208 избранных страниц Аркадия Арканова
Шрифт:
— Ты чего, Раюха? — спросил Николай, укладывая персики в только что купленный за два с полтиной фанерный ящик с дырочками. — Ты чего загрустила?
— Жарко, — ответила девушка, которой действительно было жарко, потому что она приехала в этот профсоюзный санаторий на южном берегу Крыма по горящей путевке в июле месяце, вместо сентября, как было указано в заявлении об отпуске.
— Выше нос, Раюха! — бросил Николай, потому что через четыре часа кончался его отпуск вылетом из симферопольского аэропорта реактивным лайнером "Ту-134" по маршруту Симферополь — Москва. Заканчивался его срок пребывания в профсоюзном санатории на Южном берегу Крыма, где на четвертый день, на пляже, познакомился он с Раюхой и предложил ей сплавать до буйка, а потом и на экскурсию катером с баянистом и чешским пивом в буфете. Это показалось ей необычным, и возникла между ними та самая необъяснимая южная взаимосимпатия, по мере развития которой начали они обмениваться друг с другом разнообразнейшей информацией и свежими впечатлениями. Так и узнала она, что он из Москвы, а вы откуда, а я из Тюмени. Так и узнал он, что она читала книжку про дельфинов, а я недавно смотрел "Воспоминания о будущем". Вы не видели? Нет, к нам приезжала Людмила Зыкина. И еще тут где-то есть шашлычная, а в Тюменской области столько нефти нашли, что куда там. А тридцать два градуса в тени и двадцать четыре градуса в воде делали свое дело. И выяснилось еще, что начальник его отдела — человек дубоватый, а у нее в общежитии запретили танцы и сухое вино после купания — самый смак. А по телевизору сегодня "Семнадцать мгновений весны". И смотрели они, занимая места друг для друга, семнадцать мгновений весны, вечер за вечером, мгновение за мгновением. И после того как Штирлиц, устав, заснул в своей машине, случилось между ними то, что заставило его весь следующий день нырять как сумасшедшего, обыграть в "дурака" профессора и распевать до вечера песни своего любимого певца Эдуарда Хиля, а ее — пугливо озираться, наивно считая, что все на нее смотрят и перешептываются.
Дальше они отдыхали уже на "ты", хотя в столовой питались на "вы". И вообще ему нравилось это место, а ей было жарко, и она с тревогой начала считать дни.
А потом кончилась последняя серия и начались дожди. И он целыми днями играл с профессором в "дурака" или в шахматы, напевая "вода, вода, кругом вода" и поглядывая в окно в ожидании перемены климата, потому что он в комнате жил четвертым и Раюха в комнате жила четвертой. Ей же по-прежнему было жарко, и она продолжала считать дни.
Когда истек срок путевки, Николай отдохнул и окреп. В тот же день снова запалило солнце, и они отправились на базар покупать персики. Николай был мужчиной, и поэтому ему было жаль ее, что она с ним расстается.
— Выше нос, Раюха! — повторял он до самого прихода автобуса. — Ничего не попишешь. Пришло время разъезда. Оглянуться не успели, как зима катит в глаза. Можем переписку вести… Я тебе до востребования, ты мне до востребования. Так и будем вести переписку. Ну, ты чего Раюха?
— Опоздаете, — сказала Раюха. Она хотела, чтобы поскорей ушел автобус, ушел сегодняшний день, потому что завтра ее срок тоже истекал и надо дать телеграмму Клобуковой, чтобы она достала к ее приезду все, что нужно. В этом уже Раюха не сомневалась и ни о чем другом думать не могла.
Автобус обступили отдыхающие профсоюзного санатория на Южном берегу Крыма. Николай внес вещи в автобус и поставил ящик с персиками так, чтобы они не подавились.
— Ну, пока, как говорится, — сказал он в окошко и помахал рукой так, как машут футболисты, отправляясь на матч.
Автобус фыркнул и выехал за ворота.
Отдыхающие профсоюзного санатория на Южном берегу Крыма махали руками и кричали: "До свидания, до свидания". Автобус повернул влево, и отдыхающие разошлись, а море, которое только секунду назад было рядом, исчезло, и больше его Николай не видел. Просто он думал о том, как через несколько часов уже будет в Москве. И ни о чем больше.
Срок пребывания Раюхи истек на следующий день, и она улетела в Тюмень, где ее ждала Клобукова, которая достала то, что нужно. Раюха два дня пожила у Клобуковой, попринимала что-то и на третий день вышла на работу.
Сотрудники сказали ей, что она мало загорела.
В аэропорту услышал Николай про какой-то карантин на фрукты и овощи. У него екнуло сердце. "Как же быть с персиками?" — сразу подумал он и вскоре выпросил в аптечном киоске несколько листков упаковочной бумаги. Замотал ящик с персиками и перевязал его шпагатом.
У регистрационной стойки два кавказца (Николай никогда не мог отличить, кто армяне, кто грузины, а кто азербайджанцы), ожесточенно жестикулируя, на полусвоем, полурусском языке возмущались карантином. Перед ними стояли две высокие плетеные корзины с фруктами, а возле регистратора находились начальник смены и диспетчер по транзиту. Начальник смены все время повторял: "Все! Разговор окончен! Я из-за вас в тюрьму садиться не собираюсь! Все!" У кавказцев шляпы были сдвинуты на лоб, и по лицам их буквально тек пот, но начальник смены был непреклонен. Потому что садиться в тюрьму из-за них не собирался.
— А грязное белье можно с собой? — жалобно спросил Николай, указывая на ящик с персиками.
— Все сдавать! — твердо произнесла регистратор, и Николай тоскливо посмотрел, как его ящик с персиками грохнули на багажную тележку. "Хоть так, — подумал он, — а этим придется свои корзиночки — того…" И он очень обрадовался, что так ловко перехитрил аэропорт.
В самолете Николай сразу уснул и даже не воспользовался леденцами, а когда проснулся, то уже не было Симферополя, а была Москва.
Когда он направлялся к "выдаче багажа", его обогнали два кавказца с большими чемоданами в руках. За ними носильщик нес две высокие плетеные корзины с фруктами. "Вот ведь!" — подумал Николай.
Его чемодан показался на конвейерной ленте через сорок минут, а немного погодя — ящик с персиками. На упаковочной бумаге проступило большое мокрое пятно. "Продавили, гады!" — подумал Николай и, взяв вещи, направился к выходу, неся на вытянутой руке ящик с персиками, чтобы не испачкаться.
— Что ж ты телеграмму не дал? — говорила Надежда, целуя Николая.
— Проверка! — усмехнулся он.
— Хитрован! Мы же все с мамой высчитали. Вышло, что сегодня. Куда тебе деться?
— Пап, чего ты мне привез? — приставал Володька.
— Секрет! — сказал Николай.
— Хочу секрет, хочу секрет! — прыгал Володька.
— После обеда! — строго сказал Николай.
— Чегой-то ты не загорел совсем, — высказалась теща.
— Облупился, — ответил Николай, — и дожди были…
После обеда Николай торжественно стал разворачивать ящик с персиками.
— Внимание! — произнес он. — Раз, два, три!.. Персики!..
И он вскрыл ящик. Добрая половина персиков была чем-то раздавлена и представляла собой довольно скверное месиво.
— Продавили, гады! — сказал он.
— Не выбрасывайте! — высказалась теща. — В компот сгодится.
Оставшиеся восемь персиков вымыли. Выложили на большое красивое блюдо и через две минуты съели.
— Ну и намаялся с ними, — сказал Николай.
— Дорог не подарок — дорого внимание, — высказалась теща.