29 отравленных принцев
Шрифт:
Увы, милиционеры не очень-то верили ей. Один — самый молодой — снисходительно улыбнулся: да что вы, девушка, бросьте, какое убийство, это же натуральная «очевидка»! Ведь ни ран, ни повреждений на трупе нет. Второй — постарше, в звании сержанта, — придирчиво изучал Катино удостоверение, словно подозревая, что оно липовое. Третий милиционер старательно опрашивал свидетелей, записывая данные и адреса. Катя слышала его разговор с поваром Поляковым. Тот был сильно взволнован и все повторял: «Как же так, как же это произошло… Неужели от этого умирают? Она же такая молодая была, здоровая, крепкая девочка… Она же даже больничный ни разу не брала… Неужели
В другое время Катя непременно понаблюдала бы за Поляковым, чтобы попытаться решить загадку — тот или не тот это человек, про которого рассказывала свидетельница Маслова, но сейчас ей было не до того.
Она оглядывалась по сторонам, ища среди посетителей ресторана Анфису. Та, ссутулившись, сидела на своем месте, за столиком. Напротив нее сидел Мохов и что-то тихо и быстро говорил ей. Круглое жизнерадостное лицо его сейчас было тоже бледно, на лбу блестела испарина — в ресторане отчего-то разом перестали работать все кондиционеры. Было нестерпимо душно, и пахло гарью, как и на улице.
— В конце концов, я старше вас по званию, сержант, — Катя отняла у недоверчивого муниципала свое удостоверение, которое он все еще продолжал вертеть в руках, — и я прошу вас… Я прошу, чтобы вы отнеслись моим словам со всей серьезностью. Речь идет о подозрении на умышленное убийство. Врачам здесь делать уже нечего, отошлите «Скорую» назад, тут сейчас будет работать наш судмедэксперт. Очистите зал от посторонних и пошлите прямо сейчас одного из своих людей на кухню проследить, чтобы там ничего не трогали и не выбрасывали никакого мусора.
— А вы, может быть, пока сами начнете осматривать труп, товарищ капитан? — ехидно спросил сержант.
— Я посмотрю. Сейчас, — ответила Катя, — я и сама хотела… А вы, пожалуйста, сделайте так, как я прошу. Это чрезвычайно важно — сохранить все, как есть, до приезда экспертов.
Она подошла к телу официантки. Нагнулась. Пощупала пульс. Нет его. Наклонилась ниже, потом осторожно опустилась на колени — так удобнее осматривать. Только вот эти осколки стекла мешают, скользкая кофейная жижа, раздавленные ягоды клубники. А это что? На сок не похоже. Кровь? Воробьева в агонии схватилась за разбитый бокал — осколки глубоко поранили ей ладони.
Катя почувствовала приступ дурноты; на плитке пола между раскинутых голых ног мертвой — бело-розовая лужица.
Катя отвернулась, глубоко вздохнула: так, спокойно, ничего страшного. Это всего-навсего растаявшее мороженое. Тот самый клубничный шербет, что заказала Анфиса.
Она дотронулась до тела Воробьевой. Мышцы сильно напряжены, до сих пор не расслаблены. Никита говорил, что и у Студнева было то же самое. Но ведь, как выяснилось, таллиум сульфат начинает
— Извините, во сколько открывается ресторан? — громко спросила она у Полякова. И почувствовала, как в зале сразу стала тихо.
— Вы меня спрашиваете? — Поляков нахмурился.
— Да, вас.
— А вы кто, собственно, такая, простите?
— Я сотрудница ГУВД области, мы расследуем дело об убийстве клиента вашего ресторана гражданина Студнева, произошедшее пять дней назад, — Катя старалась, чтобы голос не подвел ее в этот момент и звучал достойно и официально, — сейчас сюда прибудет наша оперативная группа, я их уже вызвала. Так, во сколько вы открываетесь?
— В десять ноль-ноль, — ответил Поляков.
— А Воробьева во сколько пришла сегодня на работу?
Катя поймала его взгляд — отчужденный, настороженный, тревожный. «Я ведь даже фамилию у него не спросила, просто озвучила; Воробьева, словно я все давно знаю, — подумала Катя. — Он что же, из-за этого так забеспокоился?»
— Воробьева… Лена, она пришла, как обычно для дневной смены, к половине десятого, — сказал Поляков, — она неважно выглядела с утра. Я даже спросил, хорошо ли она себя чувствует. Она ответила, что ей нездоровится, но что это бывает в ее положении.
Катя не успела уточнить, про какое положение говорит шеф-повар, — с улицы донесся вой милицейской сирены. Приехал Колосов, а с ним — опергруппа: сыщики, эксперты из главка и коллеги с Петровки. На Петровку в отдел убийств Колосов звонил сам — фактически «Аль-Магриб» был столичной территорией, и действовать без участия московских товарищей было неэтично и противозаконно.
Катя сразу же скромненько стушевалась, отошла на второй план. Колосову сейчас не стоило мешать. Он должен был сам оценить ситуацию и разобраться в произошедшем. Он умел действовать в таких передрягах, быстро напускал на себя вид самого главного начальника и обожал все и всех брать под свой личный контроль. Ну и флаг ему в руки.
Осмотр шел четыре часа. Затем труп Воробьевой увезли в морг, куда срочно выехала эксперт-криминалист Заварзина. На кухне, в официантской, в подвале, где стояли контейнеры с мусором, на заднем дворе ресторана продолжался обыск. Клиентов опросили, записали адреса и фамилии и выпроводили вон, персонал оставили. Анфиса и Мохов уехали одними из первых. Катя сама проводила подругу до дверей, коротко попрощалась: «Я тебе позвоню». «Я сама тебе позвоню», — сказала Анфиса. В глазах ее застыло странное выражение: страх, ожидание и любопытство. И еще что-то, Катя затруднилась прочесть это, а может быть, и не хотела пока читать, догадываться, что там было в открытой книге Анфисиной души.
Кате было бы проще, если бы Анфиса была просто посторонней. А вот эксперту Заварзиной Катя позвонила сама, уже из родного кабинета на Никитском, куда дот бралась наконец измученная и усталая до крайности. Вопрос к эксперту был один: какой результат?
— Таллиум сульфат, — коротко сообщила Заварзина, —, на этот раз большая доза. Время попадания яда в желудок и пищевод — 7 — 7.30 утра. Я, если признаться, и ждала, и боялась вот этого самого — повторного применения. Почему я, Катерина, тогда тебе и позвонила, чтобы ты подключилась. Дела об отравлениях у нас, к нашему большому счастью, редки. Но они имеют одну очень нехорошую особенность.