33-я армия, которую предали
Шрифт:
Он вспомнил себя ребёнком на коленях у матери, тёплых и уютных, как нагретая солнцем земля его родины. Он чувствовал то безмятежное счастье абсолютной защищённости и надёжности мира, которое человек может чувствовать только в раннем детстве. Высокое неподвижное небо над старинным городком и рекой, которая бирюзовой лентой опоясывает тот городок, отделяя его от далей пряных лугов. Лица друзей, Пашки и Даньки Егоровых, тоже почему-то те, давние, тарусские, детские. И Пашка ещё живой… Белый собор в Тарусе, мреющий от жары в прозрачном мареве июльского дня, когда городок наполняет запах скошенной травы и наполовину высушенного сена… Белые камни булыжной мостовой, круто спускающейся к Оке, к плашкоутному мосту, где они, втроём, три будущих генерала, которым предстоит
27 февраля 1897 г. в небольшом городке Тарусе Калужской губернии в семье бедных мещан Александры Лукиничны и Григория Емельяновича Ефремовых родился первенец, сын. Назвали его Михаилом. Родители вскоре перебрались в недальнее село Юрятино, на реку Протву. Григорий Емельянович нанялся на хлебную должность помощником мельника на знаменитой на весь уезд мельнице братьев Бобровых. Александра Лукинична тоже подрабатывала – кухаркой в имении мирового судьи Тарусского уезда и изобретателя первого российского телефона помещика средней руки Павла Михайловича Голубицкого. Миша некоторое время жил в Тарусе у бабушки, в деревянном доме в укромном Калужском переулке. Рядом, через несколько дворов, на Овражной, стоял дом Егоровых. С Павлом и Даниилом Егоровыми Михаил учился в Тарусской церковно-приходской школе.
Местом их забав, детских игр и развлечений была река Ока и луг за Земляным мостом у бывшего тюремного замка за речушкой Посерёдкой, где несколько лет назад Тарусское земство выделило земли под строительство домов для семей инвалидов Русско-японской войны. И трое друзей с любопытством слушали рассказы побывавших в боях солдат, ещё не износивших своих армейских шаровар, как ходили они в атаку на засевших на склонах маньчжурских сопок японцев, как лавой бросались в штыки под Порт-Артуром. Ветер трепал их пустые рукава, позванивали на гимнастёрках медали с надписью древней вязью: «Да вознесёт вас Господь с своё время». Место это в Тарусе сразу прозвали Порт-Артуром – и по принадлежности первых здешних поселенцев, и из-за крайней, как тогда считалось, удалённости от города [1] .
1
Теперь этот квартал стал частью города Тарусы. Здесь расположены проспект Пушкина и ул. Шмидта. И Порт-Артуром его называют разве что только в исторических путеводителях.
Кто знает, что определяет судьбу человека и где он найдёт свой рок. Во всяком случае, все трое друзей вскоре наденут солдатские шинели, а потом станут генералами Красной Армии. И все трое погибнут в 1941 и 1942 гг.: один под Рославлем, другой под Вязьмой, третий под Харьковом. В самых кровавых и самых неудачных для нашей армии и страны битвах, о которых долго будут помалкивать историки и публицисты. А многие ветераны тех безвестных сражений так и пронесут через всю жизнь знак героев то ли мифических, то ли позорных, то ли вовсе не существовавших битв.
Отец Михаила, Григорий Емельянович, происходил из крестьян сельца Ольховец Новосильского уезда Орловской губернии. В Тарусу он приехал в поисках заработка. Здесь женился на местной девушке Александре Лукиничне, урождённой Ганьшиной. Нанявшись на работу к купцам Бобровым, Григорий Емельянович стал неплохо зарабатывать. Вскоре Александра Лукинична родила ещё пятерых детей: Ивана, Василия, Владимира, Павла и Анастасию.
Однажды в Тарусу на отдых, поохотиться в здешних лесах, богатых дичью, порыбачить, похлебать на высоком берегу у ночного костерка ушицы, приехал знаменитый московский купец Рябов. На Оке московскому рыбаку помогали тарусские мальчишки. Червей накопать, наловить живцов… Особенно ловким Рябову показался рослый Миша Ефремов, старший сын юрятинского мельника. Позже Рябов заехал в Юрятино, отыскал на мельнице Григория Емельяновича и сказал:
– Отдай мне парня. Я из него человека сделаю. А тебе, – кивнул он на лавку, которую по ранжиру осёдлывали пятеро, мал мала меньше, – есть кого кормить.
В Москве в Большом Воскресенском переулке на мануфактурной фабрике Рябова Михаил Ефремов вначале работал подмастерьем, на побегушках. И до того порой это подневолие угнетало мальчонку, что однажды он даже решил бежать из Москвы домой, в Тарусу, на волю.
Но вскоре его взяли к себе в учение мастера-гравёры. Эта работа ему сразу понравилась. Да и заработок здесь оказался более надёжным. Из ночлежного дома переселился на квартиру. Мастер, у которого он учился гравёрному ремеслу, наставлял парня: малый-де ты смышлёный, далеко пойдёшь, если будешь учиться. И Михаил поступил на Пречистенские рабочие курсы, что на Остоженке.
Его учёба на Пречистенских курсах совпала с событиями 1905–1907 гг. В газетах писали о возмущениях рабочих. Поговаривали о расстрелах демонстраций. Бастовали и в цехах Рябовской мануфактуры. Михаил приглядывался к происходящему и ничего толком понять не мог. Рабочие скрипели зубами на Рябова, на его порядки. А Михаил видел в нём доброго, рассудительного человека, нескупого, совершенно лишённого барских замашек. И не раз убеждался в этом, сопровождая Рябова в Юрятино и Тарусу, куда тот каждое лето отправлялся порыбачить да похлебать вволю «демьяновой ушицы», как в шутку он именовал водочку.
Однажды, на Оке, ранним утром, они с Рябовым сидели в лодке и удили лещей. По реке косяком тянуло туман. Солнце никак не могло пробить его. В стороне Алексина послышалась гармошка, потом песни. Пели мужские голоса. Песни были то разухабисто-весёлыми, то такими тоскливыми, что Рябов невольно отложил удочку и прислушался. Из тумана выползла баржа. На барже стояли и сидели солдаты.
– Куда вас, служивые? – спросил Рябов.
– Известно куда, – ответили ему с баржи. – На войну.
– На какую войну? – невольно удивился Рябов.
– На германскую. А вы что, не знаете? Вот народ в Тарусе живёт! Война началась, а они не знают, рыбу ловят… Всё им нипочём!
В сентябре 1915 г. призвали и Михаила. Вначале попал в 55-й запасной полк. Затем, как имеющий шестиклассное образование, он был откомандирован в Грузию, в г. Телави, в школу прапорщиков. На фронте не хватало младших командиров. Весной 1916 г., сменив юнкерские погоны на погоны прапорщика, Ефремов сразу же отправился в действующую армию.
Юго-Западный фронт. Ефремов зачислен в тяжёлый артиллерийский дивизион. И в его составе участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве в Галиции.
Военная служба ему нравилась. Дисциплинированный, требовательный к себе и подчинённым. Аккуратный, опрятный. Батарейцы его любили за то, что в бою он был всегда рядом, не чурался заменить хоть наводчика, хоть замкового, хоть подносчика снарядов, когда кто-либо из прислуги выбывал. Его орудия стреляли точно, грамотно. Вне боя не высокомерничал, как иные офицеры из благородных. Солдатскую душу понимал. И знал, что на батарее его за глаза называют «наш прапор».
Вскоре в окопах и на батарее появились листовки. Их приносили какие-то странные юркие люди. Одеты они были в солдатские шинели, но на солдат походили мало.