50 знаменитых загадок истории ХVIII-ХIХ веков

Скляренко Валентина Марковна

Долгое время у королевской четы – Людовика XVI и Марии Антуанетты – не было детей. Это вызывало тревогу при французском дворе, но вселяло надежды в души графа Прованского и графа д’Артуа, младших братьев короля. Оба мечтали о троне, и оба в конце концов его получили, но вследствие множества загадочных событий. А в 1778 году, после хирургического вмешательства в организм Людовика XVI, в семье короля сначала рождается дочь Мария Тереза Шарлотта, а спустя три года – долгожданный дофин, Луи Жозеф Ксавье Франсуа. Появление на свет наследника внесло раскол в королевское семейство, и оба брата короля превратились в его врагов и даже затеяли целую кампанию, в попытке поставить под сомнение подлинность родства, в котором сам король явно не сомневался. Но вот когда 27 марта 1785 года Мария Антуанетта разрешилась от бремени вторым мальчиком, Людовик скупо записал в своем дневнике: «Роды королевы. Рождение герцога Нормандского. Все прошло так же,

как и с моим сыном». Тем не менее ребенка он признал, хотя большинство подозревало, что у королевы был любовник – шведский граф фон Ферзен, который встречался с ней наедине за девять месяцев до появления на свет Луи Шарля. Позднее Ферзен, узнав о смерти Луи Шарля в 1795 году, сделал в своем дневнике запись: «Это последний и единственный интерес, который у меня оставался во Франции. В настоящее время его больше нет и все, к чему я был привязан, больше не существует…» В отличие от первенца, Людовик очень редко называл ребенка сыном, а чаще именовал кроху герцогом Нормандским. Внести ясность в проблему отцовства не помогают даже прижизненные портреты Луи Шарля – на них у ребенка разные лица. Но на одном из них дофин очень похож на младшего брата Людовика XVI графа д’Артуа (будущий Карл X), что может свидетельствовать в пользу отцовства короля.

По всей видимости, Луи Шарль так бы и остался герцогом Нормандским, но 4 июня 1789 года его брат-дофин скончался от туберкулеза, и теперь наследником престола стал второй королевский сын. Достоверных сведений о первых годах жизни будущего Людовика XVII очень мало. Известно, что Луи Шарль был любимчиком матери и проводил с ней много времени. Мария Антуанетта читала малышу, пела, аккомпанируя себе на клавесине. Для его воспитательницы королева собственноручно составила характеристику сына, указав в ней, что он большой фантазер и часто путает выдумки с реальностью, очень чувствителен, пугается непривычного и боится собак. Воспоминания же других современников о дофине напоминают изложение «жития мученика» и мало соответствуют действительности.

На политическую сцену юный дофин выходит даже не с началом революции (1792 г.), а только после казни отца 21 января 1793 года. До этого была неудачная попытка побега, отмена королевского титула – все семейство Людовика XVI превратилось в «граждан Капет» – и заключение в Тампле. А 22 января 1793 года, узнав о смерти своего венценосного мужа, Мария Антуанетта на коленях присягнула сыну как своему королю – Людовику XVII. Следуя вековой традиции «Король умер – да здравствует король!» ему также присягнули сестра Мария Тереза, тетка по отцу Елизавета, камердинер Клери. По понятным причинам официальной коронации не было, но старший брат казненного монарха, граф Прованский, находившийся в эмиграции в Германии, объявил в специальной декларации, что он принимает на себя регентство до совершеннолетия своего племянника и назначает графа д’Артуа наместником королевства. А вслед за ним все ведущие европейские державы и даже республиканское правительство США признали нового короля. Отныне большинство роялистских выступлений как на территории Франции, так и за ее пределами проходили от имени или во имя Людовика XVII. Эмигранты чеканили монеты и медали с изображением малолетнего монарха, издавали документы от его имени и выдавали паспорта за его подписью.

Все это мало интересовало ребенка. И если якобинцы не решились умертвить Луи Шарля, то заставили немало помучиться. От него требовали показаний о кровосмесительном сожительстве с матерью, которое усмотрели в его сбивчивом рассказе о том, что Мария Антуанетта несколько раз якобы брала его в Тампле к себе в постель. На таком «свидетельстве» даже стоит подпись Луи Шарля. Восьмилетнему мальчику пришлось пережить казнь матери в октябре 1793 года, разлуку с самыми близкими ему людьми, сестрой и тетей, и «революционное воспитание» в башне-тюрьме Тампль. Растить истинного санкюлота из королевского отпрыска поручили сапожнику Симону и его жене. К Людовику XVII стали относиться как к сыну заурядного ремесленника, требовали принять революционные идеалы и даже отречься от памяти о высокородных родителях, нередко били за разные провинности. Но и это продолжалось недолго: вскоре было принято решение, что для его «воспитания» вполне достаточно и стражи, то есть ребенок остался предоставлен самому себе и о нем никто не заботился.

В июле 1794 года, после свержения Робеспьера и ликвидации якобинской диктатуры, содержание мальчика несколько улучшились. Предводители термидорианского режима – Баррас, Тальен и другие – пытались восстановить гражданский мир в государстве, заключить мир с соседними странами, объединившимися против нового французского режима. Например, Испания основным условием для заключения мира ставила освобождение Людовика XVII. Вожди молодой республики всерьез рассматривался вариант реставрации конституционной монархии во главе с девятилетним дофином. Первым шагом стало освобождение из Тампля его сестры Марии

Терезы. Ребенок же и не подозревал о такой возможности. Брошенный на произвол судьбы, он стремительно деградировал. Доктор Дессо, известный парижский медик, который был вызван к узнику по приказу Конвента, заявил, что нашел «умирающее… полностью заброшенное существо, опустившееся от самого жестокого обращения». Члены термидорианского Конвента, решавшие его судьбу, также неоднократно отмечали крайнее физическое истощение, болезненность, вялость и молчаливость на грани немоты. И пока шли тайные переговоры с монархистами об обеспечении Луи Шарлю достойных условий жизни и обсуждались проблемы регентства, ребенок угас в тюрьме.

Согласно официальной версии, Людовик XVII скончался от золотухи (наружного туберкулеза) в Тампле 8 июня 1795 года в возрасте десяти лет и двух месяцев. Тело мальчика вывезли из тюрьмы и захоронили на кладбище Сен-Маргерит во рву, куда сбрасывали останки казненных, уличных бродяг и нищих попрошаек. А его сердце, которое было изъято при вскрытии, следуя традиции сохранения королевских сердец, вначале хранилось заспиртованным в семье потомков врача Филиппа-Жана Пеллетана, который проводил вскрытие в Тампле. Позднее король и герцогиня Ангулемская отказались принять сердце Луи Шарля и поместить в базилику Сен-Дени, так как хирург не смог предъявить никаких доказательств его подлинности. В 1895 году сосуд с заспиртованным сердцем был передан Дону Карлосу Бурбону, герцогу Мадридскому, в то время являвшемуся наследником французских королей.

Нужно отметить, что смерть малолетнего заложника политических и дипломатических игр произошла уж слишком вовремя. Во-первых, она положила конец планам восстановления монархии, а во-вторых, с повестки дня автоматически снялся вопрос о судьбе Людовика XVII при переговорах с иностранными державами.

Однако сразу же начинаются разговоры о том, что Луи Шарль умер не своей смертью, а был отравлен. Тогда же появляется и версия, что в Тампле скончался подменыш, а Людовику XVII заинтересованные лица помогли бежать из тюрьмы. И хотя прошло уже более двух веков, историография этой проблемы составляет сотни томов, а споры до сих пор не утихают. Можно только представить, как будоражили общество того времени слухи о чудесном спасении дофина. Вот и Мария Тереза, герцогиня Ангулемская, до конца дней так и не была уверена в том, что ее брат умер. Ее завещание начиналось словами: «Моя душа соединится с душами моих родителей и моей тетки…» О брате ни слова. Кстати, большая часть европейских государств долгое время не признавала графа Прованского – Людовика XVIII – легитимным королем.

В Национальном архиве Франции хранится записка герцога де ля Фара, одного из ближайших сподвижников Людовика XVIII, ставшего после реставрации пэром Франции и кардиналом. Видимо, де ля Фар доверял тем сведениям, которые изложил в записке. Первым записан слух о причастности к спасению ребенка одного из лидеров термидорианцев, депутата Генеральных штатов и Конвента, члена Директории, одного из трех консулов Э. Ж. Сийеса. Причем герцог был не единственным, кто подозревал, что Сийес в этом замешан. Вторым шел факт о подозрительной смерти доктора Пьера-Жозефа Дессо, лечившего королевскую семью и, в частности, дофина в Тампле. Он скончался через день после посещения узника 30 мая 1795 года, а вслед за ним умерли и оба его помощника. По свидетельству супруги врача, муж скончался после обеда с несколькими членами Комитета общественной безопасности, во время которого он сообщил Комитету об ухудшении здоровья ребенка.

В записке де ля Фара имеются также сведения, что английское правительство провело собственное расследование и пришло к выводу, что не существует никаких серьезных доказательств смерти Людовика XVII, поскольку правдивость протокола вскрытия вызывает серьезные сомнения – дофин не мог скончаться от золотухи. (Современные медики, исследовавшие историю болезни Луи Шарля, обнаруживают у него симптомы туберкулеза, от которого в свое время умер его брат и дед.) В-четвертых, документ указывает на то, что об исчезновении знал и один из верных слуг правящей династии – маркиз де Буйе, который открыто писал своему сыну, что у него есть основания верить, что юный король жив.

Существует еще один факт, взятый из мемуаров Наполеона Бонапарта, якобы продиктованных им барону де Ламот-Лангону: «Предполагали, что дофин был освобожден из заключения с согласия комитетов, что другой ребенок заменил его и пал необходимой жертвой жестокосердной политики… Позднее я пожелал узнать, как все это произошло в действительности. Я потребовал представления протокола докторов и был удивлен фразой: «нам представили тело, о котором сказали, что оно – сына Капета». Это не могло служить доказательством, что это тело было телом дофина… Я распорядился произвести раскопки на кладбище, в месте предполагаемого нахождения трупа. Гроб, хорошо сохранившийся, был открыт в присутствии Савари и Фуше и найден пустым». Правда, записавший эти слова де Ламот-Лангон был известным мистификатором.