№3
Шрифт:
украшенный солнцем и словом
напиток, что сблизит двоих.
А город пусть холод гоняет
по всем парикам, меж аллей.
Пусть губы к устам прислоняет
рассветность, кофеющий шлейф.
И вкусную крепость приму я,
какую сызволишь налить,
какую на кухне, дымуя,
мечтаю
Просвириной Маше
В поисках лучшей жизни
Сменив меня на корм других,
ругая образ жизни, слова,
мчишь без прощаний в пик пурги,
посъев икру с моих уловов,
к богатым, вдовым, молодым,
в златых и новых опереньях,
оставив грусть, заботы, дым,
в эротно-алчных намереньях.
Ведь даль всегда светлей, милей,
и неизвестьем манит глупых.
Но век под шубой, что белей,
всегда волки, а сзади – трупы.
…И вот, милясь игрой, двошишь,
чуть без приветствий, с битым боком,
так беспардонно ты бежишь
на водопой к моим истокам.
Рисунки
Пустоты и эхо, пещеры,
глубинные лазы во тьме,
зарубки побед и химеры,
след дней обитанья на дне,
подтёки, эскиз поединков
на бранных, любовных фронтах,
портреты, порою с затиркой,
а фоном – виденья во снах,
осколки (заходишь, и больно),
хибары, модерн и ампир,
слои, полутени, хор, соло, -
сюжетов сожительный пир.
Живёт это, тлея, то рдеясь.
А память то строить, крушить,
и радовать будет, надеясь.
Наскальная роспись души.
Живец
Ещё дышу я хрипло,
гляжу в муть, как могу,
но вижу, дело гибло -
отправлюсь в рот врагу.
И нету смысла биться, -
широк соперник, крут;
на рок подобный злиться.
Я мал, а значит – тут.
И тот, кто слаб, не юрок,
сидит
кто сильный, толстошкурый -
на блюде, до – в сачке.
А вдруг не зло та глыба,
а так пришла любовь?
Поверишь большей рыбе -
познаешь стыд и боль.
Заложник ладной снасти
средь вод и моря струй.
Зубной проглочен пастью.
С начал был поцелуй.
Папаша
Тиран, смеёшься ныне,
что грех любить, творить,
не так коплю алтыны,
не с тем иду я пить,
не с той семьи желаю,
и вкривь тружусь, иду,
и что мой лик пылает,
не так беру, кладу,
не знаю всех ремёсел,
что я – червь, сумма бед,
нахлебник и несносен,
что воздух – мой обед.
Седлаешь думы, плечи.
Вверх ядом брызжешь, вниз.
Без ласки лают речи.
Слюной не подавись!
А мир – глупцы и слуги?
Давай ворчи и ври!
Ты, может, царь округи,
но не меня внутри!
Внешне сильный
Корчует ветер волос пышный,
хромит походку слякоть, дни,
и остужает воздух дышло,
а холодь горбит, множит пни.
С самим собой его ругает,
скандалит и пылинки сор.
Всеодиночьем быт пугает.
Вколов под кожу грусть и мор,
мороз Титана вяжет, клонит,
желая в камень превратить.
Метель, стегая, в бурю гонит,
стараясь вдохи прекратить.
Цепляя шарф, всё туже тянет,
свистит, чтоб стоны заглушить
того, кто сник и сердцем вянет
без полюбившейся души.
Раскоронован и простужен
сердечный раненый Ахилл,
лишён умений, силы дюжей.
Он без тепла её дик, хил…
<