23000

Сорокин Владимир Георгиевич

В кают-компании стояла абсолютная тишина. Каждый из присутствующих готовил себя, понимая, что до Великого Преображения осталось не более девяти часов.

Когда корабль вышел в открытое море и береговые огни пропали, веки Храм дрогнули. Сразу же двое неизменных помощников Храм – Тбо и Мэф приблизились и стали осторожно поднимать ей веки. Глаза Храм открылись. Тбо нажала кнопку в изголовье ванны – сразу выдвинулся тонкий полупрозрачный микрофон, замер возле морщинистых губ Храм. Бледно-голубые

глаза Храм обвели собравшихся. Губы с трудом пошевелились, разошлись. Храм глубоко вдохнула. Выпустила воздух из губ. И произнесла:

– Слава Свету.

Ее слабый, еле различимый шепот, усиленный динамиками, поплыл по кают-компании.

– Слава Свету! – ответили собравшиеся.

Никто не осмелился ответить сердцем великой сестре. Каждый понимал важность происходящего. Каждый берег себя и ее. Храм тоже берегла свое могучее сердце для Последнего Разговора. Поэтому сейчас братья говорили на языке мясных машин.

– Здесь все?

– Все, Храм, – подтвердила Ц.

– Запрещаю себе ведать, поэтому спрашиваю вас на чуждом языке.

– Мы понимаем тебя, Храм, – ответил Одо.

– Я хочу дожить, – шептала Храм.

– Ты доживешь, – уверенно произнес Уф. – И все мы доживем.

– Сколько осталось ждать?

– Треть мясных суток, – ответил Геняхно, командующий движением корабля.

– Много ли слабых?

– Сто сорок шесть, – ответил Борк. – На нашем корабле – шестнадцать.

– Есть ли очень слабые?

– Есть, Храм. Братья Орийп, Дло, Юц и сестра Сан.

– Все ли сделано для поддержки?

– Все, Храм.

Храм замолчала, шевеля губами. Глаза ее полуприкрылись. Прошло несколько долгих минут. Храм снова втянула в себя воздух, зашептала:

– Сколько совсем малых?

– Двое.

– Какие они?

– Брату Хожети – два месяца, брату Моон – четыре недели.

– Им нужна внешняя поддержка.

– Мы позаботились о ней.

– Кто поддержит их в Круге?

– Двое недобитков.

Храм задумалась. Осторожно облизала губы.

– Где они? – спросила она свистящим шепотом.

– Здесь, на корабле, – ответил Уф.

– Я хочу видеть их.

Уф кивнул четырем братьям, они вошли в лифт, отправились вниз и через некоторое время вернулись, неся спящих Бьорна и Ольгу. Их положили на ковер в центр кают-компании.

Храм остановила свой взгляд на них:

– Когда они проснутся?

– Через четыре часа, – ответил брат Ев.

– Вы уверены, что они помогут нам?

– Мы уверены, Храм, – ответил за всех Уф.

– Будут ли в Круге еще недобитки, кроме этих?

– Нет, только двое.

Храм задумалась. Потом произнесла:

– Разбудите Горн. Мы хотим посмотреть этих двух.

Тбо и Мэф положили

свои руки на голову Горн. И вскоре он открыл глаза. Храм подождала, пока Горн окончательно проснулся и пришел в себя. И осторожно тронула его сердце. Сердце Горн отозвалось. Небольшое тело его, погруженное в ванну, вздрогнуло. Слегка выпученные глаза уставились на двух спящих.

Храм и Горн заговорили сердцем.

Они смотрели лежащих на полу Бьорна и Ольгу. Это продолжалось 27 минут. Затем сердца их смолкли. Горн зевнул, вздрогнул, колебля молочную поверхность вокруг его седой головы, и снова погрузился в сон.

Храм осторожно выдохнула и вдохнула.

– Воды! – попросила она.

Тбо поднесла к ее губам фарфоровый поильник с теплой ключевой водой, подслащенной медом диких алтайских пчел. Храм сделала два маленьких глотка, перевела дух. Глотнула еще. Тбо осторожно промокнула ее старческие губы.

– Мы видели этих двух, – произнесла Храм. – Они помогут Кругу. Оставьте их здесь.

Все облегченно зашевелились.

– Брат Ев не зря собирал недобитых, – заговорил Стам. – Он ведал.

– Недобитые – прослойка между нами и мясными, – зазвучал усиленный динамиками шепот Храм. – Только они способны оказать последнюю внешнюю помощь.

– Потому что в них есть тоска по Свету, – кивнула Ц.

– Хотя они не знают о ней! – тряхнул густой бородой Одо.

– Да, они не знают о ней, – произнесла Храм. – Поэтому они помогут нам.

– Эти двое были лучшими из всех недобитков, собранных братом Ев, – сообщил Уф. – Когда им дали возможность бежать, они сами поднялись наверх, к Престолу.

– Я знаю… – тихо прошептала Храм и прикрыла глаза.

К Свету

Ольга очнулась от неловких прикосновений. Только один человек мог так неуклюже гладить лицо и голову. Она открыла глаза. Бьорн, склонившись над ней, гладил ее своими ручищами. Из-за широкой, похожей на лопату ладони Бьорна она с трудом разглядела отделанный светлым деревом потолок с матовыми светильниками.

– Как ты? – спросил Бьорн.

Она пошевелилась, подтянула ноги, села:

– Ничего…

Бьорн поддерживал ее за плечи. Ольга глянула вокруг: широкий зал с низким потолком, круглые темные окна. Вокруг в креслах сидят блондины и блондинки. Стоят две прозрачные ванны, наполненные чем-то белым. Молоком? Из молока выглядывают лица спящей… или мертвой? старухи и какого-то лилипута. Блондины молча смотрят на Ольгу. Она вспомнила все. И поняла.

– Братья Света… – произнесли ее губы.