4891
Шрифт:
Мысль о былинном храбреце Иване Сусанине окончательно уверила Опричнину в том, что появление Гелия Дупы — знак судьбы. Потому что мелькнула у нее и другая, рефлекторная мысль: позвать новоявленного джина в сортир и замочить там по всем правилам воинского искусства.
С этим всегда успеется, — одернула себя Опричнина и велела Дупе браться за дело. А, как только он взялся, поняла, что не прогадала. Более того. Со временем энергичный и самоуверенный Дупа стал представляться ей чем-то вроде света в зарешеченном и заложенном силикатным кирпичом окошке, ухитрившимся пробиться снаружи в мрачный опричный СИЗО.
— Дерзай, — сказала Опричнина, и слепая звезда Гелия Дупы взошла на небосклоне, отгороженном
***
Получив высочайшее благословение, Гелий занялся подготовкой Особого пути, засучив рукава и деловито забросив окладистую бороду за спину, чтобы не путалась под ногами. Для начала, им были подчищены кое-какие хвосты, оставленные Опричниной в Перекраску. Так, выступая по Кривоговорящим зеркалам, куда его раньше, при Давидовичах, на пушечный выстрел не подпускали, Дупа вкрадчиво разъяснил стройбанам, что Перекраска была тщательно продуманной Опричниной спецоперацией, преследовавшей своей целью выявить и изолировать расплодившихся под конец Застоя воздуха тунеядцев, рвачей, спекулянтов и прочих гадов, разуверившихся в светлых идеалах Героического Пути на Светлый Чердак, но умело скрывавших свое подлое рыло нацпредателей под личинами честных стройбанов. План соглядатаев был прост, как все гениальное. Они провели такую себе разведку боем. Как бы нечаянно забыли на столе у ренегата Якова Льва, первого зама Консенсуса по Перекраске и тайного члена Бильярдного клуба, список самых перспективных Кладовок, где можно хапнуть много и сразу. Яков Лев немедленно сплавил инсайдерскую инфу будущим живчикам, которых курировал лично. Обогащайтесь, мол, родные рвачи и скупердяи. Живчики ринулись в кладовки, и давай обрастать жирком, хапая все подряд, а соглядатаи, для маскировки прикинулись Опричниной и выжидали случая, чтобы взять всю компанию с поличным, как и задумывалось изначально. Обложили по условленному сигналу, запаковали в воронки и мигом отжали награбленное.
Куда именно отжали, Гелий Дупа не уточнял, само собой подразумевалось, ценности перемещены в надежное место, где им больше не угрожает недремлющий внутренний враг.
— Очень недурно, — оценила первые шаги Дупы Опричнина. — Но зачем было нужно ворошить старое?
— Суть предначертанного сидням пути состоит в том, что он лежит на Голгофу, — многозначительно пояснил Дупа.
— Нам туда не надо! — всполошилась Опричнина.
— Мы туда и не попадем, — заверил Дупа и, в подтверждение своих слов, осенил бороду знамением Спасателя. — Я же не самоубийца, это ж грех большой. Но нам никто не промешает послать на Голгофу сидней…
— Совсем другое дело, — немного успокоилась Опричнина.
— Отправляя сидней на Голгофу, не следует забывать о чистоте рук. Вспомните хотя бы Понтия из Эйлата, хозяин. Он свои руки мылом Safeguard оттирал. Я сделал то же самое.
— У нас завсегда — чистые руки, — набычилась Опричнина. — Прописная для каждого пионера истина. Чистые руки и пламенные сердца. Стыдно такого не знать, борода, в твоем-то возрасте…
— Я решил перестраховаться…
— Проехали, — не стала препираться Опричнина. — Дальше-то что?
— Кроме того, очутившись на лобном месте, мученики не должны заподозрить, что их кинули через причинное…
— Ну, допустим, — с неохотой согласилась Опричнина. — Продолжай.
— Вера и свободомыслие — взаимоисключающие поведенческие паттерны, — изрек Дупа. — Я мыслю, значит, я — существую, любил повторять Декарт. Нас такое — точно не устраивает. Наш девиз: ВЕРА В ОПРИЧНИНУ — ЭТО ЖИЗНЬ.
— Нормальный слоган, — согласилась Опричнина. — Жизнеутверждающий. С пивом покатит…
— Только обязательно надо, чтобы даже при зрении в минус пять диоптрий
— Ну это мы запросто им устроим, — оживилась заскучавшая было Опричнина, энергично потирая ладони. — Сейчас только старые соглядатайские кадры мобилизуем, и вперед. Еще и кадыровцев на усиление кадрам пришлем. Чтобы уж наверняка…
Сказано — сделано. С мыслительными процессами покончили в момент, переловив и переименовав либералов, запятнавших себя сотрудничеством с Баобабским и его партнерами по Семипузырщине, в либерастов. Те мигом притихли, поскольку, хотя минуло немало лет, народная память о том, что сталось с Гей-парадом в каптерке на День ВДВ, была жива. Лишь отдельные либерасты, самые пронырливые, кому посчастливилось дернуть в Пентхаус, осмеливались гнать пургу на родной Собор. С ними не церемонились, боролись дистанционно, угощая шоколадным ассорти с урановой пастилой. Вышло даже эффективнее, чем при соглядатаях. Впрочем, долго возиться со свободомыслием не пришлось еще и потому, что стройбаны, в массе, устали думать еще в Шоковую терапию. Дупа оказался прав. Стройбанская общественность истосковалась по Твердой Руке в Ежовых Рукавицах и славила Опричнину совершенно искренне, с упоением повторяя слоган с плакатов, развешанных повсюду по распоряжению Дупы:
ОПРИЧНИК — ЕДИНСТВЕННЫЙ ДРУГ СТРОЙБАНА!
Или в другом варианте:
ОПРИЧНИК — ЕСТЕСТВЕННЫЙ ДРУГ СТРОЙБАНА!
— Как и не красили, в Перекраску-то… — похвалялся феноменальными успехами Дупа.
— Неплохо, неплохо, — нахваливала его Опричнина, принимая торжественный парад по случаю очередного Дня Опричника Эти помпезные мероприятия проводились теперь регулярно. — Но у меня вопрос, Джин.
— Слушаю, хозяин, — с половым поклоном отвечал Дупа.
— Что-то я не пойму: когда же наши колонны выступят победным маршем по разработанному тобой Особому пути? А то, поди, застоялись кони в стойлах…
— Так ведь они уже идут, разве не так? — сверкнул полубезумными глазами Дупа — ни дать, ни взять: Распутин, почуявший мышьяк в откушенном пирожном…
— Ты не гони, — посуровела Опричнина. — Ни сегодня, так завтра какая-то языкатая сволочь ляпнет: СОБРы — топчутся на месте…
— Это вряд ли, — горделиво поправив бороду, заверил Дупа: мы ж им зашили рты.
— Все равно, как-то маловато драйва, — не стала скрывать неудовольствия Опричнина.
— Драйв будет, повелитель, — обещал Дупа. И издал фундаментальный труд по Домостроительству, в котором аргументированно доказал, что в минувшую эпоху двух фактически равнозначных башен, когда Красноблок и Западное крыло соперничали, чья крыша ближе к Седьмому небу (Дупа нарек это времечко Периодом Двух Крыш), был достигнут паритет в распределении нагрузок на грунты, служивший главным залогом устойчивости конструкций.
— Представьте себе лыжника, пробирающегося через снега Заколоченной лоджии на одной лыже вместо двух, и только тогда поймете весь драматизм положения, в которое мы попали, непродуманными действиями начав Перекраску, — писал Дупа во введении. — Ведь как оно раньше-то было: мы, считайте, имели сакральный Домоуклад, целиком отвечавший свойственной дикой природе симметричности. Сверху у нас было два кита, Красноблок и Западное крыло, которые, противостоя друг другу, одновременно друг друга уравновешивали в полном соответствии с постулатом научного Мраксизма про единство и борьбу противоположностей или Инь и Ян, как принято выражаться у чайников. А сейчас, господа-товарищи, бардак…