2028
Шрифт:
Мы молчали, ждали.
Наконец он начал:
— Буду с вами откровенен: ситуация очень сложная. По нашим подсчётам, запасы в хранилище на исходе. Остались ещё пара ящиков с консервами, немного пятилитровых баклажек с водой да несколько пачек сока. Это очень мало для того, чтобы прокормить почти три сотни ртов. Кроме того, у нас вышел из строя генератор, который снабжал плантацию электричеством. Техбригада провела диагностику и сделала неутешительный прогноз. Дело не в сбое – он сломался, сдох полностью. Придётся перенести тот, что держит под энергией холодильники в столовой. Поэтому об алкоголе придётся забыть.
Все молчали,
— В связи с этим придётся урезать рацион питания ещё на треть. Придётся очень сильно экономить, потому что без холодильников хранить некоторую провизию долго не получится, она испортится. То, что сейчас лежит там, пойдёт в расход первым, но потом у нас будет только то, что получится вырастить на плантации. А так как генератор остался один, то и использовать его придётся бережно, с экономией энергии.
Что же касается боеприпасов, то в нашем распоряжении остался последний ящик, и то он уже не совсем полный. Ситуация с мутантами сложная, они снова попёрли. А поэтому эта проблема ставится на первое место, но не только из-за боеприпасов…
Виктор Петрович подошёл к столу, опёрся на него и посмотрел наверх. В мою сторону.
— Павел, будь добр, спустись сюда.
Сидевшие рядом посмотрели на меня, я стал окружён их взглядами со всех сторон, и от этого ощутил большую неловкость. Но ещё большую неловкость придавало то, что Виктор Петрович обратил на меня внимание и решил сделать частью этого собрания. Выбора у меня не было. Я молча встал, осторожно стал протискиваться между сидящими за столом, мельком взглянул на Сашу, и та проводила меня взглядом. Спустившись вниз, неуверенно вышел к центру, оказавшись перед огромной армией молчаливых глаз, которые теперь всецело были обращены на меня. Я помялся на месте и глянул на Виктора Петровича.
— Как вы все знаете, два года мы не посещаем библиотеку. По соображениям осторожности: в ней заселилась тварь, которая сейчас, судя по тому, что мы узнали, расплодилась потомством. Находиться рядом с таким «соседом», при ограниченном количестве бойцов и припасов, дело самоубийственное. Но, похоже, возможные проблемы нам может доставить не только она. — Виктор Петрович замолчал и посмотрел на меня. — Расскажи о том, что ты увидел в библиотеке.
Я оглянулся на притаившихся студентов, сглотнул и сухим, чуть хриплым от волнения голосом начал свой рассказ. Только об основном, отбрасывая всё, связанное с дорогой к библиотеке. Когда закончил, притих. Странно: там, в библиотеке, я столкнулся с настоящей смертью во плоти и был на волосок от гибели, но даже при таких обстоятельствах я так не волновался. Был страх, но он внушал, что нужно было делать и делать это нужно было уверенно. А здесь у меня как-то засвербело в животе от волнения.
Виктор Петрович вышел вперёд.
— Как видите, угроза куда более реальная, чем её можно представить. Мы не знаем, что это за тварь и откуда она взялась. Но похоже, она может как-то воздействовать на примитивных созданий и управлять ими. У неё есть способности, но вот какие у неё намерения, мы не знаем. И узнавать очень опасно, а посему необходимо сразу же обозначить это существо как враждебное и готовиться к возможной встречи с ним.
— Получается, мы зажаты в угол? — сказал один из сидящих за столом позади охранника.
— Получается, что так, — ответил тот, обернувшись.
— И что же нам делать? —
— При таком положении дел считаю необходимым усилить нашу оборону новыми людьми. Так как главная опасность исходит извне, то необходимо увеличить число дозорных у главного входа. На стену же отправить преимущественно вооружённых. Людей следует взять с других работ, оставив лишь тех, кто работает на плантации. Все остальные – технический персонал, другие виды работ – должны будут заступить на пост с сегодняшнего дня. Их обучат держать в руках оружие и расскажут, что и как. Если повезёт, если будет на то время, то сможем более-менее обучить их. Но времени у нас сейчас мало.
Повисла тишина. Слова командира поисковиков заставили впасть в глубокие раздумья почти каждого, это было видно по их лицам. Многие пытались переварить информацию, но, видимо, получалось это с трудом. На самых верхних рядах зашептались.
— Сколько мы сможем продержаться? — ровно спросила ректор.
Виктор Петрович взглянул на неё, потом перевёл взгляд на ряды.
— Исключая повышенную опасность со стороны мутантов, с расчётом всей оставшейся у нас провизии, даю пару месяцев, может чуть больше. Учитывая же усиленный натиск, с которым мы столкнулись, а также стремительный расход боеприпасов, времени у нас ещё меньше. Возможно, можем продержаться месяц, если атаки сохранят прежнюю частоту и не станут многочисленнее. Но я вам скажу наверняка: времени у нас осталось всего ничего.
И уже после этих слов поднялось настоящее, яростное волнение. Масса всколыхнулась, будто океан, и её огонь вылился вниз.
— Что нам делать?!
— Да мы умрём тут все!
— Бежать, бежать надо!
— Куда бежать?! Кругом эти уроды!
— Мы обречены!
— Я не хочу сдохнуть! Не хочу!
— Мы все погибнем!
Крики, вопль, чей-то сорвавшийся плач разнеслись по всей аудитории. Даже профессура за столом отчаянно зашлась в споре. Я стоял в отдалении, смотрел на всё это. Я понимал – это конец. И лишь он ожидает нас в конце всего этого. Кто-то из-за профессорского стола кричал, пытаясь привлечь всех к спокойствию. Его не услышали. Кто-то в верхних рядах вскочил, стали сцепляться друг с другом, и уже никто не мог утихомирить это взбушевавшееся море.
Я взглянул на Виктора Петровича, тот зачем-то поднял вверх правую руку.
А потом раздались три громких выстрела, посыпалась с потолка штукатурка, уши залил нестерпимый звон. Я схватился за них и сморщился, потом осмотрелся. Масса замерла, обращённая ошарашенными взглядами вниз, на охранника. Сначала я не слышал, стихло ли всё; но по мере того, как звон отступал, понял, что это сработало. Вмиг волнение прекратилось, но прекратилось внешне. У всех внутри метался вихрь, а аудитория погрузилась в тишину.
И в этой тишине, растянувшейся, казалось, целой вечностью, зашипела рация, затрещали её маленькие динамики, и сквозь них обрывисто, с помехами прорвался голос:
— Приём. Выхожу на связь на аварийных частотах. Приём. Люди, есть кто живой в эфире? Отзовитесь.
Глава 13. План.
Казалось бы, слабый треск, с усердием выдавливаемый рацией через маленькие динамики и напоминающий хриплый кашель умирающего, должен был становиться слабей и тише. Однако он заполнил собой всю аудиторию, долго и настойчиво витая в воздухе. И это был единственный звук в абсолютном безмолвии.