50 знаменитых загадок древнего мира
Шрифт:
Но не только гонки квадриг увлекали его, он вообще был щедро и разнообразно одарен. Выходя на сцену, он блистательно вживался в роль, хорошо рисовал и ваял, сочинял неплохие стихи. Светоний признавался, что «держал в руках таблички и тетрадки с самыми известными его стихами, начертанными его собственной рукой». Особенно же увлекало Нерона пение, недаром его голос многим казался прекрасным. Император брал уроки у лучшего в то время учителя музыки – Терпна. По его совету часами лежал на спине, держа на груди свинцовые пластины, чтобы укрепить мышцы груди. Ежемесячно постился, поскольку это полезно для голоса; в такие дни он не ел ничего, кроме хлеба. Его прилежанию
Он учредил игры, получившие название Ювеналий, и сам выходил на сцену, чтобы играть на кифаре. Организовал цирковые и театральные представления, бои гладиаторов. Устроил пятилетние состязания по греческому образцу – Неронии, в которых соревновались атлеты, возничие, музыканты, риторы, поэты и певцы. Впоследствии Нерон, готовый петь перед публикой часами, сам получил здесь два первых приза.
Кажется, теперь ничто не омрачало ни его жизнь, ни жизнь Рима. Настало новое время, близилось царство свободы и искусства. Рай на земле. Победный венок, которым его наградили как лучшего музыканта, Нерон демонстративно положили к ногам статуи Августа.
Люди всей империи считали, что Нерон родился под счастливой звездой, так спокойны были они первые восемь лет его правления. Впоследствии такой выдающийся римский правитель, как Траян, назовет эти годы «счастливейшим временем Римской империи». В городах Италии и провинциях жизнь процветала как никогда. Рим не вел войн, не знал мятежей, а его юный император правил уверенно и разумно, не притесняя подданных. Его называли «арбитром гармонии и изящества». И мало кто знал, что страной фактически правил всемогущий советник Нерона – Сенека.
Это не смущало императора. Зато его взволновало одно странное знамение. «Среди этих событий возблистала комета, по распространенному в толпе представлению предвещающая смену властителя», – пишет Тацит. Теперь император был начеку. Еще никто не думал о заговорах, а доносчики уже докладывали Нерону, что многие в Риме хотят видеть у власти нового принцепса. Перед каждой трапезой он принимал особое снадобье, «митридатий» – противоядие, состоявшее из 54 ингредиентов. Все чаще взгляд его задерживался на двух фигурах – Сенеке и Бурре. Они напоминали ему худшие дни его жизни – дни войны с матерью. Ее смерть по его вине. Ему неприятны были эти люди. Он велел Сенеке – воспитателю, учителю, другу – удалиться из города.
В 62 году умер Бурр. Говорили, что император сам отравил его. Новым начальником преторианцев становится Тигеллин. О таком старшем друге можно было только мечтать. Стоило лишь Нерону намекнуть о своих опасениях (и неважно, кто давал для этого повод), как Тигеллин расправлялся с неугодными – нет человека, нет проблемы. У Нерона захватывало дух от радости. Рядом с ним не просто друг, но волшебник. Как легко, оказалось, бороться с любой бедой – «голову долой!».
Жена и сводная сестра, Октавия, давно стала Нерону в тягость. Он несколько раз пытался задушить ее, наконец, сослал, объявив бесплодной. Теперь же приказал расправиться с ней центурионам: «Голову долой!» Голову Октавии отрезали и отвезли в Рим, чтобы показать новой жене – Сабине Поппее. По словам Светония, Нерон безмерно любил Поппею, но в 65 году он убил и ее, «ударив ногой, больную и беременную, когда слишком поздно вернулся со скачек, а она его встретила упреками».
Все больше людей упрекало его – и все больше он убивал. Сжег Рим. Устроил массовые казни христиан.
Принудил к самоубийству Сенеку, попутно завладев состоянием этого богатейшего из римлян. Расправился со многими сенаторами, казня их
Наконец вся империя восстала. Никто не хотел защищать его. В те «окаянные дни» даже верные преторианцы терпеливо ждали денежных раздач, обещанных вождем мятежников, Гальбой. Нерон выехал в Остию и попытался собрать войско для борьбы с восставшими, но было поздно.
Нерон вернулся в Рим, во дворец на Палатине. Охраны не было. Он провел во дворце вечер, затем лег спать. Проснувшись около полуночи, он отправил всем тем, кто обычно участвовал с ним во дворцовых оргиях, приглашения во дворец. Никто не откликнулся. Он пошел по комнатам дворца, но тот был пуст. Нерон искал солдата или гладиатора, чтобы тот мог заколоть его мечом. Во дворце были только рабы. Вскричав: «У меня нет ни друзей, ни врагов», – Нерон выскочил из дворца с мыслью броситься в Тибр. Но у него не хватило силы воли.
Вернувшись во дворец, он нашел там своего вольноотпущенника, который посоветовал всеми покинутому императору отправиться на загородную виллу в 4 милях от города. В компании четверых преданных слуг Нерон добрался до виллы и приказал слугам выкопать для себя могилу.
Вскоре прибыл курьер, сообщивший, что Сенат объявил Нерона врагом народа и намеревается предать его публичной казни. Нерон приготовился к самоубийству, но воля вновь оставила его. Повторяя раз за разом фразу «Какой великий артист погибает!», он стал упрашивать одного из слуг заколоть его кинжалом. Вскоре послышался стук копыт. Поняв, что это едут его арестовывать, Нерон собрался, произнес строфу из «Илиады» – «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает» – и при помощи своего секретаря Эпафродита перерезал себе горло. Когда всадники въехали на виллу, они увидели лежащего в крови императора. Тот был все еще жив. Один из всадников попытался остановить кровотечение, но было поздно. Со словами «вот она – верность» Нерон скончался.
В 1990-е годы появилась книга итальянского историка Массимо Фини «Нерон – две тысячи лет клеветы», которая вызвала огромный интерес. В ней грозный тиран предстает в образе робкого, затравленного юноши, которого оклеветали в убийстве брата и которому пришлось убить мать только затем, чтобы спасти свою жизнь.
Но в памяти людей при одном упоминании имени Нерона неизменно возникает мысль о том, как горел Рим, подожженный по приказу императора, и как мучились христиане, казнимые на его глазах. Разве эту жестокость может что-либо оправдать?
Нерона оклеветали, утверждает Массимо Фини. В ясную, лунную ночь с 18-го на 19 июля 64 года в одном из районов Рима, в лавках при Большом Цирке, занялся пожар. Вскоре пламя охватило деревянные бараки и склады, мастерские и жилые дома, тесно сомкнутые друг с другом. Сильный ветер подхватывал пламя, раздувал его. В панике люди выбегали на улицу в поисках спасения. В эту ночь множество римлян не дожили до утра, сгорев в пламени или задохнувшись в дыму.
По воспоминаниям очевидцев, пожар продолжался шесть дней, а потом, едва стихнув, вновь возобновился, и еще три дня в Риме бушевало пламя. Три квартала из четырнадцати выгорели полностью; еще семь – в значительной степени. Лишь четыре городских квартала оказались не тронуты огнем. В этом страшном пожаре погибли многие храмы, редкие произведения искусства, свезенные со всего света, памятники архитектуры республиканского Рима. Ущерб, нанесенный городу, не поддавался оценке. Возможно, была уничтожена треть города. Количество же жертв было неизвестно.