23 июня. "День М"
Шрифт:
Точнее не скажешь. Гитлер совершил длинную череду вопиющих глупостей в то время, когда победа над сталинской империей буквально валилась ему в руки. Первейшей ошибкой была сама стратегическая установка на сугубо военный разгром противника. Полторы сотни немецких дивизий не могли оккупировать страну, раскинувшуюся от Бреста до Владивостока и от Мурманска до Ашхабада. Если Советский Союз и мог быть разрушен, то только взрывом изнутри (что и произошло в реальности ровно через полвека), а единственным смыслом военной операции могло быть лишь инициирование такого взрыва. Но Гитлер, этот самовлюблённый изувер, возомнивший себя орудием «провидения», не смог (или не захотел) понять столь очевидные истины. И тем не менее, независимо от изначальных планов гитлеровского руководства, процесс внутреннего разложения Советского государства пошёл со всё возрастающим темпом. В национальных окраинах СССР (Прибалтика, Западная Украина, позднее — Северный Кавказ и Кубань) началось полномасштабное вооружённое восстание, приведшее к появлению во Львове, Риге и Каунасе правительств самопровозглашённых «государств». Большая часть населения центральных областей страны встречала немцев без цветов, но со смешанным чувством недоверия
В числе пленных генералов Красной Армии, обсуждавших (судя но протоколам их допросов) с немецким командованием вопрос о возможности или даже необходимости создания антисталинского «правительства» и подчинённой ему армии из военнопленных красноармейцев. Й. Гофман называет, в частности, командующего 5-й Армией Потапова, командующего 20-й Армии Ершакова, командующего 19-й Армии Лукина, командира 8-го стрелкового корпуса Снегова, командира 10-й танковой дивизии Огурцова, командира 72-й горнострелковой дивизии Абрамидзе. Здесь перечислены фамилии только тех генералов, которые — в отличие от многих других — не стали, в конечном итоге, на путь активного сотрудничества с врагом. Ершаков погиб в концлагере, Огурцов бежал из плена, вступил в партизанский отряд и погиб в бою, Потапов, Снегов и Абрамидзе после освобождения и слецпроверки были восстановлены в армии и даже награждены высшими орденами. (20)
Особенно показательной для оценки умонастроений высшего советского генералитета может служить судьба генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина. Выдающийся полководец, герой сражений у Шепетовки, Смоленска и Вязьмы, он был захвачен в плен после тяжёлого ранения, в бессознательном состоянии (в немецком госпитале ему ампутировали ногу). В ходе спецпроверки были выявлены какие-то факты его «антисоветской деятельности», но 31 августа 1945 г. в докладе на имя Сталина начальник «Смерша» Абакумов написал: «учитывая, что в результате ранения он остался калекой, считал бы целесообразным освободить и обеспечить агентурным наблюдением». (101) В дальнейшем генерал Лукин медленно, но верно стал превращаться в плакатный образец несгибаемого героя, который, оказавшись в немецком плену, «с презрением отверг все посулы и угрозы врага». М. Ф. Лукин был награждён орденом Ленина (1946 г.), двумя орденами Красного Знамени (1946, 1947 гг.), орденом Красной Звезды (1967 г.). Ему было присвоено звание «Почётный гражданин Смоленска», и его именем названа улица в этом городе. Появилась и побежала из публикации в публикацию легенда о том, как Сталин сказал вернувшемуся из плена генералу: «Спасибо за спасение Москвы». В 1966 г. маршалы Тимошенко, Рокоссовский и Конев ходатайствовали о присвоении Лукину звания Героя Советского Союза, но это предложение было тогда отклонено. Наконец, в 1993 г. генералу Лукину было посмертно присвоено звание Героя России. Примерно в то же время был переведён на русский язык и опубликован давно уже известный западным историкам протокол допроса от 14 декабря 1941 г., в ходе которого пленный генерал Лукин вёл с немцами такие беседы:
«…Коммунисты пообещали крестьянам землю, а рабочим фабрики и заводы, поэтому народ поддержал их. Конечно, это было ужасной ошибкой, поскольку сегодня крестьянин, по сравнению с прошлым, не имеет вообще ничего, а средняя зарплата рабочего 300–500 рублей в месяц, на которую он ничего не может купить. Когда нечего есть и существует постоянный страх перед системой, то, конечно, русские были бы очень благодарны за её разрушение и избавление от сталинского режима… Если будет всё-таки создано альтернативное русское правительство, многие россияне задумаются о следующем: во-первых, появится антисталинское правительство, которое будет выступать за Россию, во-вторых, они смогут поверить в то, что немцы действительно воюют только против большевистской системы, а не против России, и в третьих, они увидят, что на вашей стороне тоже есть россияне, которые выступают не против России, а за Россию. Такое правительство может стать новой надеждой для народа… Если бы Будённый и Тимошенко возглавили восстание, то тогда, возможно, много крови и не пролилось. Но и они должны быть уверены в том, что будет Россия и российское правительство… Новая Россия не обязательно должна быть такая, как старая. Она может даже быть без Украины, Белоруссии и Прибалтики, будучи в хороших отношениях с Германией. Вот помочь в создании такой России и правительства только в ваших силах, а не в наших…» (110)
Генералы вермахта, которые видели ситуацию в Красной Армии и в лагерях для военнопленных с близкого расстояния, неоднократно обращались к Гитлеру с предложением использовать уникальную ситуацию с целью скорейшего вывода СССР из войны. Совершенно реальной представлялась возможность повторить опыт 1917–1918 гг., когда Германия, поддержав смену власти в России, заключила с новым правительством сепаратный Брестский мир и обеспечила себе таким образом свободу рук для наступления на Западном фронте. Формула Тараса Бульбы («я тебя породил, я тебя и убью») вполне могла быть применена немцами к большевистскому режиму и России. На развалинах Советского Союза могло быть создано несколько союзных гитлеровской Германии «независимых государств» (вроде Словакии или Хорватии), которые бы обеспечивали вермахт продовольствием, сырьём для военной промышленности, вспомогательными воинскими формированиями. Однако Гитлер, в больном мозгу которого расистский бред о «неполноценности славян» причудливо мешался со страхом перед восточным гигантом, отвечал, что он не нуждается в союзе со славянскими «недочеловеками», а от вермахта требуется просто и быстро разгромить Красную Армию. Потом и вовсе перестал отвечать. Когда командующий Группой
Для самых предвзятых и невнимательных читателей поясняю: вышеизложенное — это не рассказ о том, «как хорошо могло бы быть». Это грустные мысли о том, что всё могло бы быть ещё хуже, чем было в реальности, хотя, казалось бы, куда уж хуже? В огне мировой войны не было брода, и поражение Сталина означало бы лишь колоссальное усиление позиций Гитлера, в руках которого могли оказаться гигантские сырьевые ресурсы богатейшей страны мира, да ещё и миллионы послушных и ко всему привычных работников. Режим, который мог бы быть установлен на «освобождённой» от власти НКВД/ВКП(б) территории, скорее всего, отличался бы от сталинского лишь цветом знамён и надписями на дверях начальственных кабинетов. Не исключено, что фамилии хозяев кабинетов могли бы остаться прежними. В любом случае после 20 лет жесточайшего террора, после 20 лет искусственного «отрицательного отбора», в ходе которого изгонялись и истреблялись все, в ком предполагалось наличие ума, чести и совести, надеяться на стихийное возникновение полноценной и дееспособной демократии не приходилось. И уж тем более — не в интересах Гитлера было бы формирование демократической власти в вассальных «русских княжествах». Лучше могло бы быть лишь в том случае, который описан в «Лишней главе». Но такого не могло быть никогда, и поэтому та глава — лишняя…
Пленных красноармейцев, от которых отказалось Советское государство, сгоняли как скот на огромные, опутанные колючей проволокой поляны и морили там голодом и дизентерией. Лучше всех агитаторов ГлавПУРа, вместе взятых, фашистские лидеры показали и доказали бойцам Красной Армии, что плен также не является спасением от смерти, до которой им оставалось «четыре шага» в любую сторону… Начатое в своё время по инициативе армейского командования освобождение пленных красноармейцев ряда национальностей было 13 ноября 1941 г. запрещено А затем пришла ранняя и лютая зима, в которую от холода, голода и болезней погибло две трети пленных 1941 года. С такой же категоричной ясностью оккупационная администрация продемонстрировала ошеломлённому населению, что формулу «немцы — культурная нация» пора забыть, а привыкать надо к «новому порядку», который оказался даже проще старого: расстрел на месте за любую провинность. С вызывающей откровенностью народу объясняли, что обслуживание представителей «высшей расы» отныне станет единственным смыслом жизни для тех, кому разрешат жить.
Упустив столь близкую и реальную возможность для ликвидации Восточного фронта политическим путём, Гитлер не удосужился и тем, чтобы максимально использовать весь наличный военный потенциал для достижения победы на поле боя. Десятки дивизий вермахта, сотни тысяч военнослужащих, миллионы резервистов в глубочайшем тылу «готовились к операциям периода после «Барбароссы», в то время когда войска Восточного фронта месяцами не выходили из ожесточённых боёв. В самый разгар битвы за Москву 6 истребительных авиагрупп (полков) люфтваффе (из общего числа 22, находившихся с начала войны на Восточном фронте) было переброшено на Средиземноморский ТВД. Даже те, относительно умеренные потери, которые летом 41-го года несли немецкие войска, не возмещались в полном объёме пополнением личного состава. Даже после того, как срыв первоначального плана по уничтожению Красной Армии «в ходе кратковременной кампании» стал совершенно очевиден, Гитлер и его приспешники отнюдь не поспешили напрячь все ресурсы Германии, для того чтобы переломить ситуацию. Достаточно только назвать три цифры, чтобы стала ясна глубина пропасти между потенциальными возможностями немецкой экономики и их реальным использованием в 1941 году:
— среднемесячное производство танков в Германии, 1944 год: 1 530;
— среднемесячное производство танков в Германии, 1941 год: 340;
— поставки танков на Восточный фронт (июль — август 41 г.): 89.
Немцы не дошли до Москвы, они на последнем издыхании доползли до неё. В пяти танковых дивизиях 2-й танковой армии Гудериана к 16 октября 1941 г. числился 271 танк, из которых большая часть была небоеспособна; в трёх танковых дивизиях 1 й танковой армии в этот день насчитывалось всего 165 танков. В 39-м танковом корпусе Гота к концу октября оставалось по 60 человек в батальоне. (88) В довершение всего Гитлер нашёл себе «надёжного союзника» в виде японской военщины. В то время (октябрь — ноябрь 1941 г.), когда сотни эшелонов уносили с Дальнего Востока в Подмосковье последний стратегический резерв Советского Союза — полнокомплектные дивизии Дальневосточного фронта, Сибирского и Забайкальского военных округов — японские «милитаристы» заканчивали последние приготовления к нападению на… США! После Пёрл-Харбора Гитлер, верный своему союзническому долгу, официально объявил войну Америке, и таким образом с замерзающими в российских снегах остатками Восточной армии оказался в ситуации затяжной войны на истощение против СССР, США и Британской империи (которая тогда включала в себя не только маленький, но очень гордый остров, а ещё и Канаду, Индию с Пакистаном, Австралию, Южную Африку и ещё пару десятков колоний и полуколоний в Африке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии). Разумеется, и после этого военный разгром фашистского «рейха» не стал простым и лёгким делом, и после зимы 1941/1942-х годов на всех фронтах мировой войны были пролиты реки крови, но конечный исход борьбы не вызывал уже сомнений…
Сталинский режим вышел из войны в сиянии и блеске величайшего триумфа. Сам Хозяин был объявлен гениальнейшим полководцем всех времён и народов. Восхищённые и очарованные сатрапы поднесли ему наивысшее воинское звание Генералиссимуса. Основания для торжества были нешуточные: рост военно-технического могущества коммунистического режима, огромное увеличение его возможностей заставлять дрожать от страха весь мир были бесспорными. Гигантская армия (которую, отбросив за ненужностью последние воспоминания о революционном прошлом, перестали называть «красной») стояла уже на берегах Дуная и Эльбы. Из поверженной Германии вывозились тысячи тонн технической документации, вывозились целые научно-исследовательские, конструкторские коллективы.