47-й самурай
Шрифт:
— Да, оябун, — скромно подтвердила молодая красавица.
— Но по пробам я вижу, что чего-то недостает.
— Понимаю.
— Ты сдерживаешься.
— Мне так трудно.
И это действительно было трудно. Сакура-сан работала уже три года и была звездой. У нее были свои поклонники, она стала знаменитостью, ей были посвящены статьи в нескольких глянцевых журналах, она могла получить хороший столик в любом ресторане в любом японском городе. Сёгун вложил в нее большие деньги, исправил расположение зубов (у нее был большой промежуток между двумя передними зубами), показывал ее лучшим дерматологам, совершенствовал ее и без того красивые ногти у самых искусных специалистов по маникюру и педикюру, нанял тренера, развивавшего мускулатуру ее гибкого, как ива, невообразимо желанного тела.
— Понимаю, как тебе трудно, — сказал Сёгун. — У Ширли Темпл это так и не получилось. И у Сандры Ди не получилось. Кое-кто считает, что это не смогла сделать и великая Джоди Фостер. Это самое сложное, что есть в нашем деле. Одна только Джуди Гарланд могла делать это чисто и безукоризненно.
— Я так стараюсь.
Проблема заключалась в следующем: Сакура в «Озорных школьницах», выпуски номер 3, 9, 17 и 26 (номер 26 имел колоссальный успех!), всегда исполняла роль жертвы. Она шла к успеху долгим путем, через эпизодические появления в кадре, в конце концов нашла себя в роли школьницы, ставшей жертвой изнасилования, и храбро шагнула к мотивам гейш, довольно успешно снявшись в сериале «Космические рейнджеры-красотки». Своей ролью в этом сериале, облаченная в нейлоновое футуристическое одеяние с отверстиями, из которых периодически показывались ее наливающиеся груди, она завоевала сердца миллионов. Но теперь ее грудь стала слишком большой и красивой, чтобы можно было и дальше сниматься в коротеньких юбочках, с волосами, забранными в детский хвостик. Ей нужно стать взрослой женщиной, или с ней все будет кончено.
Шел третий день съемок «Учительницы под черной сакурой», и пока что получалось неважно.
— Возможно, дорогая, ты слишком стараешься, — ласково произнес Сёгун.
— Мне не хватает «точек».
Это было все равно что работать без страховочной лонжи. Во всех предыдущих фильмах Сакуру «покрывали точками»: при монтаже интимные части ее тела и тел ее партнеров-мужчин прикрывались созданной с помощью компьютера мозаикой. Разумеется, это был чисто психологический момент, потому что в студии все видели все. Однако сознание того, что в определенный момент на самые сокровенные места будет наложено целомудренное пятно точек, помогало Сакуре раскрепоститься до того неистовства, которое приводило в восторг режиссеров и миллионы поклонников.
Но на определенном этапе актерской карьеры ей нужно было пойти дальше, за точки, и вступить в мир стопроцентной наготы. Разумеется, формально подобная продукция в Японии была запрещена специальным распоряжением Комиссии по этическим нормам художественного кинематографа, но, поскольку эта Комиссия была полностью подконтрольна Всеяпонскому видеообществу (ВЯВО) и поскольку Сёгун занимал пост президента ВЯВО, то есть, по сути дела, был его диктатором, он мог продавать такие фильмы, ни о чем не беспокоясь. В данном вопросе он был и преступником, и полицейским в одном лице. Работа замечательная, если только ее получить. Сёгун ее получил.
— Дорогая, ты знаешь, что суть цидзо — откровенность. Ты должна перейти в цидзо, оставить точки позади и поделиться прелестями своей женской красоты со всей Японией.
Ну а цидзо являлась сутью его империи. Цидзо: «похотливая женщина», «сладострастная женщина». В основе лежало интуитивное представление о том, что внутри каждой японской женщины, с виду такой учтивой и вежливой, трудолюбивой и скромной, за изящной внешней красотой и утонченными нарядами скрывается демон сексуального огня.
И Сёгун первым это увидел. Учительница, которую почитают и боятся, занимает центральное место в японской культуре и японских традициях; однако за классической внешностью и сдержанным достоинством лежит блудница, развратница, которая домогается своих учеников, добивается их сексуальной капитуляции, заставляет их надевать женскую одежду и в буквальном смысле насилует во всех мыслимых позах.
Все началось с учительниц и быстро перешло на другие значимые образы: стюардесс, деловых женщин, медсестер, крестьянок. И наконец, по мере того как актрисы взрослели, появилась удивительная категория «зрелых домохозяек».
Сёгун нашел золотую жилу. Деньги хлынули рекой. Голод на это оказался огромным.
— Представь это вот в каком ключе, — сказал Сёгун смущенной молодой красавице. — У нас в Японии есть свои традиции. Окружающий мир, в первую очередь американцы, жаждет нами повелевать. Эти люди готовы изменить наш образ жизни и тем самым уничтожить нас. Не атомными бомбами и огнеметами, а своей культурой, своими грубыми, агрессивными, примитивными традициями. И ты, ты, маленькая Сакура, должна встать у них на пути. Ты не просто актриса, ты солдат с передовой, самурай в этой битве с Америкой. Теперь ты понимаешь, дорогая, почему тебе так важно отыскать в себе самурайский дух, показать его перед камерами, дать нам распространить его по всей стране, стать настоящей цидзо? На самом деле цидзо — это самурай плоти.
На этот раз Сакура сыграла бесподобно.
Глава 19
ДОКТОР ОТОВА
Знаменитый доктор Отова согласился встретиться с Бобом Ли Свэггером только благодаря содействию лейтенанта в отставке Йосиды, бывшего сотрудника отдела расследования убийств полиции Осаки. Доктор Отава, человек с седыми висками, безупречно одетый, свободно владеющий несколькими языками, четко излагал свои мысли. Он не был знаком лично с лейтенантом Йосидой, но, получив от него письмо, сразу позвонил тем, кто должен был его знать (а у доктора Отовы были очень хорошие связи), и выяснил, что речь идет о замечательном человеке, почти легенде, который после выхода в отставку перебрался в Окленд, штат Калифорния, чтобы жить рядом с дочерью, вышедшей замуж за американца японского происхождения.
Доктор Отова принял Боба в своем кабинете в Токийском историческом музее — святилище древностей, похожем на собор. Это было величественное строгое здание, окруженное собственным парком. В музее доктор заведовал мечами и заслужил всемирную репутацию эксперта, специализируясь по работам мастеров семейства Бизен, работавших в пятнадцатом веке. Естественно, его кабинет представлял собой хранилище мечей: они поблескивали в стеклянных шкафах вдоль стен, десятки длинных, зловеще изогнутых клинков, представляющих высшие и наиболее совершенные произведения японского воображения за более чем тысячелетнюю историю. Музей обладал одним из лучших собраний в стране, лишь малая часть которого была выставлена на обозрение широкой публики.
— Мистер Свэггер, не желаете выпить чашечку саке?
— Благодарю вас, сэр, нет. Я конченый пьяница. Один глоток — и я слетаю с катушек.
— Понимаю. И одобряю вашу выдержку. Итак, в письме лейтенанта Йосиды говорится о том, что в Соединенных Штатах были похищены какие-то мечи стоимостью много тысяч долларов. И что похищение сопровождалось убийством. Вы, представитель Запада, недоумеваете: как может кусок железа, сделанный пятьсот лет назад для того, чтобы рубить разбойников, казнить заговорщиков и вспарывать собственные внутренности, — как он может стоить того, чтобы по прошествии стольких лет из-за него проливали кровь?