3-адика
Шрифт:
Офицер, которого от столь неподобающего для джентльмена поведения едва не хватил удар, направился в их сторону. В этот момент Карнап и Куайн вынырнули из своего укрытия и схватили его сзади; Куйан сломал ему запястье, и пистолет упал на землю.
Когда офицер закричал от боли, Карнап заткнул ему рот носовым платком; Куайн тем временем начал затягивать на шее жертвы кожаный ремень. Сердце Сагреды бешено колотилось, и ее марионетка восприняла это как сигнал; освобождая ее, Тарский сжал ее руку в знак утешения. Действительно ли он беспокоился о чувствах компа, который по его мнению мог погибнуть в этой стычке, или же для него все это было не более, чем театральным представлением?
Где-то впереди громко рассмеялись Мориц и Бланш; к ним приближался посторонний, но это был всего лишь гражданский, а не второй нацистский офицер, которого они были готовы устранить. Вчетвером они поспешно затащили полузадушенного офицера в близлежащую аллею, где в дверях их уже дожидался Менгер.
Они отвели офицера в кладовую, напоминавшую съемочную площадку экспрессионистского фильма: комнату заполняли силуэты и тени, а единственным источником света служила лампа на полке. Протиснувшись мимо бочек с пивом и увернувшись от свисавших с потолка кусков просоленного мяса, Сагреда увидела, как Менгер взял в руки длинную металлическую шпажку. Остальные мужчины крепко держали пойманного офицера.
Менгер повернулся к Сагреде. – Желаете прикончить его своими руками?
Она покачала головой.
– Даже ради своего брата? Его, конечно, расстреляли русские, но именно нацисты вынудили его бежать из страны.
Сагреда взяла в руки шпажку. Андреа не захотела пачкать руки, даже понимая, что местные «нацисты» мало того, что были невиновны в каких бы то ни было прегрешениях, так и еще по своей разумности не сильно отличались от заводных фигурок, марширующих внутри часов Анкерур [15] Однако инстинкт всегда подсказывал ей, что клиенты ожидали от нее совсем другого.
15
3. Музыкальные часы, расположенные на площади Хоер-Маркт (Hoher Markt) в центре Вены – прим. пер.
Сагреда взглянула несчастному автомату в глаза; во вздувшихся венах и ужасе, который игровой движок изобразил на его лице, не было ничего и близко похожего на железного дровосека. Насколько ей было известно, эта группа клиентов никогда не убивала компов, но так ли их заботила разница? Подчинились бы они внезапному повороту сюжета, если бы она рассмеялась Менгеру в лицо, объявив себя нацистской шпионкой, или же тот факт, что здесь не было настоящих нацистов, а была лишь женщина, в компании которой они проводили по несколько часов за шутками, беседой и демонстрацией своего мнимого интеллекта, заставил бы их остановиться, прежде чем посчитать ее своим врагом?
Она взяла себя в руки. Сейчас было не время для суб-милгрэмовских социальных экспериментов; все, что имело значение – это Джаррод и его видеокарта. Если они хотят новую Эмми, значит, они ее получат.
Она вонзила шпажку между ребер автомата, придав своей марионетке ровно ту силу, которая требовалась, чтобы совершить задуманное без всяких колебаний, не обращая внимание на поддельную кровь и сдавленные предсмертные крики ее жертвы. Затем она сделал шаг назад и отвернулась. Выражение лица ее марионетки вряд ли бы убедило остальных, что она на полном серьезе считает себя представительницей немецкого среднего класса, скрывающей еврейские корни за сфабрикованными документами и впервые решившейся отнять человеческую жизнь ради мести за смерть своего брата. Если СлизьНету была нужна Мерил Стрип, им стоило раскошелиться.
В ответ на неожиданно мрачную реакцию Сагреды, ее товарищи понизили голос и, обходя ее на цыпочках, стали избавляться от следов преступления. Она слышала, как мужчины опускают тело в мешок, который Морицу и Бланш предстояло переложить в багажник своей машины, а затем, проехав порядочное расстояние, сбросить где-нибудь подальше от этого места. Нудная работа всегда обходила клиентов стороной.
– Эмми? – нерешительно обратился к ней Тарский. – Вы в порядке?
Она посмотрела ему в глаза. – За меня не беспокойтесь. – Она не могла как следует рассмотреть черты его лица, но язык тела недвусмысленного указывал на то, что происходящее этот человек воспринимает куда серьезнее, чем она сама. Может быть, он верил, что она и правда считает себя убийцей, только что отнявшей человеческую жизнь… и именно эта фальшь казалась ему хуже куда более масштабного обмана, благодаря которому ее и удалось претворить в жизнь.
Либо она просто себя накручивала, а он, в пылу момента, сочувствовал «Эмми» точно так же, как сочувствовал бы любому вымышленному персонажу.
– Мы ведь увидимся с вами в кафе на следующей неделе?
– Этого я ни за что не пропущу, – ответила она.
Глава 6
Сагреда сидела на высоком табурете у себя на кухне и, опираясь ладонями на расположенную позади барную стойку, поворачивалась из стороны в сторону, стараясь не смотреть на часы. Ее взгляд вынужденно скользил по комнате, что время от времени навевало ощущение жамевю [16] Как и большинство жителей Арриэтвилля, которым было некогда играть в архитекторов, она просто склонировала бунгало из «У самых небес» – так называлась выходившая на рубеже веков мелодрама о жизни семейств из верхушки среднего класса в вымышленном калифорнийском пригороде. Но если раньше это место казалось ей немного бездушным, то теперь Сагреду все сильнее донимало тревожное чувство, будто она пришла в себя после пьяной отключки, осознав, что вломилась в дом богатого соседа, и теперь ее могут в любую минуту обнаружить.
16
1. Противоположное дежавю состояние, проявляющееся в том, что привычная обстановка начинает казаться незнакомой или необычной, как будто увиденной в первый раз (от франц. jamais vu – «никогда не виденное») – прим. пер.
Ровно в 2 часа дня раздался звонок в дверь. Сэм заглянул в гости, чтобы оказать ей моральную поддержку – и, наверное, телепортировался прямо к ее крыльцу из своей пенистой ванны, обсохший и одетый, будто по мановению волшебной палочки, ведь именно так и гласили настройки запрограммированного им будильника. Сагреда, несмотря ни на что, ответила ему теплым приветствием; тот факт, что присутствие Сэма не требовало особых усилий, совершенно не умалял его предусмотрительности, а небрежная цифровая прыть, от которой у нее начинала кружиться голова, не лишала его ни капли искренности.
– Никаких следов нашего неуловимого герра Гёделя? – спросил Сэм, пока они шли по залу в сторону столовой, где на одном из столиков располагался ноутбук Сагреды.
Она покачала головой. – Ни один из них так и не залогинился. – Она предложила Сэму занять место, после чего села рядом с ним. – Надеюсь, я их не отпугнула.
– Делая то же, что и они?
– Не хочу сказать, что они брезгливы, но вчера я, пожалуй, перегнула палку.
– Так или иначе, сейчас в их часовом поясе только начало девятого, – заметил Сэм.
Ноутбук подал сигнал. Сагреда не нашла в себе сил посмотреть на сообщение, но Сэм просто наклонился и заглянул в экран. – Похоже, к нам пожаловал герр Менгер, знаменитый своим фрактальным пирогом… – Еще один сигнал. – И герр Карнап, известный своей теоремой о двоящихся тортах [17]
– Хватит напоминать мне, что я до сих пор не сделала домашнюю работу, – простонала Сагреда. Она была слишком занята разработкой программы, чтобы выкроить время на изучение трудов ее коллег-ассасинов.
17
2. Разветвимость формальной теории T означает, что ее набор аксиом можно дополнить как некоторой формулой F, так и ее отрицанием ~F, причем новая система будет выполнимой в обеих случаях (такова, например, геометрия Евклида без пятого постулата, из которой можно получить как обычную геометрию евклидовой плоскости, так и геометрию Лобачевского). Доказанная Карнапом теорема о разветвимости (Gabelbarkeitssatz) утверждает, что формальная теория разветвима в том и только том случае, когда для нее можно указать по меньшей мере две неизоморфных модели – прим. пер.