3-адика
Шрифт:
А для того, чтобы воспроизвести знаменитую теорему Гёделя достаточно было взять в качестве F формулу, утверждавшую, что ее свободная переменная представляла собой гёделевское число высказывания, которое было невозможно доказать в рамках формального языка. Соответствующее G в таком случае было бы равносильно тому, что у G также нет доказательства…, откуда следовало, что оно либо является ложным утверждением, «доказуемым» в рамках формального языка, либо истиной, выходящей за пределы его доказательной мощи.
– Вы непременно должны рассказать об этому Курту! – настойчиво воскликнула она, обращаясь к Карнапу.
– Курту
– Правда? – Сагреда нахмурилась. – Я начинаю о нем беспокоиться.
– На вашем месте я бы сильно не переживал, – заметил Менгер. – Временами на него накатывает легкая ипохондрия – ни для кого из присутствующих это не секрет.
Сагреда решила сменить тему, ведь если бы она стала настаивать на возвращении Гёделя в кафе, игровой движок мог просто заменить его автоматом.
– Что ж, в его отсутствие я, по крайней мере, могу поделиться с вами тем, в чем никогда не созналась бы, будь он с нами.
Улыбка Тарского приобрела озорные черты. – Мы все внимание.
– Он хочет сказать, что ваша тайна не выйдет за пределы этого круга, – заверил ее Менгер.
– От своих коллег-злоумышленников я бы другого и не ожидала, – сказала в ответ Сагреда, надеясь, что верно соблюла границу между искренностью и шуткой. – Будем честны: кто из нас хотя бы немного не завидует достижениям Курта? Добиться таких успехов… да еще и в двадцать пять лет! – Ее лицо изобразило гримасу напускного страдания. – Так молод, а Гильберт и Рассел уже прониклись к нему благоговением?
– Насколько я могу судить, он далеко не единственный человек, чье мастерство произвело впечатление на Гильберта, – заметил Карнап.
Сагреда позволила своей марионетке малость залиться румянцем. – Профессор Гильберт был ко мне необычайно добр, но могу вас заверить, что в возрасте двадцати пяти лет я не сделала ничего, чтобы заслужить чьей бы то ни было похвалы! Оглядываясь на свою диссертацию, я понимаю, что это всего лишь джунгли переплетенных друг с другом уравнений. Сотни инвариантов тернарных биквадратичных форм, нацарапанных на бумаге, как чернильная коллекция бабочек! В этом нет никакого изящества. Удобрение, не более того.
Это заключение, похоже, лишило ее собеседников дара речи, хотя Сагреда всего-навсего перефразировала слова, принадлежавшие реальной женщине. Андреа ничего подобного не говорила; игра никогда не подталкивала ее в этом направлении, а у нее самой не было возможности составить свое видение Эмми Нётер, опираясь на факты ее биографии.
– Думаю, каждый из нас за свою карьеру переживал времена, когда воспоминания о прошлом бросали в дрожь, – заметил Куайн. – Но если бы я начал перечислять все труды, которыми вам стоит гордиться, то выставил бы себя заискивающим подхалимом. Курт, бесспорно, единственный в своем роде, но давайте начистоту: лично у вас поводов для зависти нет.
Опустив глаза, Сагреда впилась взглядом в недоеденный кусочек Schwarzw"alder Kirschtorte [14] надеясь, что отклонение от созданных Андреа прецедентов не поставило клиентов в неловкое положение. Кто бы захотел охотиться на нацистов вместе с женщиной, которая ни с того ни с сего решила поддаться невротичной самокритике.
– Профессор… Э и правда упоминал, что моя работа по симметриям лагранжевых действий произвела на него впечатление, – неохотно признала Сагреда. Она едва не произнесла еврейское имя на публике; ее коллег такое бы наверняка повергло в шок.
14
2. Шварцвальдский вишневый торт (также «Черный лес» или «Пьяная вишня») – торт со взбитыми сливками и вишней, появившийся в Германии в начале 1930-х – прим пер.
– Значит, решено, – весело объявил Карнап. – Ни повода, ни места для зависти у нас нет.
По этому случаю они подняли кофейный тост. Сагреда старалась не представлять, как клиентские VR-оснастки впрыскивают вкусовые ощущения прямо им в рот. Неужели для обсуждения революция в математической философии 1930-х нельзя было ограничиться Скайп-конференцией с настоящими напитками?
Впрочем, тогда им, вполне вероятно, пришлось бы пропустить следующую часть этого действа.
Логики покинули кафе и обменялись долгими прощаниями, которые эхом отдавались на пустынных улицах города. Направившись в разные стороны, они, однако же, оставались в окрестностях кафе и спустя некоторое время стали возвращаться обратно. Менгер набросал маршруты их движения на обратной стороне салфетки Карнапа, отчего план улиц стал напоминать эзотерический фрактальный рисунок.
Сагреда добралась до перекрестка, с которого открывался вид на парадный вход в кафе. Примерно в одиннадцать часов оттуда вышли трое офицеров, двое из которых уехали на служебной машине, стоявшей чуть дальше по улице в ожидании пассажиров. Третий же, как и предсказывал Менгер, покинул кафе пешком. Судя по всему, он имел привычку наведываться к метрессе, с которой ему не пристало появляться на публике…при условии, что в этом утверждении был хоть какой-то смысл, ведь с точки зрения игры офицер был всего лишь автоматом, а его любовницы могло и вовсе не существовать.
Услышав впереди тихий кашель Тарского, Сагреда вышла из тени и зашагала по улице, опережая офицера на десять-пятнадцать шагов. Других людей в поле зрения не было. Когда Тарский вынырнул из аллеи и грубо схватил ее за плечи, Сагреда захотела взвинтить силу своей марионетки и просто отбросить его в сторону, но в итоге сдержалась. Сопротивляясь, она возмущенно ворчала, но на помощь не звала; сейчас им меньше всего хотелось привлекать лишних свидетелей.
– Возьмите мое ожерелье, – прошептала она. Надела она его исключительно ради этого момента.
– Пытаюсь! – недовольно воскликнул Тарский. Сопротивлялась она, судя по всему, настолько убедительно, что противник был вынужден держать ее обеими руками, опасаясь, что попытка сорвать ожерелье ослабит его хватку – при том, что выколоть ему глаза Сагреда бы точно не смогла.
– Эй ты, а ну-ка отойди! – закричал офицер, доставая оружие. Тарский дерзко прильнул к Сагреде и выставил ее вперед, используя как живой щит, заслонивший большую часть его тела от стрельбы прямой наводкой. Эти клиенты никогда не причиняли Андреа серьезного вреда, но ведь она и не была первой Нётер в этой игре.