2028
Шрифт:
Виктор Петрович осмотрелся, после чего наконец сунул пистолет в кобуру.
— Я думаю, одной самоорганизации тут будет недостаточно, товарищ майор, — сказала ректор спустя некоторое время. — Точно так же, как и одного только оружия. Им нужна прочная надежда, чтобы продолжать сражаться. Такая, которая осязается душой. Все хотят верить в то, что в конечном итоге наша борьба не окажется напрасной.
Старый охранник не ответил. Вперив руки в бока и отвернувшись от профессуры, Виктор Петрович смотрел куда-то поверх ковра из многочисленных
— Вы и сами это хорошо понимаете, — продолжила ректор. — Ведь и Вы желаете обрести такую надежду. Может, это и есть наш шанс?
Виктор Петрович холодным взглядом смотрел вперёд, но я видел на его испещрённом морщинами лице отголоски внутреннего спора, разгоревшегося пламенем где-то глубоко в душе. Как и всегда, он старался казаться хладнокровным, но сейчас это удавалось хуже всего.
Наконец он обернулся, посмотрел на Константина Александровича и спросил:
— И какое, по-вашему, я должен принять решение? Ведь их два, и они оба тяжёлые. Одно прямо-таки тяжелее другого, — он ехидно усмехнулся.
Профессор некоторое время смотрел на него, а потом спокойно ответил:
— То, которое Вам нравится меньше всего.
Старый охранник вздохнул, скрестил руки на груди и прошёлся вдоль стола.
— Подобное считается чистым самоубийством, — проговорил он. — Есть гарантия смертельной опасности, и я эту гарантию признаю, потому что вижу её отчётливо. Она исходит от тварей и их повышенного натиска. Но то, что Вы подразумевали под своими словами, — он снова посмотрел на Константина Александровича, — является призраком. Получить знание… Есть только один способ сделать это – выйти наружу, прямиком в лапы тварей, взять с собой людей и тем самым создать брешь в обороне. А искомое нами может оказаться пустой тратой времени, и отнимет у нас не только его, но ещё и жизни. Как отвечающий за безопасность университета, я не имею права пойти на такой мало оправданный риск.
— Однако же, для нас вполне очевиден исход нашей борьбы, если мы просто забаррикадируемся и будем выжидать, — ответил Константин Александрович. — Перспектива очень сомнительная. Но чем может быть оправдан риск? Неоспоримым знанием того, что мы будем уничтожены в ближайшее время, если всё останется так, как есть; и в то же время отсутствием такового знания в вопросе выбора альтернативы. Это колесо фортуны – оно может повернуться как угодно, и здесь нет неоспоримых фактов.
— Все эти ваши колёса… — прыснул Виктор Петрович. — В одном месте я их видел. У меня такое ощущение, что меня окружают одни азартные игроки.
— И всё же, большинство склоняется к тому, что нужно проверить, чей это был сигнал, — сказал один из профессоров.
Виктор Петрович тяжело вздохнул. По нему было видно, что больше сопротивляться у него не было ни сил, ни желания. Его оборону всё-таки проломили, и остаётся лишь один вариант – поднять белый флаг.
— Выйти на связь будет сложно, даже с нашими армейскими рациями, — угрюмо проговорил он. — Для этого потребуется
— Да, обычные рации нам тут не помогут, — сказал Семён Владимирович с дальнего конца. — Нам нужен хороший радиопередатчик.
— Такого у нас нет, — посмотрел на него Виктор Петрович.
Семён Владимирович поднялся со своего места, посмотрел на своих коллег и сказал:
— Я раньше был связистом. У меня дома хранится переносной армейский радиопередатчик с антенной. Вещь раритетная. Он, конечно, старый, ещё советского образца, но был в рабочем состоянии, когда я проверял его в последний раз. Если квартира смогла уцелеть, то и радиопередатчик тоже должен остаться целым. Его мощности вполне хватит.
— Далеко до вашего дома? — спросила ректор.
— Нет. Я жил в новом жилом комплексе, который успели достроить как раз перед тем, как всё случилось. Он располагается внизу, у продольной, напротив торгового центра.
Виктор Петрович отошёл от стола и прошёлся, приложив палец к подбородку и о чём-то глубоко задумавшись. Его лицо потускнело, взгляд был устремлён в пол. Я хорошо запомнил это выражение: точно такое же было тогда, в караулке, когда я рассказал об увиденном.
Старый охранник остановился рядом со мной, и наши взгляды пересеклись.
— Это совсем близко, — сказала ректор, переведя взгляд на Виктора Петровича. — И высотка совсем новая, на двадцать с лишним этажей, если память мне не изменяет.
— Такое как раз подойдёт, чтобы поймать сигнал, — сказал Семён Владимирович. — Кроме того, подниматься на самый верх может и не придётся. Передатчик хорошо ловит и в квартире.
— Что скажете? — спросила ректор, всё так же смотря на охранника.
Виктор Петрович медленно развернулся, неохотно отрывая от меня глаза.
— Скажу, что всё это глупость. Смертельная глупость. И моё мнение по поводу всего этого остаётся прежним. Однако… — он прошёл вперёд, осмотрел студентов, потом перевёл взгляд на профессуру. — Вы все хотите верить в эту призрачную надежду на спасение – в то, что этот голос из рации может принести вам его. Я не буду переубеждать вас и снова повторять, что всё только в ваших руках. Если вы все решили пойти на этот риск… Тут уже выше моих полномочий. Нянчиться с теми, кто играет с огнём, не буду. Однако я с ответственностью отношусь к жизням своих подчинённых.
Он обернулся и посмотрел на ректора.
— Поэтому этой бессмысленной операцией буду руководить я.
Когда всем стало понятно, что окончательное решение принято, среди студентов разгорелся огонь энтузиазма и горячей радости. Многие из них стали выкрикивать слова о надежде и о спасении; кто-то обнялся со своим соседом, крепко и уверенно. Настроение среди профессуры тоже поднялось: они заулыбались и стали горячо жать друг другу руки. Некоторые тоже цепко завлекали друг друга в свои объятия.