23000

Сорокин Владимир Георгиевич

Ольга оторвала свой взгляд от мертвого ребенка и обратила его вокруг. Голая, она лежала на белом мраморе, тянущемся до самого горизонта с восходящим солнцем. А рядом… лежали братья и сестры Света. Лежали навзничь, неподвижно.

Ольга сняла ребенка со своей груди, положила на мрамор. Двигаться было чудовищно трудно, все тело болело. Ольга встала на колени, подтянула ноги. Приподнялась.

Весь огромный Круг, в котором ночью стояло Братство, теперь покоился на мраморе. Русоволосые мужчины и женщины лежали навзничь, раскинув руки. Их ряд плавно, по параболе уходил вдаль, к горизонту с восходящим солнцем и, описав громадный круг, снова возвращался к Ольге.

Первыми в этом круге лежащих навзничь были молодой мужчина и женщина средних лет с короткими рыжими волосами. Та самая, что направляла вчера, говорила, как встать и что делать… Теперь она неподвижно покоилась на мраморе. Рот женщины был открыт, на лице застыло выражение судороги и страдания, глаза были полуоткрыты. Пошатываясь, Ольга наклонилась, взяла руку женщины. Рука была холодной. Ольга положила свои пальцы на шею женщины. Пальцы нащупали безжизненную, остывшую плоть. Женщина была мертва. Полуприкрытые глаза ее уставились в чистое голубое небо.

Ольга перевела взгляд вправо. Там лежал молодой мужчина. Она узнала его: Майкл Лэрд. Тот самый, кто встретил их в Гуанчжоу, кто говорил о Братстве, кто напоил усыпляющим саке. Тот, кто встретил у лифта, наверху небоскреба.

Теперь он, голый, валялся на мраморе, раскинув руки. Темно-синие глаза его были открыты. Ольга потрогала руку Лэрда: холодная, безжизненная. Выражение лица его было жалким.

Ольга распрямилась со стоном. Сделала шаг, другой, третий.

Рядом с Лэрдом лежала рослая блондинка. Пальцы ее сжимали руку Лэрда. Ольга подошла, потрогала ее шею: мертва. Другой рукой женщина держала руку старика. Голова того запрокинулась, острый кадык торчал сквозь дряблую кожу, беззубый рот приоткрылся, выцветшие голубые глаза напряженно уставились в небо. Старик тоже был мертв. И его соседка, девочка-подросток, тоже была мертва и тоже смотрела в голубое небо.

Оступаясь и пошатываясь, Ольга двинулась вдоль Круга.

Все братья и сестры лежали навзничь, раскинув руки или сжимая руки соседа.

Ольга подходила, трогала их тела. Пальцы находили только мертвую, остывшую плоть. Пройдя пару десятков шагов, Ольга остановилась. И поняла, что в этом громадном круге нет живых.

Окончательно вернулась память: усыпление выстрелом, паром, братья, исход, нагая толпа, восторг и завороженность, ожидание величайшего чуда, голубой круг, младенец на груди, Бьорн.

Бьорн!

Она огляделась. Кругом лежали мертвецы. Ольга открыла рот, пошевелила сухим, онемевшим языком. Язык еле ворочался.

– Бь…орн… – с величайшим трудом произнесла она и пошла назад, к своему месту в круге.

Оно было сразу заметно – просвет в ровном ряду мертвецов, единственное нарушение порядка. Бьорн лежал рядом с той самой рыжеволосой женщиной: большой, голый, с длинными и сильными ногами. Левая рука его откинулась вверх, правая прикрывала тельце мертвого ребенка, покоящегося у него на груди. Глаза Бьорна были закрыты. Зато синие глаза младенца уставились вверх, крошечный рот был вопросительно полуоткрыт.

– Ты…ыы… – Ольга опустилась на колени, подползла к Бьорну, взяла за руку.

Рука была прохладная.

– Ты…ыы… – хрипела, заикаясь, она. – Ты…ыы, ты…

Он лежал неподвижно, словно престол для мертвого младенца, вопросительно глядящего в небо.

– Эт…тто… – шептала Ольга. – Тыы…ыы…

Вялой, непослушной рукой она стала бить его по плечу.

Швед не шевелился.

– Ты…

Бьорн продолжал лежать без движения.

Всхлипывая и трясясь, она подняла его веко. Знакомый голубой глаз был под ним. И этот глаз

вздрогнул. Веко выскользнуло из-под пальца, закрылось. Открылось. И Бьорн заморгал.

Застонав бессильно, Ольга обняла его. Но объятию мешало что-то холодное. Она с трудом выпихнула труп ребенка из-под руки Бьорна. Окоченевшее тельце беспомощно упало ничком на мрамор, стукнувшись безжизненной маленькой головкой.

Ольга хрипела и дрожала на груди у пробуждающегося Бьорна, трогая его ослабевшими руками. Он шевелился, стонал, подтягивая ноги. Наконец он увидел ее. Стал раскрывать рот с пересохшими губами, силясь сказать что-то. Но из губ вырвалось слабое шипение.

– Х-х-а? – прошептал он и стал пробовать приподняться.

Но Ольга дрожала, обняв его и прижимая к мрамору.

– Чт. оо? – Он ворочался под ней.

С трудом отстранившись, она взяла его голову и стала поднимать.

Он сел.

– Это… – Трясущейся рукой она указала на лежащих рядом.

Он перевел свой взгляд на круг мертвых. Долго смотрел, силясь понять. Голова его вздрагивала и покачивалась. Потом осторожно встал. Взошедшее солнце осветило его большую, ссутулившуюся фигуру. Пошатнувшись, он шагнул. Ольга обняла его. Они встали, подпирая друг друга. Бьорн шагнул. Остановился. Снова шагнул. И медленно пошел по кругу мертвых. Ольга двинулась за ним. Бьорн шел, шатаясь, вглядываясь в лежащих. Миновал нескольких, остановился, подошел к какой-то женщине. Наклонился. Ее искаженное гримасой недоумения лицо уставилось в небо. Остекленевшим взглядом покойная укоряла небо за свою гибель и за гибель Великого Братства. Бьорн стоял, раскачиваясь, не в силах оторваться от взгляда этих навсегда обиженных и остекленевших светло-синих глаз. Ольга подошла к нему, обняла, прижалась. Вместе они долго смотрели на мертвых братьев Света.

– О…ни… – прохрипел Бьорн.

– Они… – прошептала Ольга.

Он отошел в сторону и опустился на мрамор. Ольга опустилась рядом. Они долго сидели молча, опустив головы.

Солнце встало, набрало силу, припекло.

Белоснежное мраморное плато острова засверкало под его лучами.

Бьорн пошевелился, поднял голову и встал на колени.

– Это… – заговорил Бьорн, дрожа и заикаясь. – Это.

– Что? – прошептала Ольга.

– Все.

– Что?

– Ну… все это… – Он шлепнул ладонью по мрамору, по плечу Ольги, по своей ноге, – …вот это все… сделано. Это сделано. Крепко. Очень. И они… разбились. Разбились об это. Все разбились.

Он вдруг замер, дрожа от волнения. Ольга тоже замерла, перестав дышать.

– А это. Это все… сделано… – он перевел дух, – для нас.

Ольга не дышала, опершись о мрамор.

– Для нас, – тверже произнес Бьорн.

И вдруг бессильно улыбнулся.

– Для нас! – повторил он.

– Для нас… – как эхо повторила Ольга.

Бьорн в упор смотрел ей в глаза.

– И все это сделано Богом, – произнес он.

– Богом? – осторожно спросила Ольга.

– Богом, – произнес он.

– Богом… – отозвалась Ольга.

– Богом! – уверенно сказал он.

– Богом, – дрожа, выдохнула Ольга.

– Богом! – громко сказал он.

– Богом! – кивнула Ольга.

– Богом! – громче произнес он.

– Богом! – закивала головой Ольга.

– Богом! – выкрикнул он.

– Богом… – прошептала она.

Они замерли, глядя в глаза друг другу.

– Я хочу говорить с Богом, – сказал Бьорн.

– Я тоже, – произнесла Ольга.

– Мне нужно… нужно сказать Богу. Много всего. Нужно говорить с Ним. – Бьорн напряженно думал. – Но как это сделать?