50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки
Шрифт:
«Застольная песня» — это ария «на двоих». Ее начинает Альфред, он поднимает тост за любовь. Виолетта продолжает его мысль, но поскольку серьезные чувства — не ее стихия, она расставляет другие акценты и пьет за «наслаждение» и «веселье».
«Верьте, что все в этом мире ничтожно, Важно веселье одно… Ловите,И все же в этот вечер ей предстоит впервые задуматься о чем-то более глубоком, чем то, как бы повеселее сжечь еще один день своей бессмысленно уходящей жизни.
Бравурный, праздничный эффект «Застольной песни» основан на сочетании очень простых вещей: энергичного ритма вальса и широких жестов мелодии. Все это воплощено в роскошном, ярком звучании высоких голосов (тенора и сопрано), всей массы оркестра и хора, дружно подхватывающего тост в припевах.
Еще один случай необыкновенно эффектной и широко популярной застольной песни, но в другом роде.
ВАЖНО ЗНАТЬ:
Эскамильо — это не скромный Альфред Жермон из «Травиаты». Он тореадор, кумир всей Севильи, герой без страха и упрека, великодушный и щедрый друг и любовник, красавец и щеголь. На сцене он появляется под восторженные крики толпы и женский визг.
Дело происходит в севильской таверне, где собирается местное полукриминальное общество и солдаты. Лейтенант Цунига учтиво предлагает тост за будущие победы тореро, и Эскамильо с кубком в руке произносит ответную речь. Смысл ее в том, что тореадор — это тоже воин, солдат, постоянно рискующей своей жизнью. Эту мысль он без ложной скромности разворачивает в красочную презентацию собственного героизма.
«Бык обезумел. В бешенстве диком Брызжет слюной, ревет, глаза мечут огонь! А ты, тореро, хладнокровен, Хотя сейчас не бык, а дьявол пред тобой!»Красноречие Эскамильо подогревается женским восторгом и особенно пристальным взглядом черноокой цыганской красотки Кармен. Это ей адресована многозначительная фраза в конце каждого припева:
«И ждет тебя любовь, тореадор, Да, ждет тебя любовь!»Волшебное слово «l’amour» хором подхватывают все присутствующие и — отдельно от всех — Кармен. Это первая искра в ее романе с Эскамильо и начало всех бед для Хосе.
Музыка Куплетов тореадора написана в жанре испанского болеро с припевом в виде бравого марша. Прямые линии, четкие штрихи, перпендикулярная сетка ритма и блестящий, как золотая вышивка на «трахе де лусес» (костюм тореадора), оркестр. К последнему аккорду его «Куплетов» становится совершенно ясно — у Хосе нет ни одного шанса удержать Кармен.
Застольная ария Германа — совершенно особая. Не только потому, что поет ее он за карточным, а не за каким-нибудь еще столом. Чтобы понять смысл этой арии и почувствовать ее эмоциональный заряд, нужно знать то, что ей предшествовало в опере.
ВАЖНО ЗНАТЬ:
Герман в опере Чайковского и Германн из повести Пушкина похожи не больше, чем два совершенно разных человека со случайным сходством имен и некоторых обстоятельств жизни. Автор либретто оперы Модест Чайковский (младший брат композитора) создал практически новую фабулу, изменив главного героя до неузнаваемости. Он почти ничем не напоминает странного пушкинского Германна, одновременно одержимого и хладнокровного, и использующего Лизу как средство достижения своей главной цели — получить богатство и власть.
Оперный Герман не такой. Все его несчастья начинаются с вполне понятного и вызывающего сочувствие мотива: он страстно и нежно влюблен в Лизу. Деньги ему нужны только для того, чтобы стать с ней вровень (в опере она богата), иначе у него — бедного офицера — нет никаких шансов быть с любимой. Причем, ему необходимо сделать это немедленно, пока Лиза не вышла замуж за другого — у нее уже есть жених (князь Елецкий).
Единственная возможность быстро достичь цели — выиграть в карты состояние. Поэтому, как только он совершенно случайно узнает о том, что существует особая, выигрышная комбинация карт, которую, якобы, хранит в тайне старая Графиня, он начинает действовать со всей пылкостью своего характера.
Дальше с ним происходит интересная психологическая метаморфоза: он так увлекается своей задачей узнать тайну трех карт, что сама Лиза и любовь к ней отодвигается в его сознании на второй план. Теперь ее место занимает роковая старуха с ее тайным знанием. В этот момент он сближается с пушкинским Гарманном. Его одержимость выходит за грань здравого рассудка.
Свою застольную песнь Герман поет не в начале оперы, как это бывает обычно, а в самом конце, в игорном доме, в тот момент, когда уже две карты из трех (тройка и семерка), подсказанных ему призраком мертвой Графини, «выигрывают сряду». Если до сих пор он сомневался, то теперь для него ясно как день, что вся эта легенда — чистая правда, и остается только поставить третью карту — туз, чтобы получить все эти груды денег.