50 знаменитых сект
Шрифт:
Во время группового радения с помощью сдерживания дыхания и танцев сектанты доводят себя до экстаза, который воспринимается как единение со Святым Духом. Наибольших успехов в деле «единения», естественно, добиваются «христы» и «богородицы». К моменту, когда они достигали экстаза, некоторые из них начинали произносить то, что хлысты называли «пророчествами», — отдельные фразы или слова, непонятные окружающим. Хлысты называли то особое, невменяемое состояние, в которое впадали «христы», «хождением в духе». Способы достижения необходимого состояния могли быть разными. Например, быстрое вращение на пятке, тряска, прыжки. Вполне закономерно, что такие движения вызывали изменения в восприятии времени и пространства. Перед радением обычно осуществлялся непродолжительный пост, который также оказывал необходимое воздействие. В конце радения участники
«На лавках с одной стороны сидели мужчины, с другой — женщины… Все пели, призывая имя Иисуса Христа. Потом купец Иван Дмитриев затрясся всем телом, стал вертеться и кричать: „Верьте, что во мне Дух Святой и что я говорю, то говорю не от своего ума, а от Духа Святого“. Он подходил то к одному, то к другому и произносил такие слова: „Братец (или сестрица)! Бог тебе помочь! Как ты живешь? Молись Богу по ночам, а блуда не твори, на свадьбы и крестины не ходи, вина и пива не пей, где песни поют — не слушай, а где драки случатся, тут не стой!“ Если кого он не знал по имени, тому говорил: „Велмушка, велмушка, помолись за меня!“. А отходя от каждого, говорил: „Прости, мой друг, не прогневил ли я в чем тебя?“. Тот же Иван Дмитриев резал в кусочки хлеб, клал на тарелку с солью и наливал воды в стакан, подавал хлеб, приказывая есть ломтики на руке и прихлебывать воду из стакана, а потом, творя крестное знамение, прикладываться к стакану. Наконец, все, взявшись за руки, вертелись кругом посолонь, подпрыгивая, и при этом били друг друга обухами и ядрами, объясняя, что это означает сокрушение плоти».
Один из участников этого богослужения позже признался, что помимо обухов и ядер для бичевания использовались даже ножи, приделанные к длинным палкам. (Впрочем, такие жестокие процедуры практиковались далеко не на всех «кораблях».)
Немало споров вызывают у исследователей половые оргии на хлыстовских радениях. Многие свидетели описывают «разврат», которому якобы предавались участники христоверовских собраний. Действительно, религиозная экзальтация нередко влечет за собой половое возбуждение. Однако, факт оргий на радениях не доказан. Исследователь Панченко считает, что в данном случае мы имеем дело с обычным явлением — «вешанием всех собак» на гонимых обществом чужаков.
Как вы могли убедиться, отношение к сексуальным связям у хлыстов действительно было неоднозначным. Тут следует учесть, что хлыстовских и околохлыстовских групп в России было множество. Кто-то называл себя христовером, кто-то пытался создать собственное учение. Крайние, радикальные течения всегда находили себе последователей [112] . Нашлись, наверное, и те, которые видели в групповом разврате свой, особый путь к спасению. Тем более что радение меньше всего напоминало какой-нибудь урок в институте благородных девиц или концерт классической музыки.
112
Появились же (см. статью «Скопцы») среди хлыстов приверженцы оскопления!
В зависимости от степени посвящения в тайны секты христоверы делятся на три категории: первые участвуют только в беседах, вторые — в обыкновенных радениях, третьи совершают также годовые и чрезвычайные радения.
Изначально движение христоверов было движением крепостных крестьян, беглых солдат, беднейших, малообразованных слоев населения. Однако широкое распространение хлыстовства в обеих столицах — Москве и Петербурге — и экзотичность их обрядов, искренняя преданность идеалам вызвали большой интерес в самом высшем обществе. Интерес к хлыстам проявляли чиновники, церковники, дворянство еще в XVIII веке. В XX же веке хлысты стали объектом особого внимания русской творческой интеллигенции.
Сами хлысты утверждали, что, когда царь Алексей якобы приказал боярину Морозову изучить доклады о ереси и допросить их «Христа» Ивана Тимофеевича Суслова, беседы последнего произвели на Морозова благоприятное впечатление, и он отказался продолжать следствие.
Традиционное православие, древние славянские обряды и западноевропейская мистика в одном флаконе, который в переломные времена изрядно взбалтывался, — так характеризуют хлыстовство некоторые современные ученые. В XIX веке хлыстовские хороводы водили министр просвещения и духовных дел А. Н. Голицын, вице-президент Академии художеств А. Ф. Лабзин, президент комитета Российского библейского общества Р. А. Кошелев, художник В. Л. Боровиковский. Большой резонанс вызвало дело о петербургском кружке хлыстов Е. Ф. Татариновой, которая устраивала великосветские радения.
Творцы серебряного века, великие искатели и экспериментаторы начала XX века не прошли мимо удивительного явления русской культуры. Александр Блок гордился положительной оценкой сектантами его доклада в Религиозно-философском обществе, ходил на хлыстовские собрания. Некоторые хлысты считали Блока своим пророком. «С радостью и надеждой» писал о сектантах Вл. Соловьев. «Вот уж настоящий-то народ!» — восклицала 3. Гиппиус. Михаил Пришвин побывал в хлыстовских селах в Заволжье как ученый-этнограф, туда же ездил писатель Мережковский. Доходило до устройства обрядов, напоминающих хлыстовскую молитвенную практику — «надежда получить то религиозное в совокупном собрании, чего не могут получить в одиночном пребывании». В этих собраниях участвовали Вячеслав Иванов, Мережковский, Гиппиус, Бердяев, Сологуб, Розанов. Интересовался хлыстами и симпатизировал им Менделеев.
Любовь к стихии, поиск народной мудрости и энергии захлестнули не только Блока, но и императрицу, поддерживавшую Распутина. (Этот деятель по-своему подчеркнул всеобщее почитание хлыстовства, к которому он сам, похоже, не имел никакого отношения.) Писателей, поэтов, философов привлекала в секте идея коллективизма, открытость и энергичность. Хлыстовство стало для интеллигенции явлением гораздо более широким, чем, собственно, религиозная секта. «Хлыстом нужно родиться», — писал Розанов. Философ описывает тип беспокойного странника, ничем не удовлетворенного, причисляя к этому типу даже Лермонтова. «Это принцип и явление в своем роде всемирное, может быть, объемлющее и языческий и христианский мир. Просто такая психика!». «Хлыстовство — яркое цветное пятно на монотонном пятне нашей народной жизни…» Бердяев прославлял эротичность сектанства, считал его наиболее значительным явлением в народной мистике. «Подавайте нам Иоанна Грозного, — восклицали творческие личности начала прошлого века. — Эту хлыстовскую политику со скорпионами, обеднями, трезвонами и юродивыми… Богомерзкую и безумную… Она всему миру противна, но нас-то, русских, она одна и насытит…» [113] .
113
Иоанна Грозного от хлыстов отделяет сто лет. Но в данном случае, если смотреть на хлыстовщину как на синоним чего-то древнерусского и исконного, это и неважно.
Конечно, здесь мы имеем дело с обычной идеализацией просвещенным горожанином всего народного, «первоначального». Русским интеллигентам казалось, что их политические и религиозные идеалы уже осуществились среди собственного народа. Так или иначе, но писателям и поэтам удалось создать новый образ хлыстовства, который едва не затмил настоящую секту с ее зачастую бессмысленными и жестокими обрядами, безграмотностью, средневековыми запретами и запутанной идеологией.
Советская власть не жаловала хлыстов. Деятельность секты за последние сто лет практически сошла на нет. Некоторое распространение получило «окультуренное» христоверие — группы «Новый Израиль», «Новый союз духовного Израиля», «Новохристианский союз». У новых сект снималось большинство ограничений на пищу, разрешался гражданский брак.