23 июня. "День М"
Шрифт:
С одной стороны, никакая, даже самая высочайшая «мотивация» не поможет остановить танки противника, если орудийный расчёт за три года службы стрелял три раза, если на батарею забыли завезти бронебойные снаряды, если батарея находится в одном месте, тягачи без горючего — в другом, немецкие танки прорываются в третьем, а штаб дивизии вообще неизвестно где. С другой стороны, абсолютно нелепо сводить весь анализ хода боевых действий к одному только разбору психологических эффектов и аффектов. Армия держится не столько на «мнении народном», сколько на приказе и дисциплине. Роль командира — и в боевой подготовке вверенной ему части до войны, и в роковые минуты боя — огромна, и там, где командный состав смог навести порядок, смог уберечь своих солдат от заражения всеобщей паникой, там Красная Армия дала достойный отпор агрессорам с первых же дней войны. 831 тысяча солдат и офицеров вермахта не «потерялась» сама собой. Каждый четвёртый захватчик, перешедший в июне 41-го
«В поле две воли» гласит старинная и мудрая русская поговорка. Вермахт тоже состоял из живых людей, от природы подчинённых инстинкту самосохранения. Более чем успешные боевые действия немецкой армии, которая практически до самых последних недель войны отнюдь не разбредалась по лесам и полям, также свидетельствуют о том, что поддержание порядка, дисциплины и управляемости в воюющей армии в принципе возможно. Да, сложно, трудно, требует кропотливой многолетней работы по обучению и воспитанию личного состава — от рядового до генерала включительно, — но возможно. Думаю, что этой констатацией исчерпывается всё, что может себе позволить в подобных «теоретических рассуждениях» человек не являющийся ни профессиональным военным, ни высококлассным специалистом по социальной психологии.
Как историк я могу лишь высказать предположение, что двадцать лет диктатуры «партии Ленина-Сталина» весьма способствовали моральному разложению армии; что раскулачивание, «голодомор» и система колхозного рабства заметно снизили готовность мобилизованных мужиков воевать за такую жизнь и за такую власть. Не вызывает, на мой взгляд, сомнений и тот факт, что массовые репрессии 37 — 38-го годов превратили значительную часть командных кадров Красной Армии в смертельно и пожизненно испуганных людей, что применительно к военному делу означает полную профнепригодность. Дикие «ужимки и прыжки» внешней политики 1939–1941 годов, когда правители СССР то объявляли Гитлера людоедом, то публично поздравляли его с военными победами в Европе, также не способствовали повышению готовности бойцов Красной Армии отдать свою единственную жизнь в очередной драке за передел разбойничьей добычи между Гитлером и Сталиным.
Являются ли эти обстоятельства ИСЧЕРПЫВАЮЩИМ объяснением причин превращения Красной Армии в неуправляемую толпу (каковое превращение стало основной причиной военной катастрофы)? Разумеется — нет. История России не в 1917 году началась. Более того, злосчастные события 17-го года не были случайностью — они долго и больно вызревали внутри российского общества. Да и сами господа Ульянов, Бронштейн и Джугашвили не с Луны же в Смольный упали, а выросли и нашли себе тысячи приверженцев внутри самой России. Возвращаясь ближе к теме, стоит напомнить, что неорганизованность и бестолковщина не были такими уж редкими явлениями в военной истории России. В середине XVII века Иван Посошков в трактате «О ратном поведении» писал:
«У пехоты ружьё было плохо и владеть им не умели, только боронились ручным боем, копьями и бердышами, и то тупыми, и на боях меняли своих голов по три, по четыре и больше на одну неприятельскую голову. На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодёжны, ружьём владеть не умеют, иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только что выстрелить в цель. Убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили — ничего! Нет попечения о том, чтобы неприятеля убить, одна забота — как бы домой поскорей. Во время боя того и смотрят, где бы за кустом спрятаться…» (106)
Стоит напомнить, что после триумфа 1812 года русская армия с удручающим постоянством демонстрировала мизерные результаты при чудовищных затратах. «Русской армии не приходится особенно хвалиться. За всё время существования России как таковой русские ещё не выиграли ни одного сражения против немцев, французов, поляков или англичан, не превосходя их значительно своим числом. При равных условиях они всегда были биты…» (103, стр.480) Такое субъективное мнение высказал в своё время товарищ Ф. Энгельс. С этим мнением был согласен и политический оппонент Энгельса, русский анархист М. Бакунин. «Надо быть чрезвычайно невежественным или слепым квасным патриотом, — писал он, — чтобы не признать, чти все наши военные средства и наша пресловутая, будто бы бесчисленная армия ничто в сравнении с армией германской. Немецкие офицеры превосходят всех офицеров в мире теоретическим и практическим знанием военного дела, горячею и вполне педантическою преданностью военному ремеслу, точностью, аккуратностью, выдержкою, упорным терпением, а также и относительною честностью. Вследствие всех этих качеств организация и вооружение немецких армий существует действительно, а не на бумаге только, как это было при Наполеоне III во Франции, как это бывает сплошь да рядом у нас…» С этими мнениями можно и не соглашаться,
Глава 19
ВЕЛИКАЯ МУДРОСТЬ ТОВАРИЩА СТАЛИНА
Утром 22 июня 1941 г. вожди Советского Союза, равно как и их мелкие прихлебатели, испытали огромное желание, подобно страусу, «засунуть голову в песок». Некоторые реализовали это желание в самом что ни на есть прямом смысле. Посол СССР в Королевстве Италия тов. Горелкин уехал от греха подальше на пляж, где его насилу нашли через 6 часов 30 мин. после того, как фашистское правительство объявило войну Советскому Союзу. Московское радио продолжало передавать бодрую воскресную музыку и очередные «сводки с полей», в то время когда радиостанции всего мира, прервав обычные передачи, сообщили и о начале войны, и о уже состоявшейся пресс-конференции Риббентропа. Однако самым оглушительным было молчание Великого Вождя Народов. Сталин отказался выступить по радио с Заявлением советского правительства (главой которого он сам себя назначил всего полтора месяца назад), отказался возглавить Ставку Главного командования (номинальным руководителем которой 23 июня был назначен Тимошенко). Главная официальная газета страны («Известия») 22 июня сообщала о мирном созидательном труде, 23 июня, как обычно, взяла выходной и только на третий день войны, 24 июня, поместила внизу первой полосы текст выступления Молотова, над каковым текстом была размещена огромная, почти на весь газетный лист фотография. Но не Молотова, что было бы логично, а… Сталина. Таким образом, «граждане и гражданки» получили возможность если и не услышать твёрдое, ободряющее слово, то хотя бы полюбоваться мужественным профилем любимого вождя.
А в это время сам «вождь», окончательно смешав день с ночью (приём в его кабинете начинался то в 3.20 утра, то в 7.35 вечера), пытался разобраться в потоке невероятных сообщений, которые шли с фронта. Отдадим ему должное: всего семь дней потребовалось Сталину для того, чтобы понять, в чём причина неслыханного разгрома. Может быть, потому так быстро и правильно понял он смысл происходящего, что его «университетами» была подпольная работа в подрывной организации, однажды уже удачно развалившей русскую армию во время мировой войны. Товарищ Сталин конкретно знал, как рушатся империи и исчезают многомиллионные армии. Открывшаяся в этот момент истина оказалась непомерно тяжёлой даже для этого человека с опытом побегов из сибирской ссылки, кровавой бойни Гражданской войны и смертельно опасных «разборок» с Троцким в 20-е годы. В ночь с 28 на 29 июня Сталин уехал на дачу, где и провёл в состоянии полной прострации два дня — 29 и 30 июня, не отвечая на телефонные звонки и ни с кем не встречаясь.
Мы не знаем и никогда уже не узнаем, о чём думал Сталин в эти два страшных дня. Зато мы совершенно точно знаем, что он придумал, сидя в одиночестве в пустом доме в Кунцеве. 3 июля 1941 г. Сталин наконец-то обратился по радио к своим подданным с большой речью. Отказавшись признать за собой хотя бы одну малейшую ошибку, он честно предупредил: «Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями». В той же речи от 3 июля 1941 г. прозвучала фраза, дающая первое представление о том, какими методами товарищ Сталин намеревается вести эту небывалую в истории истребительную войну:
«При вынужденном отходе частей Красной Армии… не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Всё ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожиться».
Прямое и точное выполнение этого приказа (а речь Сталина, к тому моменту уже назначившего себя председателем Государственного Комитета Обороны — высшего чрезвычайного органа власти в стране, — была именно приказом, обязательным к исполнению для всех) означало бы голодную смерть для 40 миллионов человек гражданского населения, оставленного отступающей Красной Армией на оккупированной территории. Приказ об истреблении всех запасов продовольствия не был (да и не мог быть) дополнен решением о поголовной эвакуации населения. О какой поголовной эвакуации людей могла бы идти речь, если с оккупированной территории не смогли вывезти даже артиллерийские склады (на которых было потеряно 16 млн. артвыстрелов и 8 млн. мин). (9) Вследствие хаоса и дезорганизации эта директива Сталина не была выполнена в полном объёме, но была в полном объёме использована гитлеровской пропагандой, выпустившей миллионы листовок на тему: «Сталин — убийца и поджигатель».