40 австралийских новелл
Шрифт:
— Делегату Локарту следует более тщательно выбирать выражения! — монотонно вставляет Мэй.
Локарт встряхивает взъерошенной головой, словно его обожгло.
— Хорошо, я буду очень вежливым. С каждым днем наши заседания все больше походят на совет города Ричмонда — там, говорят, покойников поднимают, чтобы они голосовали…
В восторге от этого выпада и радуясь, что можно пошуметь, делегаты разражаются смехом. С галереи обрушивается гром аплодисментов. Все три репортера быстро строчат в блокнотах. Левые одобрительно улыбаются, но все же бросают на делегата железнодорожников нетерпеливые взгляды, потому что он тратит драгоценное время. Даже угрюмое лицо Мэя чуточку смягчается. Четыре минуты до конца. Стучит молоточек.
— К порядку!
Локарт
— Чего только за последние дни не болтали про это судно. Кто во что горазд! Но меры приняли только сами рабочие. Каково положение дел сейчас? Моряки объявили «Гектора» «черным». Докеры тоже объявили его «черным», несмотря на предательские советы своих руководителей. Мистер Хемпл говорит, что он может применить, как он называет, труд «добровольцев». А мистер Кейз говорит, что, если мистер Хемпл это сделает, рабочие Газовой компании не примут уголь. И до сих пор ни единого слова от нашего исполкома. А комитет докеров даже не сказал, что прекратит работы в порту, если дело дойдет до скебов! Куда катятся австралийские профсоюзы, я вас спрашиваю? А пока что мы должны одно вдолбить себе в башку: хотим мы этого
ИЛИ нет, канадец «Гектор» не будет разгружен. Мистер Хемпл говорит мистеру Кейзу, что корабль можно отвести на Дадли — стрит и разгрузить там, хотя уголь предназначается для газовых заводов. Хм! — Локарт презрительно хмыкает на весь зал. — Поосторожнее, премьер! На Дадлистрит вам придется иметь дело со мной и моими людьми! Если мистер Хемпл думает, что можно проволочить эту вонючую посудину по всему порту и подбросить ее на порог моего союза, как дохлую кошку, он очень ошибается…
Снова смех. Когда он стихает, стрелка часов стоит уже на десяти, и Мэй оживляется. Но он ничего не успевает сказать, Ганс Хоэнфелс уже на ногах.
— Предлагаю продлить время, господин председатель. На пятнадцать минут.
Мэй быстро соображает, пытаясь уловить настроение зала. Враг схитрил, выпустив для начала Локарта. Это не самый дельный их оратор, но зато самый веселый. Теперь никому не хочется спать. Стрелка часов только — только переползла за цифру 10. Опасное положение…
Но это минутное колебание погубило Мэя. Раздается такой рев «Продлить!», что Мэй не решается противоречить. Без сомнения, многие просто хотят еще немного послушать Локарта.
Мэю ничего не остается, как проголосовать.
— Кто за?
Мощный гул. Словно удар молота по крыше.
— Кто против?
Снова гул, бесспорно, не такой мощный, но все же достаточно громкий, чтобы прибавить смелости Мэю. Еще неизвестно, как пройдет основное голосование.
— Значит, я говорил…
— Одну минуту, делегат Локарт. — Мэй поднимает жирную руку. — Маленькое пояснение, прежде чем вы начнете. — Мэй наклоняется вперед и говорит медленно и монотонно. Вряд ли он догадывается, что похож в этот момент на судью, выступающего в суде. — Считаю нужным по этому поводу разъяснить, что руководство совета отнюдь не бездействовало в этом вопросе, как тут намекали. Я предложу членам президиума назначить обсуждение этого вопроса, и если они отклонят его — а я не сомневаюсь, что они отклонят, — мы попросим вас, если позволит время, утвердить наше решение о передаче вопроса о «Гекторе» на рассмотрение конфликтной комиссии.
— Й вы даже не собирались сказать нам об этом!
— Откуда бы мы об этом узнали — из утренних газет?
— А вы бы еще закопали ваши решения в землю да панихиду отслужили!! — с возмущением кричит Локарт.
Злобно косясь на Локарта, Мэй продолжает под иронические смешки слева:
— Вот здесь, — он берет в руки два небольших листочка, — ответы на запросы, которые мы недавно посылали. Один — от Канадской ассоциации моряков, другой от Совета профсоюзов Монреаля. И в обоих ответах… — Мэй совсем некстати возвышает голос, — в обоих ответах сообщается, что ни та, ни другая организации не знают ни о каких нарушениях при наборе команды «Гектора». Надеюсь, теперь вы поняли, что вы наделаете, если примете предложение делегата Локарта. — Мэй швыряет телеграммы на стол. — Вот они, читайте их, кто хочет, посмотрите на них, проверьте, что написано. А теперь продолжайте, делегат Локарт.
Однако Локарт успел перехватить умоляющий взгляд Мэниона. Он встает и говорит:
— Я кончил, господин председатель.
Вскакивает сразу человек шесть, но Мэю не нужно настойчивое напоминание Мэниона: «Я поддерживал предложение, господин председатель». Мэй знает, кому он обязан теперь дать слово.
— Только короче, делегат Мэнион!
— Господин председатель и делегаты, я поддерживал предложение делегата Локарта и, согласны вы со мной или нет, считаю вопрос о канадском судне одним из самых безотлагательных дел, которые когда-либо рассматривал наш совет.
Со скамей крайних правых доносятся иронические смешки, но Мэнион привык к этому. У него было достаточно времени, чтобы обдумать свою речь, мелкие выпады его не собьют.
— Я не хочу тратить драгоценное время и говорить о тех умышленных мерах, которые предпринимались сегодня здесь, чтобы помешать обсуждению вопроса о канадском судне…
— Говорите по сути дела, делегат Мэнион, или сядьте на место!
— Не беспокойтесь, господин председатель, я говорю по самой сути. Я утверждаю, что вопрос о «Гекторе» — очень важный вопрос, господа делегаты, и я хочу разъяснить предложение делегата Локарта. Это очень серьезное дело не только потому, что на карту ставятся основные принципы профсоюзного движения, но и потому… — Мэнион начал очень сдержанно, но сразу разгорячился и теперь размахивал свернутой в трубку газетой — он всегда ходил с газетой на собрания, — потому что в нашем порту бой уже начался. Я утверждаю, что совет должен вынести свое решение, и не только потому, что канадские моряки просят о помощи, а потому, что австралийские моряки уже помогают им и австралийские докеры тоже уже помогают им. Мы обсуждаем не то, что может случиться завтра; мы обсуждаем то, что уже случилось вчера. Мы в гуще схватки, а не накануне ее. В ней участвуют не только моряки и докеры — в нее втянуты и судовладельцы, и портовый комитет, и газеты, и газовая промышленность, и правительство. Как же поступит наш совет? Подожмет хвост и бросит рабочих на произвол судьбы, как он делал это в последние два года? Или вмешается и скажет свое слово раз и навсегда и покажет Хемплу, что существуют такие дела, в которых ему не удастся расколоть профсоюзы Виктории? Не забудьте о том, что не только рабочие следят сегодня за нашим совещанием. Как вы думаете, почему портовый комитет отменил вчера наряды на «Гектора»? Почему медлит Хемпл и не пускает в ход «закон о коммунальных службах»? Почему судовладельцы не откликнулись на предложение использовать труд «добровольцев»? А потому только, что все они ждут решения нашего совета — им нужна зеленая улица! Они хотят выяснить, каковы шансы на забастовку. Я вас предупреждаю: если в этом вопросе вы снова столкнете левых с правыми, для мельбурнского профсоюзного движения это будет катастрофой, убийством. Видит бог, в этом деле мы можем поладить. Факты налицо: это судно — в нашем порту, на нем несоюзная команда, моряки не хотят иметь с ним дело, докеры отказались его разгружать, рабочие газовых заводов заявили, что не дотронутся до угля, если его отгрузят скебы, и железнодорожники не повезут его, если скебы переведут судно на Дадли — стрит. Что же вам еще нужно? И все-таки наш комитет — да простит его бог! — в нерешительности.
Семь минут одиннадцатого. Мэй беспокойно оглядывает зал в надежде, что делегаты уже устали. Но устало, как видно, только крайнее правое крыло. Эти никогда и ничего не хотят обсудить как следует, только и думают, как бы поскорее кончить и отправиться домой. Левые слушают с суровыми лицами. Центр, увлеченный решительностью и прямотой лидера моряков, слушает его слишком внимательно. Репортеры не отрываются от блокнотов.
Мэнион завладел аудиторией и знает об этом. Его звучный голос гулко разносится по притихшему залу.