26 мифов о России. Ложь и тайны страны
Шрифт:
Один польский экономист на вопрос, почему у них получаются реформы, а у нас не получаются, ответил: «Это очень просто – мы любим драться до первой капли крови, а вы – до последней». И это очень точно. Колоссальная неудача российской трансформации заключается в том, что договороспособность людей у нас хуже, чем где-либо. Доверие в обществе низкое, нетерпимость высокая. У нас нет традиций договора – уступать одно, получать другое.
Нельзя не отметить и еще одну интересную тенденцию – Запад не особо поддерживал стремление восточноевропейских стран к независимости и отказу от социалистической системы. Вроде бы удивительно – они семьдесят лет стремились к концу коммунизма и к концу СССР, а как пришло время, оказались
Но восточноевропейские элиты, взяв власть, сами и без их помощи начали работу по выработке стратегии создания новой системы. Они ошибались в частностях, иногда делали больно и себе, и обществу, но в целом они вывели верную стратегию и не ошиблись в выборе вектора развития. Нигде не было даже такой инфляции, как в России.
Может ли Восточная Европа служить примером для России?
• Нет – 44%
• Да – 28%
• Затрудняюсь ответить – 28%
По результатам опроса 1800 экономически активных граждан России старше восемнадцати лет на портале «SuperJob».
Лех Валенса говорил, что мы все с детства читали учебники, как от капитализма переходить к социализму, но ни в одном учебнике не писали, как перейти от социализма к капитализму. Неудивительно, что почти половина наших сограждан не хотят видеть в Восточной Европе не просто великую трансформацию, а великий урок для себя. Может быть, это наша внутренняя, осознанная или неосознанная великодержавная спесь: с какой стати мы будем смотреть на Польшу или другие небольшие страны, которые мы привыкли воспринимать в лучшем случае как «младших братьев»?
Нам удобнее себя сравнивать с Западной Европой, потому что она дает нам наслаждаться своей ролью великой державы, ведь мы сравниваем себя не с Нидерландами или Лихтенштейном, а с Великобританией, Францией или Германией, а чаще всего и вовсе с США. А кроме того, Западная Европа и Америка дают нам возможность верить в неизменность статус-кво. Потому что мы говорим: они шли к либеральной демократии триста-пятьсот лет, в США двести лет тому назад еще было рабство, а женщины право голоса получили только в середине XX века. И это дает нам возможность оправдаться в собственных глазах за свои неудачи.
А главный урок, который мы должны усвоить, заключается в том, что страны Центральной и Восточной Европы добились превращения плановой экономики в рыночную, не утратив при этом демократических преобразований. И мы начали с них, и шестую статью насчет монополии партии Горбачев отменил. Но они реформировали свои государства, а мы свое разрушили – это во-первых. Во-вторых, они понимали, что демократическая система – это не просто абстрактная ценность, эта ценность еще очень важна для экономики. И как яркий пример – политика Лешека Больцеровича в Польше, которую обычно называют шоковой терапией и которая вызывала сильное недовольство среди населения. Но демократическая система работала, и она привела к власти других людей, которые подправили ситуацию. Именно поэтому в Польше не было аналога нашего августа 1998 года.
В России же одна и та же сила, которая начала реформы в начале 90-х годов, в каком-то смысле правит и сейчас, не имея уже даже политической состязательности. У нас нет никаких способов для модификации политики, разве что уговаривать главу государства что-то делать. И это принципиально. Один из важнейших тезисов наших нынешних «государственников» состоит в том, что единственный способ эффективной экономической реформы – это авторитаризм. Нам всегда напоминают о Южной Корее 50–60-х годов, нынешнем Китае, Чили времен Пиночета и всегда сознательно забывают, замалчивают Восточную Европу, которой удалось совместить то, что у нас называют несовместимым – успешные демократические реформы с успешными рыночными. При этом и примеры с Южной Кореей и с Чили не слишком корректны, потому что экономический рост и определенное возрождение экономики там начались уже после того, как пошли перемены в системе.
А Восточная Европа дала нам доказательства и пример того, в чем мы ошиблись и в чем мы продолжаем ошибаться до сих пор. Восточная Европа доказала, что нельзя делать реформы постепенно и нельзя латать систему. Да, Михаил Сергеевич Горбачев отменил шестую статью и отменил руководящую роль Компартии, но после него начался процесс вживления новых институтов в старую ткань, чего делать нельзя. Восточная Европа доказала – необходимо демонтировать каркас старой системы, чтобы обеспечить успех экономической и политической реформ. А мы пошли по неправильному пути в 1991 году и теперь опять с нашей мнимой «модернизацией» идем по тому же тупиковому пути – латаем авторитаризм и пытаемся провести частичные реформы, которые на практике никуда не ведут.
Восточная Европа провела институциональные реформы последовательно, например, в них победившие на выборах парламентские партии формировали правительство. В России в 90-е годы ядро государства складывалось путем латания старой системы, поэтому и получились сверхмощная президентская власть, слабый парламент и слабые партии. Глубокой политической реформы на практике не было. В 1993 году пришел Ельцин, наконец сломавший старую систему, но вместо того, чтобы заботиться о политической состязательности, он, вместе со своими товарищами, принял решение, что власть никак нельзя отдавать, потому что кругом чудовища. И более того, все надо делать постепенно и под жестким контролем Кремля – что и стало фактически лозунгом новой власти. В этом смысле постепенность стала чем-то вроде оправдания консервации режима.
«Нам есть чему поучиться у восточноевропейских друзей».
«Почему нет? Всегда есть что перенять и внедрить – кто-то делает что-то лучше, кто-то – хуже. Было бы желание».
«В чем-то – по тем показателям, в которых она превзошла Россию».
«У каждой страны свой путь».
«Я склоняюсь больше к Западной Европе».
«Россия может служить сама примером для Восточной Европы».
(Из комментариев к опросу о России и Восточной Европе на сайте «SuperJob»).
Опыт Восточной Европы у нас не понят, не оценен, не изучен и совершенно напрасно невостребован. Но какой же именно урок должна извлечь Россия из успешного восточноевропейского опыта?
Первое – политическая состязательность остро необходима не как абстрактная ценность, а как в том числе и средство для улучшения экономической политики. То есть это отказ от монополии на власть и ответственность элит. И второе – конечно же учет социальных последствий любых экономических решений. Большая трагедия России в том, что у нас нет нормальной социал-демократической левой партии, которые являются ведущими во всех странах Центральной и Восточной Европы.