47-й самурай
Шрифт:
На глазах у Нии с неторопливой точностью из чего-то обыденного получалось творение красоты. То, что вначале казалось обыкновенным куском старой стали, поцарапанной, обшарпанной, тронутой пятнами ржавчины, приобрело фактуру и цвет. Лезвие не блестело отраженным светом — оно сияло, словно подсвеченное изнутри. Казалось, после удаления с поверхности старого металла оно снова обрело жизнь и силы. Расплывчатая, неясная полоса канавки проходила через все лезвие; острие было беспощадно жестоким в своем совершенстве — пара дюймов смертоносной стали, готовой разрезать все, что угодно. Более мягкий металл
Старик работал сосредоточенно, не видя перед собой ничего, кроме лезвия, которое держал в шести дюймах от лица. Невозмутимый и хладнокровный, он не обращал никакого внимания на боевиков якудзы, тем самым показывая им, какие они никчемные, несмотря на силу и внешний лоск. Старик жил своей работой. Он вынужден был смириться с этим в тот день несколько недель назад, когда они нагрянули к нему домой с пистолетами и большой пачкой денег.
— Ты выполнишь эту работу. И пока никакой другой работы делать не будешь. Ты сохранишь все в полной тайне. За тобой будут следить. Ты должен закончить к первой неделе декабря.
— Я не успею к этому сроку.
— Успеешь, — сказал ему Кондо. — Несомненно, ты знаешь, кто я такой и что я могу. Мне очень не хотелось бы проливать твою кровь…
— Жизнь, смерть — какая разница.
— Для тебя в твои восемьдесят лет, возможно, никакой разницы и нет, но, наверное, она есть для твоих детей, внуков, их жен, друзей и так далее. Мы оставим в этом городке огромную дыру.
Старик скрепя сердце вынужден был согласиться. Он полностью отдался лезвию. Да и какой у него был выбор?
И вот работа почти закончена. Еще один придирчивый взгляд, последнее прикосновение абразивного камня, наслаждение полной силой…
— Нии! — окликнул кто-то.
Встрепенувшись, Нии увидел, что старик перестал шлифовать меч, чего прежде не случалось ни разу. Это его встревожило.
И тут он услышал: кто-то колотит в дверь.
— Что это такое? — недовольно спросил Нии.
— Это какой-то гайдзин. Глупый гайдзин.
— Твою мать. Ладно, я от него отделаюсь, — сказал Нии. — А ты — за работу.
Однако старик почему-то не вернулся к работе. Он пристально посмотрел на Нии, словно увидел его впервые в жизни или словно ему было что-то известно. И улыбнулся.
Старик заговорил впервые за несколько недель.
— Это будет здорово, — сказал он.
Боб что есть силы заколотил в дверь. Изнутри донесся какой-то шум. Подергав заручку, Боб ощутил, как болтается в косяке язычок замка. Он снова заколотил в дверь.
— Эй! — закричал Боб. — Эй, черт побери, открывайте! Мне нужно отполировать один меч!
Внутри снова послышались какие-то звуки, и сквозь щелку в жалюзи за стеклом Боб уловил тень движения. То, что он разглядел еще, произвело на него впечатление: полки, на них что-то похожее на коробки из-под обуви, а в коробках камни, плоские и зазубренные, все разной формы, фактуры и цвета.
— Эй, — снова закричал Боб, — черт побери, у меня есть меч! Хотите хорошо заработать? Я плачу большие деньги. Вам что, не нужна работа? Ну же, черт бы вас побрал, открывайте, мать вашу!
Все это продолжалось минуты три: шумный пьяный гайдзин, который не успокоится, пока не добьется своего.
— Я слышу, что вы там! Я слышу, что вы там, открывайте же, черт возьми!
Наконец Боб разглядел в темноте движение, которое вскоре оформилось в двух молодых верзил в костюмах. У них были непроницаемые лица, один был в очках. В каждом фунтов по двести сорок при полном отсутствии шеи. Короткие толстые руки, чуть согнутые, потому что накачанные мышцы не давали им полностью распрямиться.
Они подошли к двери, послышался щелчок отпираемого замка. Дверь приоткрылась, но только на дюйм. Оба верзилы заслонили собой вход, массивные, сильные, уверенные в себе.
— Эй, послушайте, я…
— Ты есть уходить. Мастерской закрыта. Здесь никого нет. Он уезжать. А сейчас уходить, пожалуйста.
— Ну же, ребята, — с воинственным упрямством пьяного настаивал Боб, — я купил эту штуку за тысячу зеленых. Мне нужно ее надраить. Это ведь то самое место, разве нет? Тот тип сказал мне, что здесь их начищают очень хорошо. Ну же, впустите меня, дайте поговорить с этим парнем.
Он протянул вакидзаси в белых ножнах и с белой рукоятью.
— Сейчас уходить, пожалуйста. Здесь никого нет. Мастер уезжать. Надо искать другой место. Здесь вам ничего не сделать.
— Ребята, да я просто хочу…
— Здесь вам ничего не сделать.
Дверь захлопнулась, щелкнул замок.
Верзилы ушли и скрылись в дальнем помещении.
Выждав немного, Боб сунул руку в карман и достал стальную отмычку. Щелчок замка сообщил ему, что это самый обыкновенный замок, с которым можно справиться в два счета. Засунув отмычку в замок, Боб нащупал деликатную паутину сувальд и рычажков и покрутил из стороны в сторону, чувствуя, как сувальды поочередно переходят в нужное положение. Убрав отмычку, он взял вместо нее пластиковую кредитную карточку, вставил ее в щель между дверью и косяком и начал медленно постукивать ею снизу вверх, мягко и настойчиво, снимая щеколду с подпружиненного рычага. Через две секунды щеколда резко дернулась, уступая настойчивым домогательствам, — и дверь распахнулась.
Боб шагнул в темноту.
— Эй, — окликнул он, — есть кто-нибудь дома? Черт возьми, дверь открыта, наверное, вы забыли ее запереть.
За занавеской послышался шорох ног, слова, произнесенные шепотом.
Пошатываясь, Боб двинулся вперед, шагнул за занавеску и оказался в просторном помещении. Его взору открылась странная картина. На возвышении восседал старичок, с волосами как у хиппи и в очках как у космонавта, держа лезвие, которое Боб мгновенно узнал по форме и длине. Однако сейчас оно сияло, словно ювелирное украшение.