33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине
Шрифт:
P. S. Жалко, что не сделали фотокарточку в Японии. В Нигате мы немного растерялись, всё же новая страна, а в Токио было не по себе. И на вывесках их ни черта не понять. Из Америки пришлю. Или уже из Канады.
Тебе передает привет Алексей Алексеевич Рейнгардт, он помнит тебя по обозу около Иркутска и очень тобой интересовался, как у тебя дела, еще просил передать привет журналисту Иванову. Они вместе воевали в Гражданскую. Он со своей женой через Канаду хочет уехать в Германию или в Латвию, и избрал вот такой длинный путь. Говорит, короче не получается. А ещё он просил, если ты их сможешь найти в Харбине, передать привет капитан-лейтенанту Арцишевскому, Антону Генриховичу, у него вроде родился сын Сережа».
Письмо Штина
«Здравствуйте Мишель! Доброго Вам дня!
Последнее время пока был в Харбине, приобрёл привычку общаться с Вами, поэтому, не преследуя никаких целей, шлю Вам свои дневниковые или путевые заметки. Сохраните.
Эхо, 30 июля 1924 года. Служба у меня не очень утомительная, через день – дежурства на станции, да для вида осмотр какого-нибудь поезда – вот и все наши обязанности железнодорожной полиции. На больших станциях, особенно на Восточной линии, полицейские имеют порядочный фацай от разных контрабандистов и торговцев опиумом. А тут ровно ничего, кое что, конечно перепадает, но по сравнению с другими – пустяки, что и в счет нечего принимать.
Эхо, 2
Эхо, 5 августа 1924 г. Никогда в жизни не писал дневников, а вот тут от скуки, что ли, иногда беремся писать. Ходили с Верочкиным на охоту, всего взяли 15 фазанов, он – девять, а я – шесть. Еще я не нашел двух своих подранков.
Курочки служит на опытном поле фотографом и еще конторщиком. Получает 40 золотых, но у него семья большая, жить тяжело, вот и подкармливается охотой.
10 августа 1924 г. Эхо, КВЖД. Пригласила учительница Б. О-ская обедать. Я подарил ей фазанов. Она живет тут с матерью и сынишкой. Муж остался где-то в России. Она – довольно интересная женщина, за ней тут многие ухаживают. Начальник школы – некий Михно – он тоже, кажется не без греха, к Б. О-ской.
За обедом говорили, что у СССР с Мукденом есть договор, по которому КВЖД передадут в управление большевикам. Если это случиться, то никто не знает, что будет дальше. Хорошо, если нас только погонят отсюда, а если будет хуже? Куда теперь побежишь-то?
12 августа 1924 г. Эхо, КВЖД. Сегодня порядочно выпили с Т-вым. Он, кажется, сильно влюблен в Б. О-скую, все ее подкармливает, провожает, исполняет все ее поручения, вроде, как на побегушках. А она – то с ним, то с Михно, то еще с другими кокетничает, а сама – как будто ничего, вид такой невинный. Почти святой… Но все-таки она симпатичная, как и ее мать. Но еще дело в том, что здесь место-то глухое, никаких других женщин тут нет, попалась одна интересная женщина, да еще на холостом положении, вот за ней все и ударяют, а ей – тоже развлечение.
15 августа 1924 г. Эхо. Кажется вопрос с приходом большевиков – решенный. Белых, конечно, всех отсюда попрут. Будут реформы и в железнодорожной полиции, и многих из нас тоже уволят. Боюсь, что в первую очередь это коснется меня, поскольку тут всех заменяют китайцами. И полицейских русской железнодорожной полиции, и поселковой… Поеду к Нечаеву в армию Чжан – Зу-чана, все равно терять нечего.
1-го сентября 1924 г. Эхо, КВЖД. Уволили. По всей линии сократили несколько русских полицейских и в это число попал я. Ничего не поделаешь, чтобы особенно огорчаться не могу сказать, человек я одинокий, терять мне нечего. Пока буду жить в пустой сторожке на опытной пасеке, в двух верстах отсюда, мне уже разрешили. Буду охотиться, сейчас как раз самая хорошая пора, а потом поеду в Харбин и наймусь к Чжан-Зу-чану, У меня Георгиевский крест за Германскую войну и роту дадут же?
2 октября 1924 г. ст. Эхо, КВЖД. Как публика меняется: говорят, что у многих уже заготовлены на «всякий» случай советские паспорта. Некоторые уже начали явно отмежевываться от «белых» и их сторониться! Эх, и сволочь же все какая. Пойду в армию, не могу всего этого видеть – тошно как-то.
12 октября. Расстался с Эхо. Здорово выпили на прощание. Сегодня был у генерала Шильникова и получил от него удостоверение и рубль суточных на проезд до Мукдена. Завтра мы отправляемся целой группой. Там нас должен встретить «комендант» – какой-то китайский офицер из армии Чжан Цзучана и отправить дальше.
13–15 октября, Мукден. Я оказался за старшего. Поэтому Шильников дал мне деньги на билеты и суточные деньги. В 11 вечера мы тронулись дальше на поезде. Кроме меня, в нашей группе есть один офицер, бывший летчик-наблюдатель в чине поручика. Все остальные – больше безработные, но народ, кажется, ничего.
Вчера доехали до столицы Чжан Цзолина. По КВЖД ехали в вагоне четвертого класса с группой из восьми человек. В Мукдене на вокзале нас встретил какой-то «ходька», который и оказался комендантом. Он задрал свой халат, тронулся со всеми нами в китайский город, где устроил в местной гостинице на канах. Грязь там была такая, что просто невозможно описать. Мы с летчиком пошли в город на японскую концессию и там в русском кабаке хорошенько закусили, выпили графин водки и поехали на рикшах делать осмотр города и попали в корейский публичный дом. Этих заведений тут полно. Тянутся целые кварталы японских и корейских публичных домов. На последних имеются вывески с русскими надписями. Вероятно, это сохранилось с японской войны или когда мы тут были хозяевами. Тоже свидетельство силы нашей культуры. Надписи гласят: «Корейский публичный дом». Некоторые ещё более откровенные, и слова публичный дом заменены просто одним! Когда едешь по улочке с этими заведениями, все кореянки стоят на пороге своего жилища и заманивают путников. В общем время провели здорово и только под утро явились в свою гостиницу. Выезжаем сегодня с дневным поездом по Пекинско-Тяньцзиньской дороге.
15–16 октября по дороге в Тянцзин. В 2 часа 30 минут все тот же «комендант» погрузил нас в поезд. Я, как старший группы, с летчиком Я-иным сел в первый класс, а наша кобылка – в третий. Все битком забито китайцами. Каким образом им удалось пролезть в третий класс – не пойму. Второй тоже полон народу. Больше всего причиняет беспокойство китайская солдатчина: все серые, лезут всюду и никакого им препятствия! Нигде они его не встречают. Только в первом классе всего двое или трое китайских офицеров. И это благодаря тому, что здесь едут иностранцы.
Местность, по которой мы едем, густо заселена. Поля – тщательно обработанные. Гаолян, чумиза и кукуруза уже собраны. На остановках китайские крестьяне разносят яйца и какие-то корзиночки, запечатанные проклеенной бумагой или чем-то вроде того. В них какие-то невероятно острые, замаринованные корешки. Китайцы эту штуку поедают с наслаждением. Мы с Я. тоже купили, но есть не смогли, даже в виде закуски, т. к. у нас с собой еще есть водка.
17 октября, Тянцзин. Большой город. У вокзала ждет комендант, русский офицер, майор китайской службы. Он ведает отправкой пополнения в штаб группы. Мы с Я. оставили наших спутников в распоряжении коменданта, а сами поехали на рикшах по иностранным концессиям. Бесконечный китайский город. Конечно, все торгуют и на каждом шагу – харчевни. На французской, английской и итальянской концессиях – чисто, прохладно, тихо. Стоят, вытянувшись по струнке, вымуштрованные иностранцами китайские полицейские. Большие магазины, банки, кафе и рестораны. Говорят, что самая большая концессия в городе русская. Ее ухватил после усмирения Боксерского восстания сам генерал Линевич.
Завтракали в кафе Рислинга. Там все на иностранный лад, хотя русская водка процветает. За отдельными столиками сидят какие-то иностранцы, больше похожие на бердичевских граждан, чем на великолепных дельцов, каких они хотят из себя изобразить.
18–20 октября, Тянцзин. Тут дело обстоит так: в мае месяце был сформирован броневой дивизион под командой генерала китайской службы Кострова. Его произвели в самом начале, в 1923 г., когда только начала формироваться Русская группа. В этом броневом дивизионе четыре броневика, которыми командуют подполковники Букс, Дилекторский и майор Репчанский. Затем имеется пехотная группа. После взятия у войск У Пэйфу Тянцзина, что произошло недавно, был сформирован конный отряд под командой полковника Бартеньева. В настоящее время пехотный отряд переименован в 105-й полк, командиром которого назначен генерал Чехов. Этот и конный полки составляют бригаду под общим командованием генерала Нечаева. К нему-то я и явился. Он производит впечатление отличного офицера и, видимо, не дурак выпить. В отряде его любят, особенно нижние чины – за храбрость. Я назначен командиром роты в 105-й полк во 2-й батальон.
21 октября, Тянцзин. На этих днях, говорят, получим приказ выступить в шаньдунскую провинцию с задачей взять город Цзинанфу, его столицу, и очистить район от войск У Пэйфу.
Явился к генералу Чехову. Тоже, говорят, храбрый офицер. Рота моя – 115 человек, все по большей части харбинцы и участники Сибирского похода. Народ, как говорится, в большинстве – сорвиголовы, но ребята – славные.
28 октября, Тянцзин. Веду в роте ежедневные занятия. Все, как полагается по уставу, строевое учение, отдание чести, гимнастика и прочее. Вечера проводим в иностранной части Тянцзина, куда ездим на рикшах.
1 ноября, Тянцзин. Сегодня получил в счет жалования аванс, который и «провернули» в городе. Ездили с командиром батальона, двумя командирами бронепоездов и летчиком Я., который пока не у дел и состоит при штабе группы в ожидании создания авиаотряда. Все довольно дорого, правда, бары тут – ай люли малина! Явился к себе только под утро.
5 ноября, Тянцзин. Получил подсумки с патронами. Все японское. Отсюда ясно, кто стоит за нашим маршалом. Говорят, что на днях выступим в поход, броневики уже стоят наготове.
5
Письма полковника Штина приведены по подлинникам с сохранением орфографии автора (ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 1, год 1926. Д. 555. Л. 1—52).
Источник сообщает, что в течение 1924 года в политической атмосфере белой эмиграции в Маньчжурии и в её центре гор. Харбин продолжается процесс объединения и одновременно размежевания политических сил. По-прежнему имеют политический вес такие белые военные лидеры, как: ген. Ханжин, ген. Дитерихс, ген. Сахаров, ген. Вержбицкий, атаман Семенов, ген. Андогский, ген. Косьмин, а также: профессора Гинс, Устрялов, гл. редактор харбинского инф. агентства «Дина» Иванов, журналист Арнольдов, студент юридического факультета Покровский, студент Политехнического института сын белого генерала Барышников и некоторые другие.
В связи с созданием в Париже Русского Общевоинского союза (РОВС) активизировались белые генералы Ханжин и Дитерихс, которые занимаются организацией на Дальнем Востоке филиала этого союза.
Поддерживает активные связи с японскими резидентами в Маньчжурии атаман Семенов, который в свою очередь вместе с амурским атаманом Сычевым объединяет вокруг себя осевших в Маньчжурии казаков. По сведениям, полученным из окружения атамана Семенова, его усилиями создается Дальневосточный Союз казаков. Казаки, в тех местах, где они плотно осели (район Большого Хингана: Трехречье, Драгоценка), придерживаются старой формы организации на сотни. Проводится регулярная военная и строевая подготовка, стрельбы. Организуются боевые группы для выхода на сопредельную территорию для проведения террора и диверсий, а также разведывательной работы по ДВК.
В середине 1924 года, после подписания договора с китайской стороной о совместном управлении КВЖД, имеет место обострение отношений между белой эмиграцией и совгражданами. Пока это не получило должного оформления, но в гор. Харбин появилась группа белой молодежи, которая называет себя мушкетерами («Союз мушкетеров»). Они устраивают драки с совгражданами, провоцируя на столкновения комсомольцев и школьников совшкол. Их поддерживают старшие организации белых эмигрантов. Примечательно, что мушкетеры, это совсем молодые люди в возрасте, чаще всего до 20 лет спортсмены (бокс, гири). Их руководителем является Виктор Семенович Барышников, около 20 лет, сын белого генерала, студент Политехнического института. Его ближайший помощник Алексей Ватута, приблизительно 20 лет, выполняет роль идеолога.
Таким образом, молодежь из семей белых эмигрантов активно втягивается в деятельность белоэмигрантских организаций.
Продолжается ажиотаж по поводу получения эмигрантами виз в другие страны для выезда из Маньчжурии и набор генералом Чжан Цзу-чаном русских белых офицеров и солдат в специальную воинскую группу под начальство ген. Нечаева. Активно в вербовках участвуют ген. Клерже и Шильников.
Нельзя не отметить, что между вожаками белых организаций отсутствует единство, что необходимо использовать в дальнейшей работе.
Установочные данные на указанных в сообщении фигурантов прилагаются.
1924 год, ноябрь
День и смена закончились. Мироныч и Михаил Капитонович сдали точку следующей бригаде, не оборачиваясь, прошли два квартала и сели к извозчику.
– Поужинаем, а, ваше благородие? – спросил Мироныч, продул папиросу и закурил. – А то от сегодняшней беготни живот подвело, аж к спине присох.
Михаил Капитонович поёжился на холодном кожаном сиденье, поднял воротник пальто и кивнул.
– А где, как мыслишь? – снова спросил Мироныч.
Михаилу Капитоновичу было всё равно, и он пожал плечами.
– Давай на вокзал, что ли?
– Давай!
– А вот что, Михал Капитоныч! – вдруг заёрзал Мироныч. – Ты, я вижу, до баб не больно охоч! А покажу-ка я тебе одну кралю, красивше девки вовек не видал! Ежли б щас моя бабка поглядела на белый свет моими бельмами, она б мне их повыколола! Эй, любезный! – крикнул Мироныч извозчику.
Тот обернулся.
– Давай-ка в Фузядянь! На Пятнадцатую, дальше я скажу! А почифанить и там можно, там китайцы не хуже варганят!
Через двадцать минут они сошли на углу трёхэтажного нового дома, и Мироныч встал, как на точку. Михаил Капитонович встал рядом, так, как они обычно стояли, когда вели наружное наблюдение, ему было всё равно, на что смотреть и где чифанить.
– Гляди, ваше благородие! Через минут эдак семь-восемь из той двери должон выйти японский мужчина, ты должен его помнить – Лошак, мы с тобой за ним летом ходили, и с ним будет та самая краля! Видишь, во-о-н та дверь под навесом, где мальчишки в пристенок играют, видишь?
Михаил Капитонович кивнул.
– Ты чё весь день молчанку давишь? Михал Капитоныч! Или обидел кто, или съел, чего не следовало? – Мироныч задал вопрос, не отводя взгляда от двери, на которую указал. До двери было метров восемь, Михаил Капитонович и Мироныч стояли так, что, если человек выйдет из двери и сядет к извозчику или к рикше, они окажутся у него за спиной.
Михаилу Капитоновичу было муторно.
Вчера он получил телеграмму из Читы о том, что завтра утром, 5 ноября, в 8.15, поездом Москва – Пекин приезжает Элеонора. В телеграмме она попросила её не встречать, а прийти в гостиницу «Модерн» в ресторан к 19.00. Чем занять себя до этого времени, Сорокин не знал, поэтому ему и было не по себе. Всё было бы хорошо, если бы завтра тоже была смена и он был бы весь день занят, но его включили в бригаду Мироныча, самого опытного филёра городской полиции, для пущего обучения, а его смена была именно сегодня.
– Чё пригорюнился, ваше благородие? Или новости какие не те? Уж извиняй, что пристал к тебе как банный лист…
Сорокину совсем не хотелось говорить, но Мироныч за полтора месяца, сколько они уже работали вместе, показал себя таким хорошим товарищем, что промолчать было неудобно.
– Да нет, Мироныч! Новости как раз те! Те, что надо, только вот сегодня ночь и завтра день до вечера надо как-то скоротать!
– А што будет завтра вечером? – не отставал Мироныч.
– Завтра вечером?.. – Михаил Капитонович тянул с ответом, потому что говорить всё же не хотелось.
– Погодь! – перебил его Мироныч и слился со стеной дома. Михаила Капитоновича умение старого филёра становиться незаметным, так что мимо него можно было пройти в одном шаге, всегда поражало, но он пока не мог этому научиться. – Встань за столб и смотри на дверь!
Сорокин встал за столб, в этот момент дверь отворилась, и вышел Номура. Он огляделся по сторонам, потом повернулся к двери и кивнул. Через секунду оттуда вышла женщина. Сорокин ахнул. Это была Дора Чурикова. Ахнуть было отчего – Дора была одета во всё городское: в пальто с чернобуркой, шляпку с пёрышками мандаринки, ботики и шёлковые чулки, в руках она держала сумочку из кожи питона и перчатки. Куда делась та Дора? Как она изменилась, и всего лишь за год. Дора стала ещё красивей, чем была. Забыв себя, Михаил Капитонович смотрел на неё. Номура стоял спиной, он махнул рукой, они с Дорой сели к извозчику и укатили в сторону Сунгари.
– А! Што я тебе говорил? Красатуля какая! А? Полюбовницу себе отхватил господин япошка! Нагляделся? – Маленький ростом Мироныч стоял и тёр ладони. – Так што, пойдем чифанить или за ними потопаем?
Михаил Капитонович тряхнул головой:
– Что?
– Я говорю, за ними потопаем или пойдём чифанить?
Сорокин молчал и смотрел в ту сторону, куда уехали Номура и Дора Чурикова, потом он перевел взгляд на Мироныча.
– Не понял! – сказал он.
– Што ты, ваше благородие, непонятливый такой? Потопаем за ними али нет?