460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции
Шрифт:
— Как странно все это, — в задумчивой тишине произнёс кто-то. — Зачем мы всё-таки сюда ездим?..
Каждый думал о своём. Думал и я, вспоминал, как получил свой билет в Антарктиду Билет оказался счастливым — это я понимаю уже теперь, спустя почти четверть века.
ДОРОГА В ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ МИЛЬ
Ура, мы едем в Антарктиду!
…Мне кажется, что я читаю нечто знакомое, написанное другим человеком, который был мне близок и все же был другим…
За месяц до отплытия наш гляциологический отряд насчитывал двадцать одного человека, но Василий Федотович Бурханов оказался прав, чем ближе подходило время отъезда, тем больше оказывалось в экспедиции финансовых дыр, которые надо было затыкать. В результате гляциологи оказались на борту, понеся большие численные потери. Вот каков был их состав. Руководителем отряда назначили доктора геолого-минералогических наук, профессора кафедры мерзлотоведения Московского университета Бориса Александровича Савельева. В отряд входили два старших научных сотрудника: геоморфолог Андрей Петрович Капица и я, теплофизик; четыре младших научных сотрудника: специалист по механике льда и снега Сергей Борисович Ухов, геофизик Юрий Фёдорович Дурынин, физик Анатолий Всеволодович Краснушкин, специалист по структуре льда Валерий Александрович Судаков, а также два инженера: геодезист Леонид Иванович Хрущёв и инженер — буровик Николай Иванович Казарин. Лишь девять человек вместо двадцати одного!
К моменту отъезда мы уже хорошо знали друг друга, ведь последние полгода мы с утра до вечера были вместе: составляли заявки на приборы и оборудование, выпрашивали их где только можно, а потом в подвале кафедры мерзлотоведения Московского университета сортировали, проверяли и упаковывали тысячи и тысячи приборов, проводов, химикалиев, инструментов — ведь туда, куда мы ехали, уже невозможно будет что-нибудь дослать.
Все мы были уже на «ты» и звали друг друга по именам. Исключением был наш начальник, которого мы называли в глаза по имени-отчеству, а за глаза — сокращённо: БАС.
В отряде только три человека обладали полярным опытом — БАС, Андрей Капица и Коля Казарин. БАС много лет работал и зимовал в Арктике, изучая полярные морские льды, Андрей Капица лишь год с небольшим назад вернулся после зимовки в Первой Советской антарктической экспедиции. Он строил Мирный, ходил с санно-тракторным поездом открывать внутриконтинентальную станцию Пионерская. Самый старый член нашего отряда Коля Казарин (ему было около сорока лет), которого мы из уважения к его возрасту и заслугам звали часто хотя и на «ты», но Николай Иванович, провёл более года в Антарктиде в составе Второй Советской антарктической экспедиции.
Казарин с помощью специального бурового станка должен был бурить скважины в толще снега и льда по пути движения санно-тракторного поезда. Толя Краснушкин — ироничный, с лицом и повадками Мефистофеля — будет; опускать в эти скважины специальное устройство для получения данных о плотности снега и льда на разных расстояниях от поверхности. Серёжа Ухов, чуть выше среднего роста, в очках, должен был заниматься исследованиями механических и прочностных свойств снега и льда. Я обязан был обеспечить измерение температур в скважинах во время похода, а также провести ряд температурных наблюдений в прибрежных областях. Наконец, сам БАС и его ученик — мягкий, застенчивый, улыбчивый крепыш Валерий Судаков — должны были изучать структуру снежно-ледяной толщи как во время похода, так и в лабораторных условиях. Кроме того, Валерий будет помогать и в моих работах.
Маленький, кругленький, с хитроватыми глазами Лёня Хрущёв, геодезист высшего класса, должен был осуществлять штурманское обеспечение похода, провести ряд исследований в районе станции Мирный и в прибрежной зоне.
Но все это нам лишь предстояло сделать, а пока нас разместили по прекрасным двухместным каютам теплохода «Михаил Калинин», который готовился в Рижском порту к отплытию в далёкий путь. Я оказался в одной каюте с огромным, полным энергии Андреем Капицей Забегая вперёд, скажу, что с ним вместе я прожил больше года в одной комнате нашего домика в Мирном, с ним делил каюту на теплоходе «Кооперация» по дороге домой и всегда с удовольствием вспоминаю об этом.
А теперь обратимся к записям, сделанным в то время. Они начаты с первого дня экспедиции.
День первый. День отплытия нашего экспедиционного судна. Он прошёл в томительном ожидании. Лишь в семь вечера собрались в салоне теплохода, и начальник пароходства сообщил, что вечером уйдём. Последние прощальные речи Хорошо, что я не взял с собой жену. Прощание затянулось. Сейчас уже ночь. Наконец все покинули судно. Новая команда, всем свободным от вахты находиться в своих каютах. Таможня и пограничники ведут проверку, затем прощаются:
— Большое спасибо, счастливого плавания.
Вот и все. Граница как бы отодвинулась: теперь, ещё не отплыв, мы уже по ту её сторону
По радио раздаётся повторенная в каждом уголке судна команда.
— Палубной команде стоять по местам, приготовиться к отдаче швартовых!
Подошёл буксир и начал оттягивать корму от пирса. Между стенкой и бортом зашумела, вливаясь в проход, чёрная, с мелким льдом и какими-то щепками вода. На пирсе — два пограничника и двое портовых парней, перекидывающихся словами прощания со своими знакомыми девушками из экипажа нашего судна.
Развернулись, дали тройной гудок и, набирая ход, пошли мимо редких судов причала. Сразу же нам ответил буксир, а затем загудели другие корабли. Мы идём вдоль стенки, где стоят на первый взгляд мёртвые громады. Но когда мы поравнялись с ними, неожиданно с каждой из них раздаётся густой рёв. Наше судно отвечает коротким гудком: «Спасибо» — и в ответ тоже короткий гудок. И все же один незнакомый, сияющий на чёрной воде красавец промолчал, когда мы проходили мимо. Было обидно, мы тоже не дали гудка.
День второй. Утро хмурое, слегка туманное. Разбудил «спикер» — так называется устройство, передающее во все закоулки судна нужный приказ по радио вне зависимости от того, выключено оно или нет
«Прошли 150 миль, температура воздуха плюс два градуса, воды — плюс три, ветер и волна два балла. Подъем.»
Снизили ход, гудит сирена, размеренно вращается радиолокатор на мостике. То справа то слева проплывают мимо бортов «вешки». Это не очень прямые деревянные шесты с флажком или как бы веником из прутьев на конце, кажется, неведомо как попавшие и держащиеся здесь в открытом море и делающие его сразу похожим на мелкое озеро или большой пруд, у которого из-за тумана не видно берега.