47-й самурай
Шрифт:
— Знаешь?
— Да, оябун. Я сожалею, что не узнал его в мастерской, но все произошло так неожиданно. Я…
— Нии, ближе к теме.
— Да, оябун. Простите. Мы с этим гайдзином уже встречались. Я сидел в двух рядах от него в экспрессе, идущем в Нариту. Я следил за ним от дома Яно до международного аэропорта в ту ночь, когда…
— Это тот самый гайдзин?!
— Да, оябун.
— То есть это тот самый гайдзин, который привез меч.
— Да.
— Он был дома у Яно.
— Он прожил у них несколько дней.
— Он был их близким
— Да, насколько я сейчас вспоминаю. В тот последний вечер я наблюдал с противоположной стороны улицы. Гайдзин, расставаясь, обнял всех. Я проследил за ним до Нариты и убедился в том, что он зарегистрировался на свой рейс. У меня на глазах он прошел предполетный досмотр. Потом я возвратился к вам и мы пошли домой к Яно. Вместе с Камиидзуми, Джонни Хандзо, Касимой и остальными.
— Гайдзин был знаком с Яно, — с наслаждением повторил Кондо. — Значит, это все-таки катаки-учи! О, восхитительно.
— Полагаю, мы могли бы связаться с тем полицейским инспектором из аэропорта. Он должен знать фамилию гайдзина.
— Его фамилия нам не нужна. Теперь я знаю, как его поймать. Я закину наживку, заманю его поближе и выпотрошу ему внутренности.
— А когда все будет закончено, мне можно будет совершить харакири?
— Нии, не надо быть таким эгоистом. Думай не о себе, а о своем оябуне. Ищи собственное достоинство в преданной службе. И тогда, если ты будешь вести себя хорошо, я позволю тебе покончить с собой. Но сперва, Нии, я приведу к тебе хорошенькую девчонку.
Глава 33
ПРИКАЗАНИЯ
Заказав порцию якитори, неизменно получаешь четыре вполне съедобных, даже вкусных куска мяса и один настолько отвратительный, что это даже смешно. Заведение было пропитано запахом цыплят, жарящихся на открытом огне. Ни в одном «Макдоналдсе» так приятно никогда не пахнет. За соседними столиками другие посетители жадно поглощали заказанные блюда. Боб съел сердце, съел грудку, съел желудок, съел разные другие странные части тела, но колени… Тут он остановился.
Ну, может, это были не колени. Может, это были локти. Так или иначе, на тарелке остались маленькие скрюченные кусочки блестящих жил. Их не смогло опалить даже горячее пламя жаровни за стойкой. Сказать по правде, похоже, в складках и впадинках как раз и прятались крошечные капельки белка, и, может быть, действительно голодный человек не поленился бы их выковырять, но у Боба просто не лежала к этому душа. Он обвел взглядом задымленный зал, грубые столы и неровный пол, словно ожидая увидеть Тосиро Мифуне, который ворвется сюда и начнет рубить направо и налево. Ему удалось поймать взгляд хозяйки, колдовавшей у раскаленной жаровни, и, показав пустую тарелку, объяснить, что к чему: «Принесите еще одну порцию того же самого». Боб также постучал по пустой банке из-под кока-колы, прося повторить и это. Повариха кивнула. Если бы не кока-кола, все это могло бы происходить где-нибудь в четырнадцатом столетии. Боб снова вернулся к задаче, занимавшей все его мысли.
Ему уже почти удалось найти решение. Он долго рыскал по всему Токио на мотоцикле, ища милое уединенное место для встречи с Кондо, и наконец нашел то, что доктор прописал: нужно заставить его приехать в Асакусу и пройти пешком мимо храма, где находятся все лавки. По какой-то причине это место закрывалось рано, и народу здесь было мало. Он встретится с Кондо здесь, на улице; он покажется только после того, как убедится, что его противник пришел один и не привел с собой целую банду громил. У Боба не было ни малейшего желания снова сражаться в одиночку против шестерых, а то и тридцати противников, ибо Кондо наверняка приведет с собой лучших из лучших.
И вот сейчас Боб корпел над шифром, каким бы примитивным тот ни был. Ему требовалось отыскать нужное слово в «Благородстве в неудаче», записать номер страницы, абзаца, предложения и слова, так что объявление приобретало следующий вид: «Дорогая Юки, 233-2-4-3», что означало страницу 233, второй абзац, четвертое предложение, третье слово. И дальше в том же духе; полная белиберда, если не знать ключ. А в расшифрованном виде сообщение примет следующий вид: «Асакуса, Храмовая улица, сегодня в полночь, один».
Боб ощутил ее присутствие до того, как увидел ее. Она вошла в зал решительным шагом, по-мужски, как это было в ее духе, и тут же направилась к нему. Он как можно дольше не поднимал взгляд.
— Я уже почти закончил. Кажется, все получилось как нельзя лучше.
Прошло еще несколько минут, а когда работа была наконец закончена и Боб смог от нее оторваться, хозяйка принесла блюдо с расчлененным цыпленком и новую банку кока-колы, спросила у Сьюзен, чего хочет та, и, получив заказ только на напиток, удалилась.
— Тебе сегодня вечером к нам и близко подходить нельзя — мало ли что случится. Но я хотел показать тебе, чем занимаюсь, — я ведь обещал держать тебя в курсе.
Только сейчас Боб наконец поднял взгляд и сразу почувствовал что-то неладное.
— Ну хорошо, — сказал он, — что случилось? Ты не произнесла ни слова.
— Помнишь, я как-то предупредила тебя, что терпеть не могу пустой треп?
— Помню.
— Не буду начинать и сейчас. Выскажусь честно и откровенно. Чтобы ты не смог потом говорить, будто я тебя обманула.
— Господи, Сьюзен, мне совсем не нравится такое начало.
— Свэггер, я прикрываю твою лавочку. Все кончено. Довольно. Пора возвращаться домой.
Боб не ощутил ни злости, ни гнева, ни чувства того, что его предали. Молодая женщина и раньше не притворялась, будто полностью его поддерживает, и всегда предупреждала, что будет поступать в соответствии с законами и своим долгом, а не с чувствами. Она никогда не разделяла его самурайский настрой. По дороге из мастерской полировщика, взглянув на пропитавшиеся кровью брюки Боба и кровавые брызги у него на лице, Сьюзен спросила только: