2133. Путь
Шрифт:
– Александрия – это есть город в Африке?
«Он специально речь коверкает, что ли?» – невольно прислушался Никлас к словам собеседника, потому что едва уловимый акцент звучал довольно наигранно, неестественно.
– Так точно, господин рейхсграф.
– Карашо, продолжайте.
– В шестнадцать лет отправился в Танжер, по обмену поступив на двухгодичные офицерские курсы Французского Легиона. По выпуску отправился в конвойные войска, после годичного контракта по представлению и воле отца прибыл к вам, чтобы здесь и сейчас предложить свою службу.
– Опыт боевой работы?
– Семь раз участвовал в проводке конвоев из Пекла в Дакар и Танжер как водитель скаута.
– Что есть «скаут»?
– Легкобронированный вседорожник. Экипаж, как правило, состоит из трех или четырех человек: командир, водитель, один или пара стрелков.
– Вы быть командир?
– Нет, в должности водителя.
– Вы закончили Танжер, не получив офицерский патент?
«Да коверкает специально, прекрасно он русским владеет», – определился наконец Никлас. С трудом даже удержался при этом от удивленной гримасы – подобный детский сад от столь взрослого и серьезного человека его поразил.
– Получил. Я был водителем командно-штабной машины, перенимая у взводного командира необходимый опыт. Год в должности сарджа после выпуска – это…
– По национальности вы?
– Русский.
– У вас нетипичное имя.
– Мой отец – пятый в фамилии Андерсон…
– Я карашо знаю вашего отца, иначе бы вы здесь и сейчас не стояли. Я говорю об имени.
– Меня назвали в честь отца моей матери.
– Хм. Я карашо знаю не только вашего отца, но и родителей вашей матери Беллы Ришар.
– Я рожден не в браке, господин рейхсграф.
– Кто же ваша мать?
Никлас чувствовал, как у него горят уши и щеки, но ничего не мог с собой поделать. Дитрих Брандербергер внимательно смотрел на него, откинувшись на спинку кресла. Он прекрасно знал, что Никлас – незаконнорожденный, знал, кто его мать. Ему, похоже, просто была интересна реакция собеседника.
«Ты сам этого хотел, старичок», – повторил Никлас мысленно одну из присказок своего первого наставника.
– Мою мать звали Елена Нелидова, отец познакомился с ней в России, на острове Рюген.
На самом деле мать Никласа звали Элен Нелидофф, была она, как и мачеха, француженкой, но Никлас специально произнес ее имя на русский манер. Цели достиг: глаза рейхсграфа сверкнули, но эмоции он сдержал, заговорил спокойно. И безо всякого намека на недавний акцент:
– Вы на землях Нового Рейха, молодой человек. Старайтесь не употреблять здесь слово «Россия», тем более в контексте принадлежности временно оккупированного острова Рюген.
– Как мне тогда стоит говорить?
– Не Россия, а Империум Москау. Земли под властью Москвы. Не русские, а московиты.
– Буду иметь в виду, господин рейхсграф. Что насчет Югороссии?
Глаза Дитриха Брандербергера снова сверкнули. Он отметил, как именно – обтекаемо, без прямого согласия, ответил Никлас; увидел и его чистый от плещущейся наивности взгляд во время вопроса. Сейчас рейхсграф явно пытался понять – специально это сделано, или младший Андерсон действительно максимально прост.
– Насчет Югороссии этических ограничений нет, можете называть это государственное образование как угодно.
– Принял, господин рейхсграф.
– Скажите, молодой человек. Вас ничего не удивило сегодня, во время ожидания приема?
– Удивило, господин рейхсграф.
– Что именно?
– Я был крайне удивлен, когда увидел беса из смартмассы, выходящего из вашего кабинета.
– Это не бес из смартмассы, молодой человек, а арбитр Пути.
– Господин рейхсграф, а…
– Что?
– Прошу простить, а какая разница?
– Арбитры из культа Пути не являются частью Сверхразума.
Никлас промолчал. На выжженных землях А-Зоны особи смартмассы, бесы или ксеносы – если по-простому, встречались крайне редко. В их сортах никто разбираться не старался. Подспудно Никлас сейчас понимал, что стал носителем невероятно важной тайны, но пока не сильно волновался. Воле отца – отправившего его сюда с наказом предложить свою службу, он доверял.
– Вы видели арбитра в составе Пути, молодой человек. Что вы собираетесь делать с этим знанием?
Акцент рейхсграфа как исчез, так более и не проявлялся. Вот вроде старый и – наверное, мудрый человек, зачем цирк было устраивать? Но Никлас подумал об этом совсем мельком. Некоторое время он молчал – размышляя, как именно ответить на этот вопрос. Понимая, что заведомо лояльные ответы будут выглядеть нелепо, он подбирал слова.
– В ближайшее время я собираюсь изыскать возможность связаться с отцом и сообщить ему об увиденном.
– Прямым текстом?
– Эзоповым языком, конечно же.
– То есть в Трибунал сообщать об увиденном вы не собираетесь?
«Да-да, вот прямо сейчас и признаюсь тебе в таком намерении».
– Не собираюсь, господин рейхсграф.
– Извольте объяснить мотив своего решения.
«Опасение за собственную жизнь и безопасность, конечно же».
– Мой отец рекомендовал мне отправиться к вам и предложить свою службу. В первую очередь я должен услышать его комментарий. А обратившись без промедления в Трибунал, я могу как принести проблемы своей семье, так и бросить тень на нашу фамилию.
– Взвешенная позиция, – кивнул рейхсграф. – Что ж, могу вам сообщить, что ваш отец, конечно, не будет говорить прямо, но он в курсе тех особенностей… которые связывают меня и тайное направление Пути.
Дитрих Брандербергер помолчал, вглядываясь в лицо Никласа.
– Вы понимаете ситуацию, в которой сейчас оказались?
– Да, господин рейхсграф. Не докладывая об увиденном Трибуналу, я нарушаю положения Венского меморандума и Варшавских мирных соглашений, чем ставлю себя за границу международных законов пограничных территорий.