому же ты теперь слишком много знаешь, чтобы спокойно жить дальше. А ведь ты знаешь и то, что можешь запросто узнать еще больше».
«Я хочу проснуться», – сказал Вильям решительно и громко и открыл глаза.
Херст лежал в постели на мансарде родительского дома. Он почувствовал, как внутри его все колотится от перевозбуждения. Сердце стучало наподобие джазовых барабанов. И слеза вдруг сама непроизвольно созрела и соскользнула по правой щеке. Юноша встал и подошел к своему рабочему столу. На нем развернутой лежала его тетрадь с недорисованной очередной серией «Сада Сирен». Вильям почувствовал вдруг небывалое вдохновение, сел за стол и начал рисовать. В новом выпуске этого необычного комикса главному герою предстояло сделать непростой выбор. Он выбирал вовсе не между добром и злом. Он выбирал между двумя плодами добра и очень боялся ошибиться. Каждый из плодов менял его и награждал небывалыми волшебными свойствами. Но эти черты влекли за собой не только чудесные преображения, но и определенные потери. И герой «Сада Сирен» понимал это. А потому никак не мог выбрать. Он хотел перестать быть обычным человеком, но он очень боялся выбрать НЕ ТОТ путь.
Нью-Йорк
Перед презентацией четвертой картины Херста
– Вот опять! Смотри! Чертовщина какая-то! – сказал мужчина и крутанул пятидесятицентовую монетку, поставив ее на ребро. Монетка подобно волчку кружилась довольно долго, а потом с тихим звоном упала на бок. – Орел!
– И что?
– Да опять орел. Я раз двадцать уже крутанул.
– А что ты ее крутишь вообще? Сдалась она тебе…
Двое мужчин в темных строгих костюмах и белых рубашках с черными галстуками сидели в самом обычном кафе и завтракали. Один был чуть старше, около сорока, второй примерно лет тридцати. По виду они походили на сотрудников какого-нибудь охранного агентства или представителей ФБР. Точнее, костюмы их были настолько дорогие и так хорошо скроены, что можно было бы принять их за юристов или финансистов, если бы не военная осанка и каменная мускулатура, четко читавшаяся под английской тканью пиджаков. Они пили кофе и негромко беседовали. Последние несколько минут один из них зачем-то гонял по столу монетку.