4891
Шрифт:
— Гель для дупы?! — в сильнейшем недоумении воскликнул Баобабский, как только первооткрыватель Особого пути вежливо представился ему. — На кой хер мне сдался твой сраный гель для жопы, припарок?! Я что, по-твоему, педик, да?! А ты, хотя бы, знаешь, к кому приперся, урод?! Может, тебя заказать?! Вы только посмотрите на этого кретина?! Эй, кто-нибудь, ну-ка вышвырните эту бородатую скотину вон!! ВОН!!! ПОШЕЛ ВОН!!!
Как известно, Баобабский был падок на девочек, в пользу чего свидетельствует даже его фамилия. В Содружестве Непродыхаемых Газенвагенов о сексуальных предпочтениях пузыря было известно даже младенцам. Девушки с внешностью моделей бегали за Баобабским табунами. Он щедро платил им, меняя даже чаще, чем спортивные самокаты. В общем, вышло досадное недоразумение. Телохранители грубо схватили Дупу и за шиворот выволокли в коридор, по дороге пиная, по чем попало.
— Накостыляйте-ка ему еще, чисто для ума! — вопил вслед удаляющемуся Дупе разъяренный Баобабский. — Я
Понятно, что мстительный от природы Дупа не позабыл старой обиды и, когда опричники взялись за пузыря, воспользовался случаем, чтобы рассчитаться с ним сполна.
Материал, подготовленный Дупой на Баобабского, разил наповал.
Думаете, Дупа воплотил свою старую угрозу и доказал, будто Баобабский — очередной Понтий из Эйлата, задумавший устроить обитателям Содружества Непросыхаемых Газенвагенов новую Голгофу? Как бы не так. Его месть была гораздо утонченнее. Подготавливая предьяву к Баобабскому, Дупа оперся на канонический Откровенник апостола Иоанна, являющийся неотъемлемой частью Начертания, где в мельчайших деталях описан Апоколлапсис Ссудного дня. То есть, некое резонансное событие из недалекого будущего, когда в Дом явится ужасный Коллектор Ссудного Дня, предъявит к оплате счета и, когда жильцы не сумеют их погасить, объявит всех банкротами и низвергнет в бездонную долговую яму, а имущество должников конфискует и пустит с молотка.
Конечно, пророчества из битого молью Откровенника были известны давно и не воспринимались общественностью всерьез. Да мало ли что там пригрезилось какому-то впечатлительному Иоанну, который, еще не факт, что был историческим персонажем. Но, Гелий Дупа правильно угадал момент, и его зерна упали в благодатную почву. После Перекраски, Перестановки и Шоковой терапии, доведенные до полнейшей прострации бывшие стройбаны, стали легкой добычей для манипуляторов.
— Семь печатей будет сломано, семь горнистов вострубят, и семь частей гнева Архитектора обрушатся на неправедных! — надрывался Дупа. Усиленное громкоговорителем, эхо еще долго гуляло по отсекам. Чепуха, возразите вы? Как бы не так! На беду Баобабского, пузырей оказалось ровно столько же. И у каждого имелось по гербовой печати, пузыри запросто пускали их в ход, обтяпывая свои темные делишки.
— И явится нам на погибель Коллектор Ссудного дня, мерзкое чудовище о семи головах, и многие из жильцов, ослабнув духом, падут перед зверем ниц, уверовав: он — Спасатель!
— Вот, сука! — в бессильной ярости скрежетал шикарными искусственными зубами Баобабский, всматриваясь в вытянувшиеся лица партнеров по Семипузырщине: Отмывайского, Армагеддонского, Офшорского, Киллерова, Арахиса Фримэна и Чупа-Кабры. — Наглухо нас валит, еблан! Надо было этого педика бородатого на первой же стрелке завалить!
Надо было. Но, как говорится в старинной пословице сидней: хороша ложка к обеду. Конечно, в других обстоятельствах, пузыри прихлопнули бы Дупу, как навозную муху. Но, повторяю, он улучил подходящий момент, и обличительные цитаты из Откровенника про глады, моры, разруху и засуху, которыми Дупа сеял направо и налево, нашли горячий отклик в трепещущих сердцах стройбанов, ибо жилищные условия, в которых они очутились стараниями семерых пузырей, были точно такими же. А то — и хуже.
— Всю малину обосрал, сука такая! — констатировал Баобабский, кидаясь в бега. Уже вдогонку его объявили Христопродавцем. Из-за скандала с мини-футбольным клубом, прикупленным им по бросовой цене. Заполучив клуб, Баобабский тут же избавился от престарелого форварда Христо Стоичкова, весьма некстати потерявшего спортивную форму. Сплетники судачили, Баобабский ее у Стоичкова и спер, самолично прокравшись в раздевалку перед ответственным матчем, чтобы спихнуть прославленного бомбардира в полцены. Наверное, и здесь не обошлось без происков мстительного Гелия Дупы, сполна расквитавшегося со своим обидчиком. Так или иначе, Семипузырщина сдулась с позорным звуком и опала. Баобабскому посчастливилось сбежать. Он предался в руки консула наглосаксов, был объявлен политическим беженцем и эвакуирован в Пентхаус по дипломатическому пневмопроводу вместе с частью незаконно присвоенного в Соборе воздуха. Офшорский попросил политического убежища в своем Офшаре на Каймановом плоту, куда успел накачать порядком краденной дыхсмеси, и его просьба была удовлетворена. Арахис Фримэн подал заявление, умоляя принять его на поруки в младшие опричники. А вот Армагеддонский серьезно попал. Сначала на воздух, который у него откачали практически весь. А затем и чисто физически, то есть, с конкретным ущербом для здоровья. Схватив пузыря, опричники засадили его в спецшкаф, кишащий выведенными еще соглядатаями клопами-мутантами, специально надрессированными, чтобы соскабливать с предателей Красноблока жир до костей, если трибунал приговаривал тех к конфискации всего лично принадлежащего им имущества. Уже сильно обглоданного, этого некогда амбициозного до заносчивости жидчика посетил нотариус, чтобы, для порядка засвидетельствовав вменяемость, следующим шагом переоформить неправедно нажитую собственность на лиц с чистыми руками и пламенными сердцами. Из скромности,
Утвердившись в Домкоме, опричники первым делом выкинули из аббревиатуры приставку Дом, передав ее в лизинг владельцам Кривоговорящих зеркал, служить брендом популярному у бывших стройбанов ток-шоу, чтобы те глядели и радовались. Ну а сами, тем временем, занялись весьма непростым делом собирательства кровных квадратных метров жилплощади, отторгнутых у Собора по ходу последовавшей за Перекраской Перестановки.
Справедливости ради, отмечу все же, что собирательство обуяло Опричнину далеко не сразу. Сперва она вежливо стучалась в парадные двери ЕвроПериметра, предлагая на паях перенести его много ниже. Ориентировочно: опустив на уровень остатков Великой Чайной Перегородки, установленной чайниками в незапамятные времена, когда они только застолбили за собой Подвал.
— Западное крыло — наш общий Дом, мы, горой, можно сказать, стоим за сквозную нумерацию этажей и скоростные лифты общего пользования, следующие без пересадок из Пентхауса в Подвал и обратно, — не ленилась подчеркивать Опричнина, ясно давая понять, что не станет возражать и против централизованного снабжения отсеков воздухом из Федерального Резервуара. Более того, до такой степени доверят деловым партнерам из Биллиардного клуба, что готова передать свою, припасенную на непредвиденные случаи дыхсмесь из так называемого стабилизационного запаса Нацбанки, на ответхранение в вышеобозначенную емкость. Самое сокровенное, дескать, отдаем. Но, где-то, на самом верху, Опричнине дали от ворот поворот. Сначала ей аккуратно напомнили о недопустимости методов, какими она соскоблила жирок с Семипузырщины. Затем вежливо намекнули: переносить ЕвроПериметр никто не намерен. Об этом, мол, и речи быть не может, слишком уж затратно, да и чайников не хотелось бы обижать. Что за изоляционизм с явными признаками расовой дискриминации, скажут они, мы на вас пашем в поте лица, как проклятые, а вы нас — еще и в резервацию сажаете? Так мы и без нее — невыездные практически все, за исключением высокопоставленных членов КПП — Коммунистической партии Подвала. Со сквозными лифтами тоже вышел облом, месье Шенген недвусмысленно высказался против них, мотивируя отказ заботой о стенках кабин, которые стройбаны обязательно испишут всяческими непристойностями и картинками порнографического содержания. Опричнина решила обидеться, что, дескать, за наклеп, и вот тогда-то ей доходчиво разъяснили на пальцах: Собор, хоть и всего лишь фрагмент расчлененного Красноблока, великоват для Западного крыла. Только тронь ЕвроПериметр — возможны осадки, чреватые трещинами и другими неприятностями. Да, признавали управдомы Западного крыла, мы пускали вашего Консенсуса в Биллиардный клуб, ему даже разрешалось подержаться за кий, но это исключение было сделано в знак поощрения Перекраски, начатой им по собственному почину. Вот если вы разукрупните Содружество Непродыхаемых Газенвагенов, чтобы их вместо трех стало десять, а лучше, двадцать пять, тогда, возможно, по частям и в порядке очереди…
Опричнина не без оснований заподозрила, что ее дурачат. Снова делиться? — сказала себе она. Хуйня полнейшая, это же больно! — И — закусила удила, объявив, что пойдет своим, нетрадиционным путем, где все будет ПУТЕМ для всех обитателей традиционной сексуальной ориентации. Вот тут-то ей и понадобился Гелий Дупа, причем, остро, поскольку, хвастаясь уникальностью выдуманного ею Опричного Пути, Опричнина отчаянно блефовала. Никакого Пути у нее даже близко не было, НИ В ПЕРВОМ ПРИБЛИЖЕНИИ, НИ ВО ВТОРОМ, НИ В ТРЕТЬЕМ, даром, что девичья фамилия Опричнины была созвучной этому красивому слову — Путь… Ну и что с того, что созвучной, если от альтернативного Светлого чердака Основоположников стройбаны отказались еще в Перекраску по вине Консенсуса, а его изобретателей, Карла Мракса, Фридриха Эндшпиля и Ульяна Вабанка, предали анафеме? Значит, путь на их Светлый чердак отныне им был заказан. Стройки века заморозили, краны разобрали и порезали на металл, собственными руками фактически опустив себя на уровень цоколя. Добровольно и ничего не требуя взамен, как теперь утверждали члены Биллиардного клуба.
— Кидаловом попахивает, — констатировала Опричнина. Но, повторяю, поделать с этим ничего не могла. Зажатому между Подвалом и Западным крылом, Содружеству Непродыхаемых Газенвагенов просто некуда стало расширяться при всем желании. Это было невозможно чисто физически, ибо, когда соглашаешься стать цоколем, о крыше возбраняется даже мечтать. Сколько бы новых этажей не выгнали опричники в сложившихся обстоятельствах, даже если бы такая затея пришла им на ум, ненавистное Западное крыло только выиграло бы, поднявшись на соответствующую высоту.
— Так не пойдет, — резюмировала Опричнина. Двигаться в обратном направлении, навстречу Подвалу, тоже было нельзя. Там бы не поняли, самое малое. Хуже того, могли запросто подмять. Подвал сегодня стал столь необъятен, что способен проглотить с десяток Содружеств Непросыхаемых Газенвагенов, не поморщившись, как это случилось с подсобкой Далай-Ламы, ставшего, по милости чайников, Долой-Ламой в изгнании. Чайники как гаркнули хором: ДОЛОЙ!!! Он, бедный, куском фанеры полетел…
Быть Опричниной в изгнании Опричнине определенно не улыбалось.