50 великих монастырей
Шрифт:
Начиная с XV в. Гареджийские монастыри существовали настолько скудно, что не могли управлять даже собственными земельными угодьями. Опустели все обители, кроме Додос-Рка и самой лавры. Но царь Александр (1412–1442), который стремился восстановить Грузию, для чего не жалел усилий, не оставил без своего внимания и Гареджийскую пустынь. Но до середины XVI в. все сводилось к тому, чтобы сохранить в оставшихся монастырях хотя бы насельников.
Последующие грузинские цари, а также кахетинские богачи стали жертвовать в обители вклады. На их пожертвования (например, Я. Чавчавадзе и др.) во второй половине XVI в. началось возведение церквей и сторожевых башен, и среди них – башня Чичхитури, ставшая форпостом лавры и до настоящего времени сохранившаяся лучше других. Хотя часть верхних ее этажей обвалилась, но исследователи установили, что была она трехэтажной. В нижний этаж
В нижнем дворе лавры до сих пор сохранились пещеры святых Давида и Лукиана, которые, по предположениям исследователей, были естественного происхождения, а уж потом их приспособили под жилье. Остальные пещерные кельи и церкви вырублены в скалах. Грузинские реставраторы обновили древние стены, исправили во дворе обе башни, одна из которых (более монументальная) называется «башня царя Александра». Она названа в память о ее строителе – кахетинском царе, затворившемся в лавре и погребенном в пещерной во имя церкви святителя Николая в самом начале XVII в. В этой башне сохранились следы фресковой живописи XVII–XVIII вв.
Если подняться на вершину Гареджийского кряжа, то сверху можно увидеть на севере башню соседнего монастыря Додос-Рка, а чуть восточнее – башню Чичхитури. В ясный день, когда прозрачны бесконечные горные дали, на фоне снежных вершин Кавказа виден весь Тбилиси с горой Мтацминда и крепостью Нарикала.
Двигаясь от лавры Давид-Гареджи вдоль кряжа на восток, можно добраться до развалин монастыря Бертубани, который сыграл особую роль в развитии гареджийской фресковой живописи. На стенах монастырской пещерной трапезной и церкви были созданы образцы духовной живописи великим мастером, имя которого до нас, к сожалению, не дошло. Но даже копии этих удивительных фресок, сделанные в 1920-е гг. для организации в Берлине выставки грузинского искусства, произвели огромное впечатление на западных искусствоведов. Они были потрясены оригинальностью грузинского мастера, который своим творчеством предвосхитил многие черты раннего итальянского Возрождения.
Академик Г. Н. Чубинашвили, искусствовед и археолог, предположил, что автором фресок монастыря Бертубани был не простой монах, а светский художник. Может быть, даже из числа приближенных к царице Тамар, потому что он создал на монастырских стенах фресковые портреты царицы и ее сына Георгия с такими подробностями, какие не мог знать человек, далекий от придворной жизни.
Здания храма и трапезной в Бертубани давно уже лежат в развалинах, да и судьба древнего мастера сложилась, видимо, трагически. Скорее всего, он погиб во время нашествия татаро-монголов, разрушивших в XIII в. Гареджийские монастыри. Но художественные памятники Давид-Гареджи, с самого начала своего возникновения занявшей значительное место в жизни и культуре грузинского народа, частично сохранились на самом горном кряже, а частично в художественных музеях Тбилиси. В них запечатлена история грузинского народа и его культуры – история, полная трагической борьбы с многочисленными завоевателями и высоких взлетов в искусстве.
В монастырях Эфиопии
Библия, летописи и египетские книги говорят о существовании Эфиопии за 1500 лет до Рождества Христова. Когда христианство пришло на эту землю, здесь было богатое и сильное государство. Первыми проповедниками веры Христовой были апостолы Фома и Филипп и евангелист Марк, но сначала христианство много страдало от язычников.
В IV в. жители Тира предприняли путешествие в Эфиопию. Сначала плавание проходило благополучно, но в Красном море внезапно разразилась сильная буря, выбросившая путешественников на берег. Местные жители убили всех, кроме двух юношей – Фрументия и Эдессия, которых продали аксумскому царю. Сначала их заподозрили в недобрых намерениях, но вскоре убедились в их невиновности и отпустили. Оба они много потрудились для распространения в Эфиопии света веры Христовой, а Фрументий впоследствии был поставлен епископом Эфиопской церкви. Благодаря его неустанным трудам христианство из Аксума распространилось по всей Эфиопии.
В IV в. аксумский царь Эзана ввел христианство в качестве государственной религии, и уже в начале VI в., как пишет в своем исследовании С. Б. Чернецов, в стране появились монастыри. Основателями их считаются египетские и сирийские монахи, бежавшие на рубеже V–VI вв. из Византийской империи, когда там начали преследовать монофизитов. В Аксумском царстве они нашли и убежище, и широкий простор для деятельности, а роль самих монастырей
Монастырский устав был очень строгим, но некоторые эфиопские монахи все равно считали жизнь в монастыре роскошной и потому уходили в отшельники. Они жили просто, чтобы ничто не отвлекало их от служения Господу, и верили, что служить Богу можно и созерцая природу, потому что она – книга, написанная им самим. Поэтому эфиопские иноки никогда не нанесут вреда ни растению, ни даже камню.
В VII–VIII вв. Аксумское царство, отрезанное от Красного моря, а следовательно, и от торговли, пало. Не стало городов, в которых сосредоточивались власть, ремесла, торговля, религиозный культ, образование и культура. Центром политической власти вместо прежней столицы стал походный лагерь царя, что было вполне обычным явлением и в раннефеодальной Европе. «Управлять государством, сидя во дворце, было невозможно. Чтобы держать страну в руках, приходилось беспрестанно разъезжать по ней во всех направлениях».
Торговля в Эфиопии перешла в руки странствующих мусульманских купцов, ремесло пришло в упадок и стало обслуживать только нехитрые потребности земледельцев. В этих условиях эфиопским монастырям пришлось взять на себя функции, которых они не знали во времена Аксумского царства. Во-первых, надо было христианизировать языческие земли юга страны, так как Эфиопия этого времени была страной «блуждающих столиц». И монахи бесстрашно двинулись в глубь языческих территорий, где начали возводить обители и просвещать местное население верой Христовой. Белое духовенство было им тогда плохим помощником, потому занималось совершением богослужений в уже возведенных храмах и обслуживало религиозные нужды своей христианской паствы.
Во-вторых, на монастыри легла обязанность по организации высшего богословского образования школяров. При местных церквах малолетние ученики, которых называли «псалтырными чадами», выучивались читать Псалтырь, иногда еще и писать. При некоторых монастырях существовали еще и «школы литургии», в которых молодых людей готовили к принятию сана и исполнению обязанностей иерея и дьякона. Таким образом, это было образование, которое молодой эфиоп получал, не покидая родного края.
Однако церкви нужны были и квалифицированные мастера хорового пения, которым в Эфиопии сопровождались все ритуальные действия и танцы. Нуждалась церковь и в знатоках церковного календаря, канонического права, патристики и т. д. Предоставить все это могли только монастыри и богатые соборы, которые располагали большими библиотеками и могли содержать штат ученых преподавателей. Однако подобных соборов было мало, к тому же благосостояние их зачастую оказывалось переменчивым, поэтому задачи организации высшего богословского образования в Эфиопии и выпали на долю монастырей, располагавших для этого большими возможностями. Царь и знать из-за кочевой жизни не могли иметь значительных книжных собраний, и если они заказывали переписать книгу, то не для себя лично, а чтобы подарить ее храму или монастырю. И заказывали они чаще всего такие книги, в которых те действительно нуждались: для новых церквей и монастырей – напрестольные Евангелия, для старых – требники и служебники, жития святых и др. Книги Ветхого и Нового Завета, писания святых отцов церкви и монашеские правила попадали в монастыри, где имелись отделения высшей богословской школы. В последних не только переписывали и сохраняли произведения официальной историографии, но и создавали собственную историографическую традицию.
Образование в обителях было бесплатным, но ученикам приходилось уходить из отчего дома. Нередко родители были против, не отпускали сыновей, потому что многие из студентов высшей богословской школы постригались потом в монахи и домой, естественно, уже не возвращались. Следует отметить и тот факт, что многих молодых людей манило не только желание продолжить учебу, но и романтика странствующей жизни.
С вступлением школяра в монастырь одеждой его становилась накидка из овечьей или козьей шкуры, пищей – собранные в дороге, а потом поджаренные зерна. На ремне через плечо у него висела сумка для подаяний, сплетенная из пальмовых листьев. Жизнь странствующих школяров была нелегкой: во время сбора подаяний их часто кусали собаки, они страдали и от голода, и от ночного холода; многие болели чесоткой и «куриной слепотой», которую даже называли «болезнью школяров». Многие из них, и ослепнув, продолжали учебу, поэтому слепой ученый с феноменальной памятью – нередкое явление среди богословов Эфиопии. Иногда именно такие незрячие получали титул «четырехглазого» – высшую степень богословской учености.