40 000 на Геене
Шрифт:
Так что теперь их, может, действительно осталось пятеро. Может быть, Грин пропал. И тогда многие заботы и тревоги отпадут сами собой. Если бы только удалось доказать Джину и Пиа, что они сделали все в своих поисках, убедить родителей выбросить Грина из памяти.
Она и братья пошли искать Грина только ради спокойствия родителей.
Хотя Найн ушел обратно, Пиа будет оставаться здесь, где ей приказано. Здесь было именно то место, которого не мог бы миновать никто, кто хотел бы пройти к реке.
Она не боялась своего брата Грина. Были другие, кого она не хотела бы встретить.
2
Солнце уже опускалось к горизонту, и Джин-старший шел с ощущением отчаяния. Во рту у него пересохло, дышать было трудно. Он устал, выдохся, внимание его притупилось, хотя он знал, что здесь нужно быть осторожным, ожидать нападения с любой стороны. Заросшие деревьями и кустарником курганы окружали его. В каждом темном месте мог затаиться калибан. Молодые калибаны, размером с человека, пересекали ему путь, но он уклонялся от встреч с ними и продолжал идти дальше.
Он мог крикнуть, но Грин никогда бы не отозвался на его зов. Он знал, что найти сына в этом лабиринте будет трудно, тем более что тот не желал быть найденным. Это было практически невозможно. Но Грин был его сын, и каким бы он ни был, он и его жена искали его среди домов, спрашивая каждого встречного: «Вы видели нашего сына? Вы не слышали, чтобы ваши дети говорили о нем?» Но люди запирали дверь перед ними. Скоро наступит ночь, и им не хотелось быть на улице в темноте, не хотелось вникать в чужие неприятности. И сейчас Пиа осталась одна там, в городе. И не осталось никого, кроме их детей, сыновей и дочери, которые могли бы помочь ему в поисках.
Джин устал и пошел медленно среди курганов. Солнце опустилось совсем низко, бросая длинные тени от деревьев и курганов. Он шел медленно среди густых кустарников, высоких деревьев по этому берегу реки. Вид был для него нереальным. Он еще помнил обширные луга с мягкой травой, помнил, как калибаны стали возводить здесь первые курганы, помнил груды черепов калибанов возле главного купола. Но теперь все изменилось и луга заросли лесом. Маленькие летающие ящерицы порхали возле него, садились на плечи. Но он брезгливо стряхивал их, хотя и ощущал перед ними вину. Ведь это был живой мир, заполненный живыми существами. Мир, от которого они не смогли отгородиться ни оградами, ни ружьями. Этот мир пришел к ним в город, он отдалил детей от родителей и год за годом все теснее смыкался вокруг островка человеческого жилья.
Внезапно из норы появилось тяжелое тело калибана. Чудовище смотрело на него, постреливая языком. По его спине пробежал ариэль и шмыгнул в темную нору. Джин отскочил в сторону, побежал, затем замедлил ход, тяжело дыша и морщась от боли в боку. Затем опустился на землю, прислонясь к кургану – подобию купола, которые стали делать калибаны.
И тут же вскочил снова, заметив мелькание чего-то белого в кустах.
– Грин! – крикнул он.
Но это был не Грин. Незнакомый мальчик, голый, скорчившийся на вершине холма, смотрел на него. Тощие ручонки, спутанные волосы – необычное явление для дикого леса. Это было воплощение его страхов.
– Спускайся, – позвал
Мальчик вскочил и побежал с холма, продираясь сквозь кусты. Джин побежал тоже и успел увидеть, что мальчик нырнул в темное логово калибана, исчезнув, как кошмар. Джин понял, что подтвердились все его страхи о том, как живут эти дети, потерянные дети города.
– Грин! – снова крикнул он, надеясь, что здесь есть еще дети, которые услышат его и передадут Грину, что отец ищет его. Но ответа не было. Курган хранил свои тайны.
Джин подошел ближе. Нервы его были натянуты как струны. Он подошел к самой норе и сунул туда голову. Теплый запах сырой земли, ударил ему в ноздри. Где-то далеко, там, где сужался туннель, он ощутил какое-то движение.
– Грин! – крикнул он, но земля поглотила его голос.
Он стоял у входа, скорчившись, и отчаяние наполняло его душу. Все дети сбежали от него, и Грин, самый странный из всех, покинул его тоже.
Глаза у Грина были совершенно чужие, смотрели куда-то вдаль. Невозможно было понять, о чем он думает. Казалось, что все, что было неприятного в мире, впиталось в Пиа, когда она носила Грина. И это неприятное заразило его душу. Они ошиблись с его именем. Он не имел ничего общего с зеленью весны, пробуждением природы. Он был порождением ночи, когда в лагерь проникали калибаны, ломая ограды. Он терялся много раз, пролезая в дыры в ограде, проваливаясь в ямы, убегая в холмы. Он играл с камнями и ариэлями, забывая о других детях.
Джин заплакал. Теперь он понял, что он подобен рожденным людям, но тем не менее отличается от них. Он тосковал о том, чего уже не стало – о лентах, которые могли успокоить его, облегчить боль. Скоро ему придется предстать перед Пиа, заглянуть ей в глаза. Но он не был готов к этому. Если он вернется домой без Грина, Пиа сама пойдет искать его. Пиа. Она не могла бы перенести потери сына.
Он встал, поняв, что здесь Грина нет, и пошел дальше, пробираясь среди кустарника. Он должен дойти до реки, хотя ему было страшно.
Заросли становились все гуще, и Джин каждую минуту ожидал появления калибанов, надеясь, что его сын...
И тут он встретил сразу двоих – Джина и Марка. Они стояли на вершине хребта похожие друг на друга. Они смотрели на него, держась за ствол дерева.
– Отец, – сказал Джин-младший. Он говорил ласково, но в голосе его ощущалась враждебность. Джин смотрел на него с болью. Он никак не мог понять, почему его дети становились чужими ему. – Отец, ты забрался слишком далеко от полей, не так ли?
– Грин потерялся. Сестра нашла вас?
– Нашла. Мы ищем Грина.
Джин-старший выдохнул с облегчением, колени у него подогнулись от слабости. Вся тяжесть потери как будто перелегла с его плеч на других.
– Есть шанс найти его?
– А он хочет, чтобы его нашли? – спросил Марк, второй брат, вечная тень старшего брата. – В этом весь вопрос.
– Пиа... – Джин-старший махнул рукой в направлении лагеря. – Я сказал, что пойду искать его, и вы поможете мне. Она тоже хотела идти, но она уже больше не может.