39 долей чистого золота
Шрифт:
– Привет! – схватив Таню за плечо, сказала сестра и расцеловала девушку в обе щеки. – Я думала, ты опоздаешь.
– Я тоже так думала.
– Давай отойдем, я тебе сейчас все расскажу, не забудь ключи, у нас там ремонт намечается, ты же помнишь, так что не обращай внимания на бардак. Еду я тебе не оставила, я же не знаю, когда точно ты приедешь и на сколько останешься, там только крупы и сахар, я все убрала в холодильник, чтобы мошки не завелись. Белье я тебе постелила чистое, чтобы ты осталась ночевать, я думаю, ты будешь ночевать, ездить туда далеко одним днем, это же за городом, час десять идет электричка из
Она говорила очень быстро и прерывисто, Таня ухватывалась за каждую фразу, но тут же теряла ее, пытаясь ухватить следующую, это было что-то вреде циркового номера, где один артист кидает кольца на шею другому, а тот должен все поймать.
Так две сестры пересекли всю площадь вокзала и подошли к молодому человеку, который стоял под табличкой: «Выход к поездам дальнего следования» – и охранял несколько огромных чемоданов.
– Привет! – поздоровалась Таня с мужем своей сестры и только хотела произнести следующую фразу, как сестра тут же продолжила кидать кольца на шею.
Он вроде бы тоже хотел что-то сказать, но его лицо выражало такое непередаваемое умиротворение, будто он знал наперед все, что сейчас произойдет. Он, наверное, знал все, что произойдет сейчас – в ближайшем будущем, в далеком, и даже то, где он будет похоронен, вплоть до мельчайших подробностей. Его шея была под завязку наполнена цирковыми кольцами, да и не только шея – руки, ноги и даже мизинцы, так что его главной задачей было стоять и не шевелиться, чтобы, не дай бог, ни одно кольцо не слетело. Солнце уже высоко, но утренняя прохлада все еще бегала по коже мушками, Таня закрыла глаза и подставила белокожее лицо солнцу.
– Ты слушаешь меня? – тут же спросила сестра.
– Да, да! – откликнулась девушка, вдыхая запах креозота, слабо доносившийся с железнодорожных путей.
– Ты несобранная! И о чем ты думаешь все время? – озвучила сестра.
– Яяя??! – протяжно сказала Таня, приоткрыв один глаз. – О небе! Я думаю о небе! О том, какого оно цвета сегодня, и каким было вчера, и какого цвета оно чаще всего, а главное – от чего это зависит? И кто меняет эти цвета? – намеренно разозлила сестру она.
– От погоды, – разочарованно ответила сестра и продолжила через паузу: – Хорошо тебе живется, ты безответственная, беспечная, у тебя нет никаких проблем, ешь булки и танцуешь себе в удовольствие, а мне оставили тебя в 16 лет, и я уже не могла себе позволить думать о небе.
Таня опустила голову:
– Ты можешь думать о нем сейчас.
– Сейчас я думаю о ключах, которые надо тебе отдать, вот! – сказала сестра и запустила руку в глубину своей дорожной сумки, в то время как электронный женский голос начал громко и устрашающе объявлять об отправлении поезда.
Сестра снова расцеловала Таню в обе щеки, наговорила кучу всего важного, о чем нужно не забыть, и, запрыгнув на ступеньки поезда, помахала рукой, после чего на ее глазах выступили скупые сентиментальные слезы.
Поезд тронулся, набрал небольшую скорость и, дернувшись при этом несколько раз, скрылся из виду. Таня стояла еще некоторое время неподвижно, после того как проводила взглядом удаляющийся хвост, теребила в руке ключи и покусывала нижнюю губу, думая о том, сколько брошенных на ее шею колец удалось поймать. Нисколько. Все они были разбросаны по площади вокзала в хаотичном порядке и лишь в некоторых местах скапливались в небольшие кучки, постепенно исчезая, словно маленькие лужицы воды на солнце.
Никаких иных планов на день не было, и Таня отправилась домой, заскочив по дороге в аптеку за очередной порцией обезболивающих таблеток и мазей, именно они и летний период вселяли в нее надежду на открытие нового танцевального сезона.
– Здравствуй! – услышала Таня из-за аптекарского прилавка, копаясь в сумке в поисках рецепта, и тут же подняла глаза: в щели между наклеенными листовками светилась белозубая улыбка пухлого паренька в белом халате. – Тебе как обычно?
– Ага. И еще дайте, мне, пожалуйста, желтые витаминки и… – протяжно и неуверенно добавила она, оглядевшись вокруг: – белые круглые.
– Аскорбиновую кислоту? – улыбаясь, добавил пухляк.
– Именно!
– Гуляешь сегодня? – шутил аптекарь.
– По полной! И еще пачку цитрамона, раз уж такое дело, – добавила Таня и протянула рецепт.
– Давай, я посмотрю, почерк больно детский – сама писала?
Таня изобразила, что более актуальной шутки и представить себе не могла, как вдруг созданную импровизированными потугами романтическую ситуацию и витающие в воздухе любовные флюиды разорвал вошедший в аптеку покупатель. «Прекрасно!» – обернувшись, подумала девушка. Этот пухляк вечно отмачивал двусмысленные шутки, впиваясь взглядом в лицо Тани, будто желая чего-то большего, но при этом не выходя за рамки своего двойного обклеенного бумажками стекла, словно привязанная собака, прыгающая четко на длину цепи. Можно подходить близко и держать кусок копченой колбасы в радиусе десяти сантиметров от линии лап, зная, что она не достанет.
Самая короткая дорога к дому лежала наискосок через парк – в виде узкой, протоптанной человеческими следами полоски, жившей, как казалось, своей жизнью. Летом она была черная, зимой – белая, но ширина ее при этом всегда оставалась одинаковая, менялась только фактура следов, которая напрямую зависела от погоды. Таня шла по ней, стараясь наступать в чужие следы, будучи убежденной, что так можно прочесть чужие мысли: фантазия – это как раз то из немногого, с чем у девушки никогда не было проблем. Рассасывая кисло-сладкую таблетку аскорбиновой кислоты, Таня представляла усатого мужчину в черном костюме, который шел очень-очень быстрым шагом, или очень-очень высокого – судя по расстоянию между следами – роста. Вскоре они исчезли, и пришлось мельтешить по маленьким следам, с тонким старомодным каблучком. Женщина, торопившаяся домой с сумками в обеих руках, кудрявыми каштановыми волосами, думающая о скворчащих на сковородке котлетах к ужину.
Таня оторвалась от следов и потянула руку в карман за еще одной витаминкой, как вдруг услышала музыку. Это были старые довоенные или послевоенные песни. Сначала было непонятно, доносятся ли они из недр ее сознания, мыслей хозяина следов, или вообще это реальная музыка, которую слышат и все остальные. Таня остановилась и на минуту попыталась прислушаться: музыка была очевидно реальной, небо ясное, теплое, цвета… то ли молочно-розоватого, то ли молочного с оттенком бледно-голубого. Слишком ярко – глаза заслезились, и ресницы стали моргать часто-часто.