22 июня 1941 года
Шрифт:
Чего, по представлениям того времени, с Красной Армией не могло случиться по определению.
Это была иллюзия, конечно. Но будем справедливы. Каждое время имеет свои иллюзии. И негоже, не избавившись от своих собственных, порицать прошлые. Понимать их, это да. Но не относиться свысока. Потому что высота эта, это всего лишь высота знаний нашего времени. Которой мы благополучно пользуемся, но к созданию которой не имеем отношения.
Конечно, можно возразить, что военному командованию необходимо было хотя бы предусмотреть, наряду с господствующими взглядами, также и возможность того, что немцы могут начать вторжение
И снова стараюсь понять. Что можно было противопоставить новой германской стратегии? В тех конкретных условиях? В Европе, кстати, ничего ей противопоставить не смогли. Может, и в том еще причина такой однозначности в представлениях о начальном периоде войны. Ведь мало заявить, что немцы могут напасть на Советский Союз, сразу введя в бой основные силы. Надо, если уж ты заявил такое, предложить одновременно и то, что этому можно реально противопоставить. Иначе ты не серьезный специалист, а, согласно реалиям того времени, безответственный болтун. Будут слушать болтуна? Начнется война по классическому сценарию, который всеми признан, а ты так и останешься в глазах всего света безответственным болтуном. И дела тебе по этой причине серьезного никогда больше не поручат, так что и оправдаться тебе этим делом будет уже невозможно...
Поневоле возникает, кстати, подозрение. А не явилась ли сама идея нанесения удара Красной Армии на юго-западном направлении как раз следствием попытки найти противоядие германскому "блицкригу"?
Снова вспомним то обстоятельство, что все теории, пока они теории, кажутся кому-то по-своему убедительными. Но все они могут доказать свою состоятельность только лишь с началом войны. Только.
А потому не будем спешить с осуждениями.
***
Вернемся к совещанию.
Его работа показала, повторю это еще раз, что в целом советское военное искусство развивалось в правильном направлении. Особенно это касалось оценки характера будущей войны. Одновременно с этим, значительные проблемы вызывало понимание особенностей ее начального периода. Изучение опыта военных действий на Западе, в целом верное его понимание, не привели, тем не менее, советское военное командование к правильным взглядам на него.
Причина этого лежала вовсе не в поверхностном изучении вопроса, как это иногда приходится слышать сегодня. На самом деле ошибочные представления командования Красной Армии во многом определялись причинами достаточно закономерными.
Никто из нас никогда и не подумает отказаться от своего собственного жизненного опыта. В военном деле это проявляется еще более сильно, поскольку связан этот опыт с реальной войной, с участием в боевых действиях. То есть в ситуациях постоянного стресса и, соответственно, остороты и яркости впечатлений. Иными словами, личный боевой опыт любого человека привносит существенные коррективы в оценку любой ситуации, в которой он оказывается впоследствии. Надо ли говорить о том, что тем более глубоко личный военный опыт должен сказываться на изучении
По этой причине на представления о характере современной войны неизбежно накладывался опыт войн и боевых действий, в которых принимали участие советские военные специалисты. Войны в Испании и Китае, бои на Хасане и Халхин-Голе, хотя и были для советских военнослужащих примерами боевых действий ограниченного характера, давали им, тем не менее, богатую пищу для размышлений и выводов, поневоле распространяемым на представления о характере современных войн.
Военные действия на Западе, которые советские командиры конечно же изучали, проходили без их личного участия, а потому были для них, в известной мере, абстрактными. Поэтому, думаю, то, что на этот опыт советское военное командование смотрело через призму собственного военного опыта, было неизбежно.
Кроме того. Германский опыт несколько принижался иногда и широко распространенным мнением о том, что никакого нового слова ими сказано не было. Что весь этот новый опыт являлся заимствованием из положений передовой советской военной науки. Об этом, в частности, в своем докладе об использовании механизированных соединений в современной наступательной операции заявил командующий войсками Западного особого военного округа генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов.
"... Однако наши взгляды в отношении применения танков оказались наиболее правильными и нашли себе подтверждение в действиях немецких танковых соединений в Польше и на Западе.
Немцы ничего нового не выдумали. Они взяли то, что у нас было, немножко улучшили и применили..."
Ни в коем случае не хочу критиковать за эти слова именно генерала Павлова. Потому что ими он выразил мнение абсолютного большинства командиров Красной Армии. А такие настроения, подразумевавшие, что всё есть у нас самих, поэтому учиться у немцев нам особо нечему, тоже не могли не препятствовать изучению чужого опыта.
Но особенно сильное впечатление на советское военное командование оказал опыт только что закончившейся финской войны. Во-первых, в силу относительно большего размаха боевых действий. А во-вторых, от той бездны недостатков и пороков в армейском механизме, который она выявила.
Более того. На высших командных ступенях в армии в то время оказались непосредственные участники тех событий. С одной стороны, это в значительной мере помогало в энергичной работе по усилению боеготовности войск. Поскольку участие в той войне дало огромный материал к осознанию проблем и недостатков Красной Армии, резко снижавших её боевую силу. Что помогало в конкретной работе по их ликвидации, более того, придавало дополнительную энергию и твердость принимаемым для этого мерам.
С другой стороны, опыт войны с сугубо специфическими условиями театра военных действий приводил неизбежно к неверным взглядам и выводам в отношении большой войны с Германией. Не будем, опять-таки, упрекать в этом военное командование. Но это обстоятельство ни в коей мере не должно мешать и тому, чтобы осознавать тот вред, который нанесли эти взгляды на подготовку к будущей войне.
В частности, обстоятельства, связанные со штурмом и прорывом "линии Маннергейма", произвели настолько сильное впечатление на командование Красной Армии, что привели к неоправданно большому вниманию, которое было уделено вопросам создания и преодоления глубоких и инженерно развитых долговременных укреплений.