22 июня. Черный день календаря
Шрифт:
Были на совещании и более резкие оценки. Так, генерал Г. П. Кравченко, командующий ВВС Прибалтийского особого военного округа, основываясь на личном опыте, высказался следующим образом: «Основным является воздушный бой. Я не верю тем данным, которые мы имеем в печати и которые говорят о большом количестве потерь самолетов на аэродромах. Это, безусловно, неправильно. Неправильно, когда пишут, что французы на своих аэродромах теряли по 500—1000 самолетов. Я основываюсь на своем опыте. Во время действий на Халхин-Голе для разгрома одного только аэродрома мне пришлось вылетать несколько раз в составе полка. Я вылетал, имея 50–60 самолетов в то время, как на этом аэродроме имелось всего 17–18 самолетов. Поэтому я считаю, что цифры, приводимые в печати, о потере самолетов на аэродромах, неправильные». Кравченко был не одинок в своем мнении относительно господства воздушного боя над уничтожением авиации на аэродромах. Командующий войсками Дальневосточного фронта Г. М. Штерн еще до выступления Рычагова заявил в прениях по докладу Жукова: «Нужно сказать, что все-таки господство в воздухе достигается в основном не ударами по аэродромам. Оно достигается, главным образом,
Однако слова Кравченко и Штерна ни в коем случае нельзя расценивать как официальное или даже господствующее мнение командного состава советских ВВС. В заключительном слове Рычагов высказался вполне определенно: «Выступавшие тт. Кравченко и Штерн склонны считать, что основное уничтожение противника будет осуществляться в воздухе, а не на земле. Я всегда был противником этих крайностей. Мы обязаны уметь одинаково хорошо бить воздушного противника и на земле, и в воздухе». В пику оппонентам он даже привел пример успешного уничтожения японских самолетов на аэродроме в Нанкине. Также Рычагов привел своеобразный аргумент: плохо подготовленный летчик может быть сбит в первом же воздушном бою (т. е. не может быть эффективно использован для борьбы с врагом в воздухе), но он же может успешно уничтожить самолет противника на аэродроме в ходе штурмового удара. В целом оценки советских военных специалистов можно оценить как осторожные и взвешенные, без крайностей. Кроме того, необходимо отметить, что совещание декабря 1940 г. имело общий характер. Поэтому тематика выступлений далеко выходила за рамки обсуждения действий вооруженных сил в начальный период войны. Если давать оценки не из июня 1941 г., на фоне горящих аэродромов приграничных округов, а опереться на опыт всей войны, позицию Рычагова нельзя не признать обоснованной. Случаи успешного уничтожения большого числа самолетов на аэродромах были редкой удачей. В ходе операции «Опорная плита» (Bodenplatte) на Западном фронте 1 января 1945 г. Люфтваффе потеряли 226 самолетов ценой уничтожения 350 и повреждения еще 220 самолетов союзников. Результат, прямо скажем, непропорциональный понесенным потерям. Можно констатировать, что П. В. Рычагов был прав относительно сложности выполнения задачи по уничтожению авиации противника на аэродромах. Выявление системы базирования авиации противника, удар по аэродрому в нужное время — все это делало задачу не просто трудной, а очень сложной.
В населенных пунктах, захваченных немцами, сразу же начались поиски и аресты «враждебных рейху элементов».
Решение такой амбициозной задачи, как уничтожение авиации на аэродромах, требовало тщательной подготовки. Важнейшую роль в успехе, достигнутом в июне 1941 г., сыграла немецкая воздушная разведка, проводившаяся еще до начала войны. Эти полеты проводились так называемой «командой Ровеля» (Kommando Rowehl), названной так по имени ее командира — полковника Тео Ровеля. Официально она называлась «Разведывательная группа главнокомандования Люфтваффе» (Aufklarungsgruppe des Oberbefehlshabers der Luftwaffe, сокращенно Aufkl. St. (F)/Ob. d. L). Команда Ровеля была создана еще в 1933–1934 гг., когда Люфтваффе еще официально не существовало в природе. Первоначально она использовала для разведки гражданские авиалайнеры. Надо сказать, что подопечные Ровеля не были новичками в небе СССР. Группа уже вела разведку в небе Советского Союза в середине 1930-х. Еще с 1934 г. немцы летали над Кронштадтом и фотографировали корабли Балтийского флота. Более того, один из самолетов команды Ровеля был потерян из-за аварии в ходе полета над Крымом. Советское руководство тогда отделывалось вялыми протестами по дипломатическим каналам. Можно даже сказать, что разведывательная деятельность Ровеля не прекращалась за исключением периода с сентября до декабря 1940 г., когда Гитлер запретил все полеты разведчиков над советской территорией. Фюрер считал, что преждевременная интенсификация разведки может спугнуть противника. Поэтому не следует думать, что в 1941 г. советское руководство внезапно впало в идиотизм. Деятельность немецких самолетов-разведчиков просто уже стала привычной.
Команда Ровеля возобновила работу над территорией СССР в первые месяцы 1941 г. К тому моменту в ее составе было четыре эскадрильи. Первая летала с аэродрома Краков в Польше, вторая — из района Бухареста в Румынии и третья — с аэродрома Хамина в Финляндии. Вопреки распространенному мнению, группа Ровеля не была поголовно вооружена высотными Ю-86Р. Первые три эскадрильи были вооружены преимущественно Дор-нье-215, а также некоторым количеством Ю-88, Хе-111 и даже Ме-110. Высотные Ю-86Р попали в распоряжение команды Ровеля в 1940 г. и к 1941 г. были собраны в 4-й эскадрилье группы (пять Ю-86Р на апрель 1941 г.), известной также как «испытательный центр высотных полетов». Они летали с аэродромов в Бухаресте и Кракове. Всего командой Ровеля было выполнено свыше 500 полетов над территорией СССР. Вспоминает летчик-истребитель В. И. Клименко: «Рядом, в 100–125 км от Шауляя, проходила граница с Германией. Близость ее мы ощущали на своей шкуре. Во-первых, непрерывно шли военные учения Прибалтийского военного округа, во-вторых, на аэродроме дежурила в полной боевой готовности авиаэскадрилья или, в крайнем случае, звено истребителей. Встречались мы и с немецкими разведчиками, но приказа сбивать их у нас не было, и мы только сопровождали их до границы. Непонятно, зачем тогда поднимали нас в воздух, чтобы поздороваться, что ли?!.»
Красноармейцы изучают трофейное оружие.
Характерный профиль полета немецких разведчиков дает один из первых полетов группы Ровеля 6 января 1941 г. Самолет-разведчик пересек границу, углубился на 24 км и далее пролетел 161 км над советской территорией и вернулся обратно В глубь территории Советского Союза летали, конечно, только высотные самолеты. При отсутствии у СССР в 1941 г сплошного поля обзора воздушного пространства радиолокаторами полеты на высотах свыше 10 тыс. метров были относительно безопасными. Но далеко не все полеты разведчиков проходили гладко 15 апреля Ю-86Р, вылетевший из Кракова для фотографирования в район Житомира, был вынужден снизиться из-за неисправности двигателя. В районе Ровно самолет был сбит советским истребителем. После аварийной посадки пилот унтер-офицер Шнец и наблюдатель унтер-офицер Вальтер были арестованы НКВД. Отснятую пленку они успели засветить, но серьезной уликой против них была обнаруженная в самолете топографическая карта приграничных районов СССР. Немцы на допросах утверждали, что всего лишь заблудились в ходе тренировок по слепым полетам. Сбитый Ю-86 нес гражданские опознавательные знаки. Согласно немецкой версии событий оба были впоследствии освобождены наступающими немецкими частями и вернулись в команду Ровеля. Однако в общем случае сбить летящий на большой высоте Ю-86Р было непростой задачей. Драматичный случай, завершившийся потерей сразу двух новейших истребителей МиГ-3, произошел в Прибалтике 10 апреля 1941 г. В этот день была предпринята попытка перехвата неопознанного самолета, вторгнувшегося в воздушное пространство СССР на большой высоте. С одного из каунасских аэродромов поднялось звено советских истребителей из 31-го истребительного авиаполка 8-й смешанной авиадивизии. На аэродром в Каунасе вернулся только один из них, пилотировавшийся младшим лейтенантом Акимовым. Летчик Аксютин приземлился на парашюте, а младший лейтенант Евтушенко разбился в катастрофе. Все три МиГа из-за резких маневров на большой высоте и малых скоростях свалились в штопор, из которого благополучно вывел свой самолет только Акимов. Видимо, сказался недостаточный опыт пилотирования новой машины. Погибший летчик Евтушенко на МиГ-3 не летал вовсе, а на МиГ-1 выполнил 13 полетов по кругу, не поднимаясь выше 5 тыс. метров.
С середины апреля до середины июня 1941 г. полеты команды Ровеля осуществлялись с завидной систематичностью — по три вылета в день. Главной их задачей было обновление информации, собранной в аналогичных полетах весной 1940 г. 21 июня 1941 г. 4-я эскадрилья команды Ровеля вернулась на место своего постоянного базирования, на аэродром Берлин-Рангсдорф, для продолжения разведки на Западе. Три остальные эскадрильи продолжили свою деятельность после начала войны. Результаты кропотливой работы «команды Ровеля» позволили немецкому командованию спланировать гигантскую по своим масштабам операцию по разгрому ВВС приграничных округов на аэродромах.
На сухопутном фронте Прибалтика в июне была своего рода «окном» для прорыва крупных сил вермахта на территорию СССР. Это неизбежно оказало влияние на воздушное сражение. Однако по предвоенным немецким планам, Прибалтика была второстепенным направлением с точки зрения использования ВВС. Вскоре после подписания плана «Барбаросса» 31 января 1941 г. главнокомандующий сухопутными войсками Германии генерал-фельдмаршал В. Браухич издал директиву по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск на Востоке. Задачи ВВС в ней формулировались следующим образом:
«…По возможности исключить воздействие авиации противника и поддержать наступление сухопутных войск на направлениях главных ударов, а именно: войска группы армий „Центр“ и войска левого фланга группы армии „Юг“, действующие на направлении главного удара.
На первом этапе операции ВВС должны сосредоточить все свои усилия на борьбе с авиацией противника и на непосредственной поддержке сухопутных войск».
Первые беженцы устремляются на восток.
Такая постановка задач привела к тому, что действовавший на прибалтийском направлении 1-й воздушный флот генерал-полковника А. Келлера был самым малочисленным. В его составе был только один I авиакорпус, предназначенный для поддержки действий 16-й и 18-й армий, а в особенности 4-й танковой группы. Он насчитывал 412 самолетов (из них 341 исправный). Всего же с учетом войсковой авиации в подчинении 1-го воздушного флота было 675 самолетов разных типов. Организационно I авиакорпус разделялся на 9 групп бомбардировщиков (примерно 270 самолетов), 3 2/3 групп истребителей (110 самолетов), 5 эскадрилий дальних разведчиков (50 самолетов), 1 группа транспортной авиации (30 самолетов). Соответственно армейская авиация была представлена 4 эскадрильями дальних разведчиков (40 самолетов), 11 эскадрильями ближних разведчиков (110 самолетов) и 3 связными эскадрильями (30 самолетов). Прохождение разграничительной линии групп армий «Центр» и «Север» по территории Прибалтийского особого военного округа привело к тому, что ВВС ПрибОВО также противостоял VIII авиакорпус 2-го воздушного флота (подчиненного группе армий «Центр»). Это прибавляло к силам 1-го воздушного флота еще около 560 боевых самолетов, существенно менявших баланс сил сторон в воздухе.
К началу нападения Германии на Советский Союз военно-воздушные силы Прибалтийского особого военного округа состояли из пяти смешанных авиационных дивизий — 4-я комбрига А. Н. Соколова (195 исправных самолетов), 6-й полковника И. Л. Федорова (208 самолетов), 7-й полковника П. М. Петрова (199 самолетов), 8-й полковника В. А. Гущина (150 самолетов) и 57-й полковника К. А. Катичева (242 самолета). Таким образом, всего в составе пяти авиадивизий было 877 самолетов (529 истребителей, 288 бомбардировщиков, 60 штурмовиков). Приведена численность боеготовых самолетов. Общее число боевых машин, разумеется, было больше. В частности, общая численность авиапарка соединения полковника Гущина составляла 316 самолетов. Всего в составе ПрибОВО насчитывалось около 1200 самолетов.