39 долей чистого золота
Шрифт:
– Нету! – уверенно сказала она. – Я опоздала на поезд! Понимаете, я бы не поехала без билета, если бы…
Пытаясь оправдаться, глядя контролеру прямо в глаза, девушка на ощупь достала из сумки кошелек и легким движением по кругу расстегнула его.
– Сколько с меня?
Контролер смотрел, не моргая, и на его застывшем лице не было ни одной эмоции.
– Нисколько, – сказал он, оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет. – Но в следующий раз, когда сядете на этот маршрут, возьмите два билета! Договорились? – нагнувшись еще ниже и выставив указательный палец прямо у носа
– Конечно! – с улыбкой ответила Таня и таким же легким движением застегнула кошелек обратно, не сводя взгляд с его пальца.
Поезд дернулся непривычно сильно и начал громко тормозить, подъезжая к очередной станции. За окном проплыла серая асфальтированная платформа, похожая на грузовую баржу, в центре которой стояла синяя будка с маленьким решетчатым окном и большой табличкой с названием населенного пункта.
– Ой! Это же моя станция! – спохватилась Таня и, быстро собрав вещи, поспешила к выходу.
– Спасибо! – обернувшись, бросила она доброму незнакомцу, чье лицо все так же не выдавало ни одной гримасы.
– Я обязательно возьму второй билет! – уже из тамбура выкрикнула Таня и шагнула на неподвижную грузовую платформу.
Девушка шла около получаса до тех пор, пока не увидела поворот на нужную ей улицу. На лбу проступили мелкие капельки пота, воздух был по-деревенски свежий, солнце стояло уже высоко, а небо было необычного цвета – ярко-зеленого. Да! Это очень необычный цвет для такой хорошей погоды. Зеленым небо бывает обычно тогда, когда отражается в огромной свежей луже, разлившейся среди сочно зеленеющих деревьев. А сейчас не было ни дождя, ни леса, поэтому-то и казалось необычным.
Дойдя до нужной улицы, нужного дома и нужного подъезда, Танины сумки в сопровождении облегчающего вздоха плюхнулись на лавку, а вслед за ними и сама Таня.
«Мрак просто, как далеко от дома», – подумала девушка и откинула голову на спинку лавки.
– Ой! Это кто у нас тут? – сказал старичок-боровичок в майке, трениках, домашних клетчатых тапках и бумажной шляпе на голове, показавшийся в проеме открытой подъездной двери.
Медленно и осторожно, придерживаясь за стену, он преодолел две ступени, вытягивая вперед видневшиеся из-под штанин синие сморщенные ноги.
– Кто это к нам приехал? – еще раз протяжно, с медовой, утомленной жизнью улыбкой произнес дедушка и закурил сигарету.
Дым стал подниматься ровной голубоватой струйкой и рассеиваться над бумажной шляпой, а резкий запах тут же затмил свежесть сегодняшнего дня.
– Катюша к нам приехала! – выдохнув дым, радовался он. – Катюша!
Таня застыла в изумлении, лицо ее стало удивленно-счастливым при виде такого чуда, а приподнятые вверх брови говорили о том, что пока было не решено, как поступить: то ли сыграть Катюшу, бросившись на шею дедушке, дабы не разочаровать его надежд, то ли сказать правду, мол, никакая я не Катюша, но тоже вполне сойду.
Пока Таня размышляла, как лучше отреагировать, из темной подъездной глубины послышались шаги и оханье. Бубня себе под нос, вышла маленькая, абсолютно круглая, не менее милая и не менее сказочная мадам в домашнем халате и точно таких же клетчатых тапках. По всей видимости, это была бабушка Катюши. Преодолев все те же препятствия в две ступеньки с не меньшим трудом, бабушка Катюши подняла голову и пристально посмотрела на Таню:
– Какая же это Катюша, старый?! Это не Катюша, это девушка какая-то чужая сидит.
А затем, надев выходную улыбку, повернулась всем туловищем к Тане и, немного поклонившись, проговорила:
– Здравствуйте, девушка.
Таня тоже поздоровалась, но с более естественным выражением лица. После чего старички медленно, под ручку поковыляли прочь, а Таня еще около часа сидела на лавке и наслаждалась долгожданным отдыхом после трудного пути.
«Второй этаж – это тебе не десятый», – думала Таня, свесившись из окна кухни своего нового жилища: вида нет никакого, торчит лишь кусок небольшой городской площади, детский городок, с которого доносятся непрерывные крики, создающие звуковой фон, словно радио, и небольшой кусок тротуара, по которому время от времени цокают прохожие. Таня поторчала в окне, внимательно изучив все, что попало в обзор, а затем стала осматривать квартиру сестры. Прихожая узкая и длинная, сразу за поворотом, обклеенным старыми замусоленными обоями, простираются «просторы» шестиметровой кухни, не менее замусоленной, чем те самые обои на повороте.
«Очень непохоже на жилище моей педантичной сестры-перфекционистки», – размышляла Таня, водя кончиком острого носа туда-сюда. Прямо была гостиная, покрашенная в бледно-персиковый цвет, в середине стоял стол, а по обе стороны от него серые бархатные диваны-близнецы, отделанные деревянными вставками. Тяжелые шторы спускались вниз вдоль высокой стены и выписывали кренделя, оттисненные золотой бархатной каймой, слабо напоминавшие викторианский стиль. Над диванами – картины: одна – «Ковер-самолет» Васнецова, не оригинал, разумеется, а другая – неизвестная на сей момент Тане репродукция тройки лошадей, несущейся вдаль.
«Это явно не моя сестра повесила, она на такое в принципе не способна, скорее, тут висела бы ее свадебная фотография или та, что сделана в Геленджике – на песчаном берегу, в позе лежащей лошади, – будь то дело рук моей сестры. А еще засохшие цветы в вазочке или под стеклом», – и тут Танин взор пал именно на вазочку, стоящую на полочке с засохшими цветами. Сделано с любовью и драматизмом.
Комната оказалась проходная, и следом за ней была еще одна проходная, а уже из нее проход в спальню. Кто так строил? Зачем столько проходных комнат, если жить в них все равно нельзя – коридоры сплошные? Это старый четырехэтажный дом со скрипучими деревянными полами, высоченными потолками, большими окнами и вытянутыми проходными комнатами. Мрак. И еще так далеко от города.
Ближе к вечеру Таня освоилась, и ей даже стала нравиться новая обстановка, она не спеша раскладывала вещи, представляя предыдущих обитателей этого дома, поскольку бытовые будни своей сестры представлять было ну совсем не интересно. И только фантазия девушки хотела было разыграться по полной, как голодный желудок тут же дал о себе знать: кроме утреннего кофе, в нем еще ничего не побывало за день, и он не на шутку рассердился, начав издавать журчание и бурление. Таня сложила в рюкзак необходимое и, перешагнув через свои сумки, стоявшие в прихожей прямо на пути так, что не споткнуться о них было невозможно, вышла из дома.